Читать интересную книгу Черный пролетарий (СИ) - Юрий Гаврюченков

Это было что-то очень важное, часть того, что знал враг, но у Жёлудя замерло сердце и он не думал вступать в диалог со злодеем, способным открыть личные тайны.

— Ты… — рептилоид запнулся, уразумев, что у парня есть будущее и что это может сейчас лично для него значить.

Контроль над молодым лучником ослаб. Перед лицом воплощённой смерти в памяти Жёлудя всплыла картина — школьный спортзал, перед строем сидящих в сейдза учеников ходит по татами опаляющий взглядом тренер Гексанитрогексаазаизовюрцитиэль, работающий в полную силу, и говорит: «Сила Удара таким образом направляема должна быть, что, не оставляя видимого Следа, наносит тяжёлые внутренние Повреждения, приводящие к прекращению Жизненых Функций».

Именно так бил отец. О прямом ударе командира Щавеля ходили легенды. Жёлудь никак не мог постичь принципа, но сейчас понял.

И он также понял, что бить не обязательно, а можно направить Силу иначе.

И финансовый аналитик это понял. Зрачки его расширились в толстое веретено. Он пропустил начало движения. Оно было сложным и многосоставным, в нём участвовало всё тело Жёлудя, начиная с ноги. Бёдра, корпус, рука, пальцы — они собрались в точке приложения Силы, и всё кончилось.

Голова финансового аналитика тряхнулась. Он осознал, что проклятый полуэльф держит в руке оторванный галстук, который агонально обкручивается о кулак, играя цветами смерти.

Со стороны выглядело, как будто Жёлудь не торопясь подошёл к противнику, стремительно дёрнул за галстук и оторвал. Ничего особенного.

В глазах финансового аналитика помутилось. Свет померк. И он умер.

Жёлудь по-эльфийски грациозно развернулся на пятке, освобождая противнику место, чтобы упасть. Рептилоид грохнулся на колени как подрубленный и завалился мордой в пол.

Жёлудь скомкал и сунул в карман обмякший галстук.

— Вот теперь давай делать ноги! — когда битва кончилась, Михан взял на себя инициативу по эвакуации из зоны бедствия.

Не став дожидаться следующей атаки, парни передали Брюску и негра выбежавшей из подсобки мадам, а сами направились к выходу.

— А потом москвичи искренне удивляются, почему их не любят, почему их везде бьют, — тараторил Михан, почувствовав, что его отпустила трава, и торопился загладить косяки.

Они осторожно встали возле бархатной портьеры, исправно отгораживающей интимный салон от внешнего мира. Прислушивались, не решаясь высунуть нос. На улице творился форменный кавардак — звон разбитых окон, истошные вопли, команды, запрещённый допиндецовым законом рабоче-крестьянский мат и даже обсценная лексика. Обсценная лексика! Настолько мощно сломались духовные скрепы, что из людей прорвался весь лексикон сквернословия, в котором прежде безобидное название насекомого «тля» обрело зловещий характер непределённого артикля кудреватой похабщины.

— Слыхал? — тихо спросил Михан, побледнев, когда его ушей достиг леденящий кровь глагол, опознанный лишь благодаря генетической памяти.

— Даже не представляю, как такое возможно, — одними губами ответил Жёлудь и добавил, проявив дальновидность: — Теперь дети наслушаются и будут повторять.

Михан представил и окаменел.

— Что, мальчики, — радался за спиной сиплый голос, — тряхнём стариной?

Отмахавшийся от обязанностей сиделки Бобо раздобыл кожаные штаны и был не прочь совершить вылазку в город греха. По его мнению, она была безопаснее ожидания в крысиной норе «Чертогов», представляющих собой самый настоящий капкан.

Голый до пояса, с колыхающимися грудями и пунцовым самотыком наотлёте, он выглядел настолько провокационно, что Жёлудь стушевался.

— Накинь, — он снял куртку и кинул её трансвеститу. — Прикрой срам, иначе все орлы будут наши.

Бобо на лету поймал куртку, надел, застегнулся и стал из китайской валькирии похож на обыкновенного ходю.

— В тамбуре дубинка должна быть, — сообщил он заботливо. — Возьмите.

— У меня вон что есть, — сын мясника показал старый обвалочный нож.

В бордель больше никто не ломился, но ждать становилось всё страшнее и страшнее. Жёлудь нетерпеливо отдёрнул портьеру. В прихожей было спокойно. Створка двери оказалась наполовину отжатой, через эту щель и протискивались погромщики.

— Дубинка под вешалкой, — напомнил трансвестит.

Жёлудь сунулся, под руку сразу попалась приблуда длиной полтора локтя из тяжёлого дерева. Задубевшую красную кожу плотно держали поблекшие латунные гвоздики. Жёлудь взвесил. Дубинка сутенёра легла как влитая. В ней чувствовалась намоленность.

— Выводи нас отсюда, — приказал он китайцу.

Бобо скользнул к проёму, неслышный как змея. Приналёг на створку, но не сильно, выглянул. Предусмотрительность была спасительной. На крыльце переминался с ноги на ногу топ-топ менеджер, сигналя конкурентам, что объект захвачен, и ожидая приглашения зайти и присоединиться к процессу наживы.

Трансвестит кошачьим движением вынул из руки Михана нож, просочился в проём, хрястнул самотыком по кумполу замечтавшегося курьера и тут же полоснул лезвием по горлу. Подхватил под мышки и затащил хрипящее тело в тамбур. Парни зацепили его с обеих сторон. Податливая тушка, вряд ли осознающая, что с последними каплями крови истекают последние секунды её бытия, познеслась по воздуху в угрюмую прихожую, предначертанную стать норой последнего упокоения. Топ-топ менеджер подрыгался под вешалкой и затих.

Улица Красных фонарей была залита всеми оттенками цвета буйства плоти. Плоть валялась на тротуаре в чёрных лужах с вишнёвыми отблесками огней. Плоть ползла по мостовой, исходя последними частицами жизни, лишённая скальпа и покрытая кровью настолько плотно, что не разобрать, женщина это, мужчина или ещё кто. Потемневшая плоть копошилась возле дома напротив, из окон которого валил розовый и оранжевый от огня дым. Сосредоточенно пробегали мастеровые хаоса, держа наготове инструмент. Проносились несчастные обитатели Шанхая, за ними увлечённо следовали охотники.

Смерть нагрянула в садок, переполненный ходями, и с неведомой целью прорежала его беззащитных обитателей.

Наверху борделя взметнулся стон и вой сразу нескольких человек — через задний проход внедрилась новая волна погромщиков.

— Сваливаем! — дёрнулся Михан.

Улица, по которой носились головорезы, душегубы и отпетые грешники, была предпочтительней.

Они протиснулись мимо заклинившей створки. Топот на втором этаже прервался треском рамы и звоном стекла. Беглецы шарахнулись. Окружённый осколками, на землю шмякнулся мосластый мешок. Он застыл, как изломанный картонный паяц, коим на ярмарке потешает детей балаганщик. Мужчина в бежевом исподнем трико неестественно вывернул голову. На лбу виднелась глубокая вмятина, словно жестянщик отрихтовал большим молотком с круглым набалдашником. Жёлудь узнал радетеля за несчастных ходей, который в баре заказывал китайские яства и, не обретя искомого, довольствовался предложенным. Последней трапезой либерала стали тухлые яйца, а финальным зрелищем — харя люмпена, ворвавшегося в нумер использовать своё своё право убивать, грабить и жечь, данное зовом Ктулху.

Кривляющийся защитник угнетённых окончил дни в облике паяца.

— Гасимся! — нервно поторопил Михан. — Веди нас, китаёза.

Бобо оценил обстановку, соскочил с крыльца и устремился прямо по тротуару, парни за ним. Аккуратно перешагивали через тела убитых, не суетились, но шли проворно.

— Главное, не бежать, — Бобо говорил, не оборачиваясь, но громко, не боясь быть услышанным. — Не оглядывайтесь. Не вертите головами и не мельтешите как терпилы.

В его словах имелся резон. Если двигаться уверенно среди хаоса, можно было сойти за своих среди хаоситов, где боятся только жертвы и ведут себя соответствующе. Но не оглядываться было невозможно. Их окликнули. Неразборчиво и вопрошающе. Возглас повторился с угрозой. Оставшийся без ответа был недоволен, что его игнорируют. По праву сильного он ринулся получить свою долю внимания.

Впереди уже виднелись экипажи и прохожие, двигающиеся по проспекту Льва Толстого, когда погромщики распознали смело разгуливающего китайца, а парней рядом с ним, не собирающихся убивать ходю, сочли за мутных. Вдобавок, троицу преследовал пьяный работяга, выражающий гнев и претензии к ним.

Координатор в красной куртке воздел руки.

— Взять их! — скомандовал он случившимся поблизости бойцам и подбодрил посылом: — Wgah'nagl fhtagn!

— Бежим! — смекалистый Бобо видел, что к проспекту им преградили путь и назад нету хода, и рванул в боковую улочку, парни за ним. И хотя Жёлудь рискнул бы прорваться, Михана смутило Красное Затмение. Он метнулся вслед за испугавшимся Бобо, и Жёлудю ничего не осталось кроме как бежать за ними и не отставать. Втроём шансов отбиться было больше.