Буквально через несколько минут Паттон встретил второго солдата, находящегося приблизительно в таком же состоянии. На этот раз генерал потерял контроль над собой и так ударил солдата по голове, что каска с головы этого солдата полетела на землю. На этот раз врачи и сестры, преодолев естественную робость, встали между Паттоном и солдатом.
Однако оба солдата действительно страдали тяжелым психическим расстройством. Один из них был тяжело болен. Позднее врачи подтвердили, что в тот день у него была очень высокая температура. Вскоре Паттон взял себя в руки, чтобы продолжать осмотр госпиталя, и затем покинул его. Но все это время он продолжал громко говорить о трусости людей, утверждающих, что они страдают психоневрозом, и о том, что таким не следовало бы разрешать находиться в госпитале вместе с храбрыми ранеными солдатами.
Эта история моментально получила огласку во всем госпитале и соседних с ним частях. Вскоре ко мне поступил неофициальный доклад от хирурга, возглавлявшего госпиталь, а спустя несколько часов туда явилась группа корреспондентов, чтобы выяснить подробности инцидента. Их сообщения существенно подтверждали суть того доклада, который я уже получил от начальника госпиталя. Возник вопрос: что делать? В условиях боевых действий часто возникает необходимость, как это известно каждому ветерану боев, принимать жесткие меры, чтобы добиться выполнения обязанностей от каждого солдата. Будь то во взводе или батальоне, но если появляются любые признаки колебаний или отказа от выполнения своих обязанностей со стороны какого-либо лица, то они должны быть быстро и решительно подавлены. Солдаты не последуют с уверенностью за своим командиром в бой, если знают, что их начальник не потребует от каждого в подразделении в полной мере выполнять свои обязанности. Когда свистят пули, а безопасность и благополучие каждого в подразделении зависят от добросовестного выполнения им своих обязанностей, солдаты не потерпят слабовольного командира. Поступок Паттона, если бы он был совершен в боевых условиях, в рамках атакующего взвода, не стал бы проступком. Это был бы просто инцидент в бою, никто даже не придал бы ему значения, разве что подумал бы, что такой командир не простит трусости.
Но в силу условий и места, где произошел инцидент, проступок Паттона был серьезным, тем более что его совершил человек, имеющий высокое звание и служебное положение. Избиение рядового солдата и оскорбление его в условиях госпиталя было по меньшей мере жестокостью, хотя и объяснялось исключительно напряженным состоянием, в котором находился сам Паттон. При развитии успеха и преследовании противника требуется такой начальник, который не признает ничего, кроме необходимости идти вперед; чем больше он гонит людей вперед, тем больше жизней своих подчиненных он спасет. Он должен быть равнодушным к их усталости и безжалостно требовать от них отдать последние силы.
Все это я хорошо понимал и мог объяснить случившееся самому себе, хотя его поступок возмутил меня. Я считал, что Паттона нужно спасти для выполнения им своей роли в больших сражениях, которые нас ожидали и Европе, и тем не менее я должен был найти пути и средства, чтобы свести к минимуму урон, который принесет этот его импульсивный поступок, и увериться, что подобное больше не повторится. Я тогда был очень занят разработкой планов вторжения в Италию и не мог немедленно выехать на остров. В этих условиях я послал на Сицилию троих человек, к суждению, такту и честности которых относился с большим доверием. Одного из них я направил к генералу Паттону, другого - в госпиталь, где произошел инцидент, а третьему поручил посетить дивизии армии генерала Паттона, чтобы на месте удостовериться в степени распространения этой истории среди солдат и выяснять их реакцию на это. Я хотел не только получить доклады из разных источников, но и провести как можно быстрее полное расследование этого случая.
В результате расследования я пришел к выводу, что нужно сохранить Паттона. Я написал ему резкое письмо с выговором, в котором предупредил, что повторение им подобных проступков послужит причиной немедленного его отстранения с поста командующего.
Результаты Сицилийской кампании имели более глубокие последствия, чем просто разгром вражеского гарнизона. Напыщенный Муссолини был свергнут. Признаки неспокойствия и неудовлетворенности в итальянском народе становились все более заметными, и было очевидно, что Италия ищет наиболее легкого пути для выхода из войны. На место Муссолини в качестве премьера был поставлен старый фельдмаршал Пьетро Бадольо. Первые заявления премьера указывали на намерение его правительства продолжать войну, но было ясно, что это заявление сделано в надежде успокоить немцев и дать итальянцам возможность избежать репрессий со стороны высокомерного союзника.
На самом деле надежды Италии на независимые от немцев переговоры о капитуляции были слишком слабыми, потому что Муссолини позволил или был вынужден согласиться с проникновением во все итальянские правительственные органы бесчисленного количества немцев, готовых наброситься на союзника при первых признаках отказа от альянса и взять под свой контроль итальянский народ как формально, так и по существу. Однако несмотря на бдительность немцев, итальянское правительство, стремясь вступить с нами в контакт, послало агента в Лиссабон. Я направил туда двух своих доверенных офицеров - генерала Смита, начальника моего штаба, и бригадного генерала Кеннета Стронга, начальника разведки, позднее генерал-майора, - в качестве эмиссаров при подготовке безоговорочной капитуляции итальянских войск.
Затем началась серия переговоров, секретных обменов мнениями, тайных поездок секретных агентов и частых встреч в условленных местах. Составлялись различного рода планы, которые тут же отменялись в силу изменения условий. Одним из этих планов предусматривалась высадка крупного воздушного десанта возле Рима. В самый последний момент то ли страх итальянского правительства, то ли переброска немецких резервов, о которой нам сообщили итальянцы, - я так и не узнал, какая из этих причин, - вынудили их отказаться от намеченного плана. Но между тем бригадного генерала Максуэлла Тейлора, позднее храброго командира 101-й воздушно-десантной дивизии, в спешном порядке тайно доставили в Рим, где его личные приключения и приключения сопровождавшего его товарища составили еще одну яркую страницу всей этой захватывающей истории. За всю войну я не просил ни одного другого агента или эмиссара идти на такой риск, на какой шел Тейлор. Имея столь трудное поручение, он выполнил его безукоризненно, каждую минуту рискуя быть раскрытым и встретить свою смерть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});