Читать интересную книгу Озорство - Эд Макбейн

— А может быть, он найдется, мертвый и окровавленный, где-нибудь на дороге, — предположил Браун.

— Может быть, — откликнулся Карелла.

Но он так вовсе не думал.

Интуиция подсказывала сыщику, что Глухой жив и в один прекрасный день снова свалится им на голову.

— У Сары есть версия, почему он так себя назвал, — сообщил Мейер.

Сара — это была его жена.

Ни у кого не было желания выслушивать сарину версию.

За окнами дождь лил, не переставая, и сыщики зажгли свет в своей комнате, чтобы не сидеть в темноте. Всем им не давала покоя мысль — «И на этот раз упустили». Теперь вот жди, когда он снова объявится и станет дурачить нас своими новыми пакостями.

— По ее мнению, его имя образовано из итальянских и французских слов. Она ходит в школу иностранных языков Берлица, — рассказывал Мейер. — Ей хочется, чтобы мы переехали жить в Европу, как только я выйду в отставку.

Дождь барабанил по стеклам. По гладкому блестящему асфальту улицы шуршали шины автомобилей. Казалось, что на дворе худшее время зимы, но календарь свидетельствовал, что сегодня пятое апреля, и весна должна быть в разгаре.

— Она считает, что имя Сонни произошло от Son'io. Это по-итальянски значит «Я есть». Разговорная форма. А литературная звучит так: Io sono. Вот что думает Сара.

Карелла прислушался. И Браун тоже.

— Выходит, он говорит «Я есть Сэнсон» или просто «Я Сэнсон». Усекли?

— Нет, — признался Браун.

— Он сообщает нам, что он глухой, — растолковал ему Мейер.

— Как это? — переспросил Браун.

— Откуда Сара это взяла? — поинтересовался Карелла.

— Оттуда, как «Сэнсон» переводится с французского.

— Как же это слово переводится с французского?

— Переводится как «глухой».

— "Сэнсон" значит, что кто-то глухой? — допытывался Браун.

— Нет. Эта фамилия состоит из двух слов. Вот что думает Сара.

— Какие же это слова? — терпеливо расспрашивал Карелла.

— Sans и son. Не совсем уверен, что произношу их правильно. Если хотите, могу позвонить Саре, и она по громкоговорителю...

— Не надо, и так поймем, — остановил его Карелла. — Так как же переводятся эти слова?

— Sans значит без, a son значит звук. А все вместе — «Я беззвучный», то есть «Я глухой».

Карелла посмотрел на Брауна.

Браун посмотрел на Кареллу.

А за окнами лил дождь.

* * *

Паркер звонил по телефону-автомату, висевшему на стене в раздевалке. Он не был уверен, что Каталина Херрера обрадуется ему, и у него не было ни малейшего желания выслушивать дурацкие глупости местных шутников в случае, если бы он получил от ворот поворот. Сегодня воскресенье, в конце концов. И он звонит, чтобы сообщить ей, что в пятницу они закончили расследование дела.

Ее голос звучал, словно спросонок.

— Кэти? — спросил он.

— Si?

Ах, как он любил, когда она говорила по-испански!

— Детектив Паркер, — представился он. — Энди.

— О, привет, Энди.

— Как поживаешь?

— Прекрасно.

Она говорила тихо, глухо. Будто только что проснулась.

Может быть, это дождь наводит на нее сон? А на него дождь действовал совсем иначе. В дождливые дни он всегда чувствовал прилив сил. Вот поэтому-то и звонит ей.

— Ты, наверное, уже слышала, что мы довели дело до победного конца?

— Да, — ответила она. — Очень хорошо.

— И я так думаю, — отозвался он. — Извини, что не позвонил раньше. Было много бумажной работы. Нужно все оформить. Понимаешь?

— Да, — ответила она.

— Что новенького?

— Ты не звонил целых четыре дня, — сказала она. — Мы виделись в среду ночью, а сегодня уже воскресенье.

— Да, ты права, — согласился он. — Но ведь я гонялся за мужиком, который убил твоего сына, — напомнил он ей.

Надрывался, чтобы поймать его, хотел он было прибавить, но не стал. — И, разумеется, в конце концов сцапал его. Как ты знаешь...

— В среду мы любили друг друга, — произнесла она, — а ты звонишь только в воскресенье.

— Да.

Воцарилось молчание.

— Но ведь я же звоню тебе. Разве не так? — проговорил он.

Молчание.

— Можно мне приехать к тебе? — спросил он.

Молчание затянулось.

— Кэти, ну скажи что-нибудь?

Молчание становилось невыносимым.

Он подумал: «Эй, не слишком ли ты воображаешь из себя, сестренка? Ты ведь не одна такая красотка».

Но трубку не вешал, надеясь, что не позже чем через четверть часа она все-таки заговорит.

А она думала, что домик в лос-анджелесском пригороде, наверное, вовсе не для нее. В Америке такие, как она, могут только мечтать о Калифорнии. А еще Кэти подумала, что Паркер, возможно, и не такой порядочный, трудолюбивый мужчина, о каком она мечтала. Будет ли он жарить для нее барбекю, когда она, проработав весь день над сценарием, выйдет вечером в сад?

Кто знает, тот ли он мужчина, который ей нужен? Но шел дождь, сын ее ушел в мир иной, и она осталась одна.

— Конечно, приезжай, — ответила она и повесила трубку.

* * *

Клинг тоже звонил по телефону-автомату и по той же причине, что и Паркер. Ему не хотелось опозориться в таком многолюдном месте, как комната следственного отдела. И он не желал стать посмешищем ребят, с которыми вместе работал и которым часто вверял свою жизнь. И вообще из участка ему не хотелось звонить, хотя там телефоны-автоматы были на каждом этаже. Полицейский участок — это маленький город, слухи и сплетни там распространяются очень быстро. Зачем ему нужно, чтобы кто-то услышал, как он будет мямлить нечто невразумительное, когда на другом конце провода ему скажут, что не желают с ним разговаривать? А он чувствовал, что такое вполне может случиться.

И вот он стоял под проливным дождем, в квартале от участка, защищенный одним лишь пластмассовым колпаком, и крутил диск телефона-автомата, набирая номер, который узнал в справочном отделе полицейского ведомства и записал на клочке бумаги. Эта бумажка уже вымокла под дождем.

Услышал ответный звонок. Один, другой, третий, четвертый, пятый...

Ее нет дома, подумал он.

Шестой, седьмой...

— Алло?

Он вздрогнул, услышав ее голос.

— Алло, — ответил он. — Шейрон? Командир Кук?

— С кем имею честь говорить?

Резкий голос, в котором звучало нетерпение. А дождь лил и лил, не переставая. Сейчас повесит трубку, подумал он.

— Это Берт Клинг, — ответил он.

— Кто?

Голос звучал все еще резко и в то же время чуть смущенно.

— Детектив Берт Клинг, — повторил он. — Мы... э-э... познакомились в больнице.

— В больнице?

— В начале недели. Тогда ранили женщину-полицейского из бригады спасения заложников. Джорджию Моубри.

— Да?

Пытается вспомнить его. Незабываемая встреча, подумал он. Неизгладимое впечатление.

— Я был тогда с детективом Берк, — объяснял он, готовый оставить свою затею. — Рыжеволосая женщина из бригады спасения заложников. Она стояла рядом с Джорджией, когда...

— Да, вспомнила, — отозвалась Шейрин. — Как поживаете?

— Прекрасно, — ответил он и, не медля ни секунды, выпалил:

— Я звоню вам, чтобы выразить соболезнование по поводу этой утраты.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Я понимаю, что должен был бы позвонить раньше...

— Нет-нет, я ценю ваше участие.

— Но мы расследовали одно очень сложное дело...

— Понимаю.

Джорджия Моубри умерла в среду вечером. А сегодня воскресенье. Шейрин вдруг подумала, к чему все это. Когда зазвонил телефон, она читала газеты. Прочитала о вчерашних беспорядках в парке. Черные и белые буйствовали.

Черные и белые стреляли друг в друга, убивали друг друга.

— Так что...э...я знаю, как все это сложно и трудно, — продолжал он. — И я...э-э...сейчас подумал, что мне следовало бы выразить вам свое...э-э...сочувствие.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Помолчали.

— Э-э...Шейрон, — начал он.

— Меня зовут "Шейрин, — поправила она его.

— А разве я не так сказал?

— Вы произнесли Шейрон.

— Точно, — подтвердил он.

— А правильно Шейрин.

— Понял, — смутился он.

— Через "и", — уточнила она.

— Да, — сказал он, — точно. Спасибо. Простите. Шейрин, правильно?

— Что это я слышу? — спросила она.

— Что такое?

— Какой-то звук.

— Звук? А, это, должно быть, дождь.

— Дождь? Откуда вы звоните?

— С улицы.

— Из телефонной будки?

— Нет, никакой будки здесь нет. Просто маленький навес.

И вы слышите, как по нему барабанят капли дождя.

— Так вы стоите под дождем?

— Выходит, так.

— А разве в следственном отделе нет телефона?

— Есть, конечно, но...

Она ждала.

— Я... э-э... не хотел, чтобы кто-нибудь подслушивал.

— Почему же?

— Потому что я...я не знал, как вы отнесетесь к... этому.

— К чему этому?

— Моему...приглашению...пообедать со мной.

Молчание.

— Шейрин?

— Да?

— Вы начальство и все такое прочее, — продолжал он. — Заместитель командира.