Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Телеграмма пришла поздно вечером, когда я собирался ложиться спать, а Холмс взялся за один из тех химических опытов, которые обычно затягивались на всю ночь, когда с вечера я оставлял его уткнувшим нос в реторты и пробирки, а утром, спускаясь к завтраку, заставал на том же месте точно в такой же позе. Он вскрыл желтый конверт и, взглянув на послание, бросил его мне.
– Узнайте расписание поездов в «Брэдшо», – сказал он и снова обратился к химическим исследованиям.
Послание было кратким и тревожным.
«Пожалуйста, будьте завтра днем в Винчестере в гостинице “Черный лебедь”, – говорилось в нем. – Умоляю, приезжайте! Я не знаю, что мне делать. Хантер».
– Вы поедете со мной? – поднял на меня глаза Холмс.
– Конечно.
– Тогда загляните в расписание.
– Есть поезд в половине десятого, – сказал я, пролистав справочник. – В Винчестер он прибывает в одиннадцать тридцать.
– Подойдет. Анализ ацетона, пожалуй, придется отложить. Утром нам могут понадобиться силы.
На следующий день в одиннадцать часов мы уже были на пути к древней столице Англии. Холмс еще на лондонском вокзале обложился утренними газетами и всю дорогу был занят их изучением, но, когда мы въехали в Хемпшир, отшвырнул их в сторону и стал смотреть в окно. Этот весенний день выдался на удивление приятным. По прозрачному голубому небу с запада на восток медленно плыли маленькие пушистые облака. Солнце светило вовсю, но в воздухе чувствовалась бодрящая прохлада. Вокруг, до самых холмов Олдершота[48], разбросала краски только-только начавшая появляться первозданно-зеленая листва, среди которой мелькали красные и серые крыши фермерских домиков.
– Не правда ли, чудесная картина! – воскликнул я с чувством, простительным для человека, только что дышавшего ядовитым лондонским туманом. Но в ответ Холмс мрачно покачал головой.
– Знаете, Ватсон, – сказал он, – человек с таким складом ума, как у меня, не может смотреть на все вокруг иначе как с мыслью о деле. Вы видите эти разрозненные дома и замечаете их красоту. Когда я смотрю на них, я думаю лишь о том, насколько они изолированы и как безнаказанно можно совершать в них любые преступления.
– Господи! – изумился я. – Да кому придет в голову связывать преступления с этими милыми старыми домами?
– Они всегда внушали мне определенный страх. Я убежден, Ватсон, и убеждение это основано на опыте, что самые мрачные и отвратительные трущобы Лондона видели на своем веку намного меньше зла, чем эта милая взору сельская местность.
– Вы меня пугаете!
– Но этому есть очень простое объяснение. В городе общественное мнение делает то, чего не в состоянии обеспечить полиция. Нет такой улицы, на которой крик истязаемого ребенка или звук побоев не привлек бы к себе внимания и не вызвал бы шума. К тому же вся машина правосудия находится так близко, что любая жалоба может привести ее в действие, и от преступления до тюрьмы путь очень короткий. Но посмотрите на эти одинокие дома, каждый из которых окружен полем. Здесь живут бедные, забитые люди, которые почти не знают законов. Представьте только, какая дьявольская жестокость, какая неимоверная порочность может процветать в подобных местах годами и оставаться безнаказанной. Если бы эта обратившаяся к нам за помощью девушка уезжала в Винчестер, я бы за нее совершенно не беспокоился. Опасность представляют те пять миль, которые отделяют ее от города. Хотя лично ей опасность, очевидно, не грозит.
– Да, раз она может приехать в Винчестер на встречу с нами, значит, может в любое время сбежать.
– Совершенно верно. Она свободна в своих действиях.
– Тогда что же могло случиться? Вы можете как-нибудь это объяснить?
– Я продумал уже семь различных версий, каждая из которых основана на известных нам фактах. Но какая из них верна, можно будет понять только после того, как появится свежая информация, которая, не сомневаюсь, нас уже ждет. Я уже вижу башни собора, скоро мы узнаем, что же хочет рассказать нам мисс Хантер.
«Черный лебедь» оказался вполне приличной гостиницей на главной улице города, совсем недалеко от вокзала. Там мы и встретились с юной леди. Она ждала нас в гостиной, на столе уже стоял легкий обед.
– Я так рада, что вы приехали! – горячо воскликнула она. – Хорошо, что вы вдвоем откликнулись на мою просьбу. Поверьте, я действительно не знаю, как быть. Ваш совет мне сейчас просто необходим.
– Прошу, расскажите, что с вами произошло.
– Сейчас, только мне нужно торопиться, потому что я пообещала мистеру Рукаслу вернуться не позже трех. Я сегодня утром отпросилась у него съездить в город, но он даже не догадывается, с какой целью.
– Изложите все по порядку. – Холмс вытянул к огню длинные худые ноги и приготовился внимательно слушать.
– Во-первых, о том, как мистер и миссис Рукасл ко мне относятся, я ничего плохого сказать не могу. Даже наоборот. Но я их не понимаю, и что-то меня тревожит.
– Чего же вы не можете понять?
– Причину их поведения. Но лучше я расскажу все по порядку. Когда я приехала, мистер Рукасл встретил меня здесь и отвез на своей двуколке в «Медные буки». Как он и говорил, поместье это находится в очень красивом месте, только сама усадьба вовсе не так красива. Это старый квадратный дом с выбеленными стенами, которые из-за плохой погоды и дождей давно отсырели, покрылись пятнами и потрескались. С трех сторон вокруг – леса, с четвертой – поле, которое тянется до дороги на Саутгемптон. Дорога эта огибает усадьбу, и от дверей дома до нее примерно ярдов сто. Земля между ними относится к поместью, но леса вокруг принадлежат лорду Саутэртону. Небольшая рощица буков прямо перед фасадом дала название всему поместью.
Мой работодатель сам отвез меня домой. Он был очень любезен и в тот же вечер познакомил со своей женой и ребенком. Предположение, которое мы посчитали возможным у вас на Бейкер-стрит, мистер Холмс, оказалось неверным. Миссис Рукасл не сумасшедшая. Это молчаливая женщина с бледным лицом, намного младше своего мужа, вряд ли ей больше тридцати. Ему же, по-моему, никак не меньше сорока пяти. Из их разговоров я поняла, что женаты они около семи лет, он был вдовцом, и его единственный ребенок от первой жены – это та дочь, которая уехала в Филадельфию. Мистер Рукасл как-то, когда рядом не было жены, объяснил мне, что уехала она потому, что по какой-то непонятной причине невзлюбила свою мачеху. Но я могу себе представить, как дочери, которой никак не могло быть меньше двадцати, неловко было жить рядом с молодой женой отца.
Миссис Рукасл показалась мне какой-то бесцветной и внешне, и по складу характера. Она не произвела на меня ни плохого, ни хорошего впечатления – пустое место. Заметно, что она души не чает в своем муже и сыне. Ее светло-серые глаза перебегают с одного на другого в надежде предугадать их желания и по возможности предупредить. Он к ней очень хорошо относится, разговаривает с ней в своей грубовато-добродушной манере, и, по большому счету, их можно назвать счастливой парой. Но у этой женщины есть какая-то тайна. Она часто как бы уходит в себя, глубоко задумывается, и тогда на лице ее возникает скорбное выражение. Много раз я заставала ее в слезах. Поначалу мне казалось, что ей не дает покоя поведение ее сына, потому что никогда еще я не видела такого злобного, испорченного ребенка. Для своего возраста он маленький, только голова у него непропорционально велика. Вся его жизнь состоит из каких-то яростных припадков веселья, прерываемых жалобным нытьем. Похоже, этот мальчик не знает других развлечений, кроме как доставлять боль существам более слабым, чем он сам. Он так искусно ловит мышей, маленьких птиц и насекомых, что диву даешься. Но о нем я говорить не буду, мистер Холмс, потому что он к моей истории не имеет отношения.
– Я бы хотел знать все подробности, – заметил мой друг, – независимо о того, кажутся они вам значимыми или нет.
– Постараюсь не пропустить ничего важного. В доме меня сразу же неприятно удивила одна вещь: внешний вид и поведение слуг. Их всего двое, это супружеская пара. Толлер, так зовут мужчину, – откровенно грубый и невоспитанный человек. У него седоватые волосы и бакенбарды, и от него постоянно несет спиртным. С тех пор как я живу в их доме, я уже дважды видела его пьяным, но мистер Рукасл, похоже, этого вовсе не замечает. Жена Толлера, очень высокая и сильная женщина с печальным лицом, так же неразговорчива, как миссис Рукасл, только гораздо менее приветлива. В общем, крайне неприятная пара. К счастью, я большую часть времени провожу в детской и у себя в комнате, они расположены рядом.
Мои первые два дня в «Медных буках» прошли тихо и спокойно. На третий день миссис Рукасл спустилась после обеда в гостиную и что-то шепнула мужу на ухо.
- Сфинкс - Оскар Уайлд - Проза
- Сын Яздона - Юзеф Игнаций Крашевский - Историческая проза / Проза
- С ними по-хорошему нельзя - Раймон Кено - Проза
- Маска свирепого мандарина - Филипп Робинсон - Проза
- Сиддхартха. Путешествие к земле Востока (сборник) - Герман Гессе - Проза