Читать интересную книгу ПСС, т.1 - Владимир Ленин

В самом деле, если мы возьмем содержание программы «Р. Б—ва», — все эти регу­лирования переселений и аренды, все эти дешевые кредиты, музеи, склады, улучшения техники, артели и общественные запашки, — то увидим, что она действительно пользу­ется громадным распространением во всей «серьезной и порядочной печати», т. е. во всей либеральной печати, не принадлежащей к крепостническим органам или к репти­лиям . Идея о необходимости, полезности, настоятельности, «безвредности» всех этих мероприятий пустила глубокие корни во всей интеллигенции и получила чрезвычайно широкое распространение: вы встретите ее и в провинциальных листках и газетах, и во всех земских исследованиях, сборниках, описаниях и т. д., и т. д. Несомненно, что, ежели бы это принять за народничество, — успех громадный и неоспоримый.

Но только ведь это совсем не народничество (в старом, привычном значении слова), и успех этот и это громадное распространение вширь достигнуты ценой опошления на­родничества, ценой превращения социально-революционного народничества, резко оп­позиционного нашему либерализму, в культурнический оппортунизм, сливающийся с этим либерализмом, выражающий только интересы мелкой буржуазии.

нию сельского населения?), принимается болтать вздор о «начетчиках» и т. п. См. Приложение П. (На­стоящий том, стр. 320. Ред.)

284 В. И. ЛЕНИН

Чтобы убедиться в последнем, стоит обратиться к вышеприведенным картинкам разложения крестьян и кустарей, — а картинки эти вовсе не рисуют каких-нибудь еди­ничных или новых фактов, а просто представляют попытку выразить политико-экономически ту «школу» «живоглотов» и «батраков», существование которой в нашей деревне не отрицается и противниками. Понятно, что «народнические» мероприятия в состоянии только усилить мелкую буржуазию; или же (артели и общественные запаш­ки) должны представить из себя мизерные паллиативы, остаться жалкими эксперимен­тами, которые с такой нежностью культивирует либеральная буржуазия везде в Европе по той простой причине, что самой «школы» они нисколько не затрагивают. По этой же причине против таких прогрессов не могут ничего иметь даже гг. Ермоловы и Витте. Совсем напротив. Сделайте ваше одолжение, господа! Они вам даже денег дадут «на опыты» — лишь бы отвлечь «интеллигенцию» от революционной работы (подчеркива­ние антагонизма, выяснение его пролетариату, попытки вывести этот антагонизм на дорогу прямой политической борьбы) на подобное заштопывание антагонизма, прими­рение и объединение. Сделайте одолжение!

Остановимся несколько на том процессе, который вел к такому перерождению на­родничества. При самом своем возникновении, в своем первоначальном виде, теория эта обладала достаточной стройностью — исходя из представления об особом укладе народной жизни, она верила в коммунистические инстинкты «общинного» крестьянина и потому видела в крестьянстве прямого борца за социализм, — но ей недоставало тео­ретической разработки, подтверждения на фактах русской жизни, с одной стороны, и опыта в применении такой политической программы, которая бы основывалась на этих предполагаемых качествах крестьянина, — с другой.

Развитие теории и пошло в этих двух направлениях, в теоретическом и практиче­ском. Теоретическая работа была направлена главным образом на изучение той

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 285

формы землевладения, в которой хотели видеть задатки коммунизма; и эта работа дала разностороннейший и богатейший фактический материал. Но этот материал, касаю­щийся преимущественно формы землевладения, совершенно загромоздил от исследова­телей экономику деревни. Произошло это тем естественнее, что, во-первых, у исследо­вателей не было твердой теории о методе в общественной науке, теории, выясняющей необходимость выделения и особого изучения производственных отношений; а во-вторых, — собранный фактический материал давал прямые и непосредственные указа­ния на ближайшие нужды крестьянства, на ближайшие бедствия, угнетающим образом действующие на крестьянское хозяйство. И все внимание исследователей сосредоточи­лось на изучении этих бедствий, малоземелья, высоких платежей, бесправия, забитости и загнанности крестьян. Все это было описано, изучено и разъяснено с таким богатст­вом материала, с такими мельчайшими деталями, что, конечно, если бы наше государ­ство было не классовым государством, если бы политика его направлялась не интере­сами правящих классов, а беспристрастным обсуждением «народных нужд», — оно ты­сячу раз должно бы убедиться в необходимости устранения этих бедствий. Наивные исследователи, верившие в возможность «переубедить» общество и государство, со­вершенно потонули в деталях собранных ими фактов и упустили из виду одно — поли­тико-экономическую структуру деревни, упустили из виду основной фон того хозяйст­ва, которое действительно угнеталось этими непосредственными ближайшими бедст­виями. Результат получился, естественно, тот, что защита интересов хозяйства, угне­тенного малоземельем и т. д., оказалась защитой интересов того класса, который дер­жал в руках это хозяйство, который один только и мог держаться и развиваться при данных общественно-экономических отношениях внутри общины, при данной системе хозяйства страны.

Теоретическая работа, направленная на изучение того института, который должен бы послужить осно-

286 В. И. ЛЕНИН

ванием и оплотом для устранения эксплуатации, привела к выработке такой програм­мы, которая выражает собой интересы мелкой буржуазии, т. е. того именно класса, на котором и покоятся эти эксплуататорские порядки!

В то же время практическая революционная работа развивалась тоже совсем в не­ожиданном направлении. Вера в коммунистические инстинкты мужика, естественно, требовала от социалистов, чтобы они отодвинули политику и «шли в народ». За осуще­ствление этой программы взялась масса энергичнейших и талантливых работников, ко­торым на практике пришлось убедиться в наивности представления о коммунистиче­ских инстинктах мужика. Решено было, впрочем, что дело не в мужике, а в правитель­стве, — и вся работа была направлена на борьбу с правительством, борьбу, которую вели одни уже только интеллигенты и примыкавшие иногда к ним рабочие. Сначала эта борьба велась во имя социализма, опираясь на теорию, что народ готов для социализма и что простым захватом власти можно будет совершить не политическую только, а и социальную революцию. В последнее время эта теория, видимо, утрачивает уже всякий кредит, и борьба с правительством народовольцев становится борьбой радикалов за по­литическую свободу.

И с другой стороны, следовательно, работа привела к результатам, прямо противо­положным ее исходному пункту; и с другой стороны получилась программа, выра­жающая только интересы радикальной буржуазной демократии. Собственно говоря, процесс этот еще не завершился, но он определился, кажется, уже вполне. Такое разви­тие народничества было совершенно естественно и неизбежно, так как в основе док­трины лежало чисто мифическое представление об особом укладе (общинном) кресть­янского хозяйства: от прикосновения с действительностью миф рассеялся, и из кресть­янского социализма получилось радикально-демократическое представительство мел­кобуржуазного крестьянства.

ЧТО ТАКОЕ «ДРУЗЬЯ НАРОДА» 287

Обращаюсь к примерам эволюции демократа:

«Надо заботиться о том, — рассуждает г. Кривенко, — чтобы вместо всечеловека не сделаться всероссийской размазней, переполненной только смутным брожением хоро­ших чувств, но неспособною ни на истинное самоотвержение, ни на то, чтобы сделать что-нибудь прочное в жизни». Мораль превосходная; посмотрим, к чему она прилага­ется. «В этом последнем отношении, — продолжает г. Кривенко, — я знаю такой обид­ный факт»: жила на юге России молодежь, «одушевленная самыми лучшими намере­ниями и любовью к меньшему брату; мужику оказывалось всяческое внимание и поч­тение; его сажали чуть ли не на первое место, ели с ним одной ложкой, угощали ва­реньями и печеньями; за все ему платили дороже, чем другие, давали денег — и взай­мы, и «на чай», и просто так себе — рассказывали об европейском устройстве и рабо­чих ассоциациях и т. д. В той же местности жил и один молодой немец — Шмидт, управляющий или, вернее, просто садовник, человек без всяких гуманитарных идей, настоящая узкая формальная немецкая душа (sic??! !)» и т. д. И вот, дескать, прожив 3— 4 года в этой местности, они разъехались. Прошло еще около 20 лет, и автор, посетив край, узнал, что «г. Шмидт» (за полезную деятельность переименованный из садовника Шмидта в г. Шмидта) научил крестьян виноградарству, которое им дает теперь «неко­торый доход» рублей по 75—100 в год, вследствие чего о нем сохранилась «добрая па­мять», а «о господах, только питавших хорошие чувства к мужику и ничего существен­ного (!) для него не сделавших, даже памяти не сохранилось».