Как показывают эти примеры, самозванцы 1920-х гг. чаще имели обыкновение выдавать себя не за самих знаменитых людей, а за их родственников. Позже, в сталинскую эпоху, распространенная практика просьб и ходатайств в адрес сильных мира сего породила особый вариант, когда автор ходатайства представлялся адресату давно пропавшим из виду родственником и просил о материальном вспомоществовании. К. Е. Ворошилов, долгое время занимавший пост главнокомандующего Красной армией, член Политбюро, получал так много подобных писем, что они образовали особый раздел в его архиве{623}.[238]
«Братья Луначарского» любили также прикидываться старыми большевиками или героями революции и Гражданской войны. Знаменитый пример — тридцать «сыновей лейтенанта Шмидта» в «Золотом теленке»{624}. В реальной жизни самозванство этого типа часто бывало долгосрочным проектом, а не разовой авантюрой (как в романе Ильфа и Петрова). Старые большевики и революционеры, герои Гражданской войны пользовались рядом привилегией: они имели право на первоочередное получение жилья, дополнительные пайки, доступ в закрытые магазины, а также вполне могли рассчитывать на персональную пенсию и хорошие перспективы продвижения по службе. Громов, мошенник, о котором писал Гольфо Алексопулос, однажды объявил себя партизаном, сражавшимся в Гражданскую войну на стороне красных: в 1920-х — начале 1930-х гг. в Сибири и других местах существовал официальный статус «красного партизана», дававший определенные льготы его обладателю{625}.[239] Авантюрист Сергей Месхи, перебравшийся в начале 1920-х гг. с Кавказа в Москву, выдавал себя за «старого большевика», «героя Гражданской войны» и даже «27-го бакинского комиссара». Благодаря этому он сделал весьма успешную карьеру, дослужившись в середине 1930-х гг. до поста директора московского отделения «Интуриста»{626}.
Необычайную историю человека, неоднократно и подолгу носившего чужую личину, для которого притворство и грандиозные авантюры стали образом жизни, недавно обнаружил в одном московском архиве Гольфо Алексопулос. Самозванец Громов начал свою удивительную карьеру с того, что представлялся инженером и начальником промышленных новостроек. «Громов… разгуливал в форме сотрудника ОГПУ со значком партизана. В любой организации он говорил, что пришел по поручению наркома Микояна»{627}.[240]
Самозваное присвоение официального статуса лежало в основе огромного множества советских афер. Один мошенник «раздобыл военную гимнастерку и начал являться в различные учреждения под видом командира Красной армии»{628}, другой выдавал себя за следователя Прокуратуры СССР{629}. Леонид Иноземцев, образованный человек с культурными манерами, для своих махинаций мастерски пользовался телефоном. Притворяясь сотрудником правительственного аппарата, он звонил родным недавно умерших советских функционеров среднего звена и говорил, что в знак признания выдающихся заслуг покойного им предоставляется возможность заказать продукты и другие товары по низким ценам из закрытого магазина для элиты. (Система «закрытого распределения» по особым спискам, существовавшая в течение всей сталинской эпохи и еще долго после нее, тесно срослась со «второй экономикой» и давала повод для многих злоупотреблений.){630} Люди делали заказ, Иноземцев уславливался с ними о встрече в определенном месте, чтобы передать продукты, а когда заказчики приходили, забирал у них деньги и исчезал{631}.
Некто Халфин, уроженец Тифлиса, специализировался на том, что разыгрывал по телефону роль советского начальника или его секретаря и давал сам себе фальшивые рекомендации.
«Нужна, например, Халфину машина, — он немедленно звонит в гараж какого-нибудь наркомата:
— Алло! Подайте машину наркома.
И через несколько минут Халфин едет в машине.
От имени МК комсомола Халфин рекомендует себя на работу: “К вам придет прекрасный парень. Всячески рекомендую комсомольца Халфина”. А вслед за этим разговором в учреждение является и сам “прекрасный парень”».
Подобные уловки помогли Халфину в 1931 г. устроиться секретарем в один из отделов Наркомата внешней торговли. Когда у него попросили документы, он немедленно ушел с работы. Все так же, с помощью телефона, он получил новое место — консультанта в Наркомате юстиции: «…Но здесь его вскоре разоблачили. Халфина пригласили к следователю, арестовали и дали “путевку” в горсуд, который приговорил авантюриста к 2 годам заключения»{632}.
Бывали особо изощренные аферы, когда изобретались целые государственные учреждения, с эффектными аббревиатурами в названии, со своими бланками, официальными печатями, штампами и прочими бюрократическими аксессуарами. Некий А. Левяго, потеряв работу в техническом институте, чтобы добыть денег, решил создать собственное мифическое ведомство — Центральное управление по оказанию научно-технической помощи и внедрению новейших достижений в строительную промышленность (сокращенно ЦУНТП). Действуя предположительно под именем бывшего сослуживца по институту, Левяго открыл счет в сберегательном банке, заказал печать и штамп. Затем он стал от имени ЦУНТП рассылать по школам и другим учебным заведениям предложения приобрести плакат в честь экспедиции челюскинцев стоимостью 21 рубль, каковую сумму следовало перевести на счет ЦУНТП[241]. В скором времени на счету оказалось 18 000 руб., хотя ни одного плаката Левяго так и не выслал{633}.
В 1930-е гг. такой же трюк, говорят, проделали два журналиста — не с целью наживы, а чтобы продемонстрировать уязвимость бюрократии перед лицом находчивых мошенников. Они поставили себе задачу легитимировать мифическую организацию и получить заказы на предлагаемую ею столь же мифическую продукцию. Заговорщики с помощью некой хитрости сумели раздобыть официальный штамп несуществующего Всесоюзного треста по эксплуатации метеоритных металлов, напечатали бланки и послали ряду промышленных предприятий письма с предложением поставить высококачественный металл, полученный из метеоритов, которые (как утверждал дутый трест) должны в ближайшем будущем в определенные дни упасть в Средней Азии. Несмотря на всю нелепость предложения, на него откликнулось множество различных экономических ведомств, в том числе Автомобильный трест, предложивший автомобили в обмен на металл. Ответные письма были предъявлены в Государственный банк, который ссудил крупную сумму на расширение деятельности треста. Затем заговорщики запросили у Наркомата тяжелой промышленности разрешение на строительство завода для обработки их «особых металлов» — и тут, наконец, кто-то почуял неладное. К большому разочарованию журналистов, им запретили публиковать эту историю, поскольку она выставляла на посмешище слишком много должностных лиц{634}.[242]
Провинциальные советские управленцы в 1920-1930-е гг. сильно зависели от визитов уполномоченных разных учреждений и членов политического руководства, которые регулярно наезжали к ним с проверкой или для наведения порядка. Подобная практика также порождала злоупотребления. Уже известный нам Громов, как мы помним, выдавал себя на Дальнем Востоке за эмиссара наркома продовольствия А. И. Микояна{635}. Другой мошенник, проворачивая свои делишки в провинции, представлялся скромнее — «московским уполномоченным Главпрофобра[243]». Этот «ученик Остапа Бендера», как назвали его «Известия», открывал в провинциальных городах платные курсы по бухгалтерскому учету за 120 рублей (с оплатой вперед), рекламируя их с надлежащим соблюдением всех советских формул (например, члены партии и комсомола принимались на курсы в первую очередь). Занятия начинались лекцией «Место бухгалтерского учета в мировой экономике». После столь многообещающего вступления жулик скрывался вместе с собранными деньгами{636}.[244]
Одна из самых странных историй с участием мнимых «уполномоченных» произошла в 1927 г. в Джетысуйской области Казахстана, где коммунист по фамилии Мухаровский объявил себя уполномоченным «московского центра» партийной оппозиции. Мухаровский, по-видимому, действительно принадлежал к небольшой группе местных сторонников оппозиции (за что был исключен из партии), а также мошенником, вытянувшим у казахских организаций 9 000 рублей и новую пишущую машинку. Однако роль представителя «московского центра» он, скорее всего, играл в попытке шантажировать местных руководителей промышленности, поскольку от имени этого «центра» передавал им требование скрывать, из тактических соображений, их предполагаемые симпатии к оппозиции, но поддерживать ее дело, помогая деньгами исключенным оппозиционерам, в частности самому Мухаровскому{637}.[245]