Читать интересную книгу Дворцовые тайны - Евгений Анисимов

У Суворова была семья, но жизнь семейная не удалась — не было более разных людей, чем он и его жена. Когда они обвенчались, ему было сорок три года, ей — княжне Варваре Прозоровской — двадцать три. Они были как будто из разных миров: он стар, она молода, он мал, некрасив, она — русская дородная красавица, он — чудак-воин, она — аристократка с массой светских предрассудков, он богат и скуп, она — мотовка, любящая жить на широкую ногу. И при этом родственные характеры — оба вспыльчивые, неуступчивые. Кончился этот брак плохо: долгий развод, скандалы. От него остались только сын и любимая дочка Наталья — «Суворочка», которой отец слал из походов нежные письма: «Кинбурн, 29 мая 1788 года. Любезная Суворочка, здравствуй!.. У нас уже давно поспели дикие молодые зайчики, уточки, кулички... Недосуг много писать. Около нас 100 корабликов, иной такой большой, как Смольный (дочь воспитывалась в Смольном институте. — Е. А.); я смотрю на них и купаюсь в Черном море с солдатами, вода очень студена и так солона, что барашков можно солить, коли буря, то нас выбрасывает волнами на берег. Прости, душа моя! Отец твой Александр Суворов». Отец хлопотал, как бы устроить дочь получше, выдал ее за брата Платона Зубова, Николая, и был рад породниться с фаворитом.

Деревенская жизнь

Но вот умерла Екатерина II. Пришедший ей на смену Павел I с трудом терпел Суворова — потемкинского генерала, а потом сослал его в Кончанское... Жизнь в Кончанском тянулась медленно. Суворов занялся хозяйством, устроил в имении театр из крепостных: «Васька комиком хорош, а трагиком лучше будет Никита, только должно ему поучиться выражению, что легко по запятым, точкам, двоеточиям, вопросительным и восклицательным знакам... В рифмах выйдет легко...» Прогуливаясь по имению, помещик все примечал: «Дворовые парни как дубы выросли, купить [им] девок... Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять... на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно». Потом построил парней и привезенных девок в две шеренги по росту, одна напротив другой, скомандовал одной «Налево!», другой «Направо!» и так образованные пары повел венчаться в церковь.

Сохранился словесный портрет Суворова тех лет: небольшого роста, худощав, морщинист, редкие седые волосы, небольшие бегающие голубые глаза проницательны, светятся энергией. Взгляд, движения отличались необыкновенной живостью. Он не знал покоя. Веселый, общительный, Суворов не вел жизнь анахорета, любил потанцевать — как он говорил, «попрыгать», выписывал из Москвы анчоусы, цветную капусту, вина пил мало, любил английское пиво — так кто же его не любит? Дома коротал время за ломберным столиком, играл в карты, шашки, домино. Вставал со светом, ходил много, рьяно молился в церкви. На зиму устраивал подобие зимнего сада — «птичью горницу»: кадки с деревьями, снегири, щеглы, синицы перепархивали с ветки на ветку. Здесь он прогуливался меж деревьев, принимал гостей.

Весной, на Святой неделе, птиц выпускали. Правда, тогда люди не знали, что все эти птицы немедленно погибали на воле.

Здесь лежит Суворов

И вот однажды, в 1799 году, покой ссылки нарушил гонец из столицы: император вызывает фельдмаршала. Суворов кинулся к столу и написал короткий и выразительный ответ: «Тотчас паду к ногам Вашего Величества». А потом был славный Италийский поход, победы над французами, героический переход через Альпы, чин генералиссимуса и... новая опала государя. Суворов приехал в Петербург, но его не встречали как триумфатора. Обиженный высочайшим невниманием, он сник, заболел. Когда его навестил Гаврила Державин, то Суворов спросил поэта, что тот напишет на его надгробии. Державин подумал и сказал: «Напишу просто: "Здесь лежит Суворов"». Умирающий был доволен — это было в его стиле!

Хозяин «русской Бастилии»: Степан Шешковский

Романтика застенка

Петропавловская крепость... Здесь в XVIII веке располагалась Тайная экспедиция — центральный орган политического сыска времен Екатерины II. Сюда три десятилетия подряд каждый день приезжал скромный, незаметный господин. Между тем, это был один из могущественнейших людей своего времени — Степан Иванович Шешковский, начальник Тайной экспедиции. Само его имя, окутанное мрачной таинственной славой, внушало ужас современникам, а уж те, кому доводилось с ним встречаться, помнили об этом до конца своих дней...

Не без приключений попал он на службу в сыскное ведомство. Сын московского подьячего, с юных лет Степан был пристроен родителем в Сибирский приказ. Многие мечтали тогда попасть в это связанное с несметно богатой Сибирью учреждение — сущие «серебряные копи» для чиновников. Однако юноша там не прижился, не прельстили его сибирские «златые горы и реки, полные вина». Как-то раз его командировали в Тайную канцелярию для переписывания срочных бумаг, а затем, после окончания работы, вернули обратно в Сибирский приказ. Но шестнадцатилетний канцелярист вдруг совершил неожиданный поступок: самовольно отправился в Петербург и вскоре вернулся в Москву с указом Сената о переводе его в Тайную канцелярию. Что же стояло за этим? Только одно — зов сердца, призвание, великая страсть к сыскной работе, к романтике застенка, а главное — стремление к необыкновенному ощущению тайного могущества, всезнания и особой доверенности власти. Это всегда влекло и влечет в «органы» молодых людей.

И Шешковский стал делать карьеру. Он усердно писал протоколы, допрашивал арестантов, делал доклады. И начальство было им довольно. Шеф Тайной канцелярии времен Елизаветы Пет ровны А. И. Шувалов дал ему такую характеристику: «Писать способен и не пьянствует, и при делах быть годен». Можно ли лучше аттестовать русского чиновника? Сам Шувалов был человеком занятым — служил камергером, а к тому же был еще предпринимателем, владельцем заводов, так что многие дела по Тайной канцелярии он поручал Шешковскому, которого даже поселил у себя в доме в роли своего «домашнего человека». К 1762 году тридцатипятилетний Шешковский уже набрался большого опыта сыскной работы и дослужился до асессора. А потом Екатерина II сделала его начальником Тайной экспедиции, реорганизованной из упраздненной Тайной канцелярии предшествующей поры. С годами Шешковский превратился не только в дворянина, но в важного вельможу: стал обер-секретарем Сената. К концу жизни он состоял в чине тайного советника «при особых порученных от Ея и. в. делах», имел ордена, награды, стал богат.

Доверие оправдаю!

По примеру своих предшественников на троне Екатерина II придавала политическому сыску, как одной из важнейших сторон своей государственной «работы», особое значение. При этом она знала толк в сыскном деле, увлеченно вникала во все тонкости того, «что до Тайной касается». Императрица сама возбуждала сыскные дела, писала «вопросные пункты», ведала расследованием важных преступлений, выносила или утверждала приговоры. Словом, государыня действовала как азартный профессионал, а Шешковский был ей в этом деле незаменимым, верным помощником.

Несомненно, Степан Иванович пользовался особым доверием императрицы, так как имел право внеурочного доступа к ней. Порой срочно и тайно его вызывали во дворец по каким-нибудь безотлагательным делам. Темными потайными переходами Шешковского проводили в личные апартаменты Екатерины, где она выслушивала его доклады. Авторитет начальника Тайной экспедиции у императрицы был высок. Она считала его непревзойденным мастером своего дела. Именно его в 1774 году она послала в Москву допрашивать Пугачева. В рескрипте Екатерина писала: «Шешковский... особливой дар имеет с простыми людьми разго варивать и всегда весьма удачно разбирал и до точности доводил труднейшия разбирательства». Во время следствия Шешковский так старался, что даже спал в соседней с Пугачевым камере. А задание ему государыня дала сложнейшее: узнать, кто из русской знати стоял за спиной самозванца. Шешковский уверенно доложил Екатерине: «Никого!» И она ему безоговорочно поверила. И потом многие годы верной и усердной службой он неизменно оправдывал доверие государыни. Как? Это был «фирменный секрет» Степана Ивановича.

Два сапога — пара

Конечно, императрица и начальник Тайной экспедиции были разными людьми. Образованная, пропитанная духом Просвещения, терпимости и гуманности, Екатерина была сторонницей права, закона, противницей насилия. Шешковский же был человек необразованный, жестокий и недалекий. Но вместе с тем самодержица понимала, что в России идеи либерализма, терпимости и законности приходят в противоречие с режимом неограниченной личной власти — ее власти, как и с желанием эту власть удержать во что бы то ни стало. Поэтому и при Екатерине II оказались возможны, допустимы многие неприглядные и «непросвещенные» методы сыска и репрессий, начиная с бесстыдного чтения чужих писем и кончая тайными казнями. И в этом деле достижения «покоя и тишины» трудно было найти соратника лучше Шешковского.