– Это было бы бесполезно. – Для Финч снова сверкнул луч надежды. – Те времена прошли.
– Да, – сказал он, – те времена прошли. И мы уже другие. Но я не могу тебе сказать, что нас ждет впереди и что мне делать.
– Потому что не можешь свернуть с этого пути.
– А ты смогла бы связать свою жизнь с человеком, не зная, когда с ним расстанешься? И на какое время? С человеком, который все время сталкивается с новыми врагами?
– Лучше так, чем жить одной и знать, что уже рассталась навсегда, – бесстрашно ответила Финч.
– Финч! – тихо сказал он.
Сначала его поцелуй был нежным, но затем Росс прижал ее к себе так крепко, что Финч почувствовала всю силу его отчаяния. Обхватив ее лицо руками, он целовал ее настойчиво и страстно.
– А теперь спи, – нетвердым голосом сказал он. – Скоро все начнется.
Она знала, что он прав.
– Да. Но сначала я должна сказать тебе, что я...
– Нет, – проговорил он, приложив палец к ее губам. – Лучше не надо.
Она замолчала, Росс тоже больше не проронил ни слова. Он уснул первым. Вслушиваясь в его дыхание, Финч положила ему руку на сердце.
– Куда бы я ни пошла, я буду с тобой, любовь моя, – прошептала она. – Я буду чувствовать биение твоего сердца. Я люблю тебя.
Глава 26
– Он не сказал, когда приехал? – спросила у Зебедии Эванджелина, как только они поднялись на крыльцо того дома на Пиккадилли, который указал Шервуд. – Я не знала, что он собирается приехать в Лондон.
– Тише!
– Это не похоже на меблированные комнаты. Как вы считаете, кто здесь хозяин?
– Тише!
– Ну хорошо, – прошептала она, – но почему мы должны не шуметь, если здесь живет мой муж, который нас сюда вызвал? И почему нельзя просто позвонить в дверь?
– В письме говорится, что мы должны войти бесшумно. Они обошли первый этаж, но, хотя в одной комнате горела лампа, нигде не было никаких признаков Шервуда.
– Возможно, мы слишком долго добирались и он уже уехал, – предположила Эванджелина. – Он мог уехать на Мейфэр-сквер.
– Нет.
Раздавшийся сзади звук заставил Эванджелину схватиться за сердце, но это был всего лишь шедший следом Артемид. Приложив палец к губам, он с преувеличенной осторожностью поднимался по лестнице. Несмотря на все эти меры, он тем не менее постоянно ухитрялся с шумом натыкаться на перила и стены.
Недовольно нахмурившийся Зебедия, однако, ничего ему не сказал, продолжив подъем на второй этаж.
Меблированной здесь была только одна комната – спальня. В камине догорал огонь.
– Мне тут не нравится, – хриплым голосом сказал Артемид. – Надо убираться подобру-поздорову.
– Придержи язык, – ответил Зебедия. – Я сейчас зажгу свечу.
Он так и сделал. Пламя свечи озарило аскетически обставленную комнату, в которой привлекала внимание массивная кровать красного дерева с необычно высоким тюфяком.
– Посмотрите, – сказала Эванджелина, поспешно подойдя к бюро темного дерева, украшенного медными завитушками. – Это принадлежит Шервуду. – Она взяла серебряную щетку с его инициалами, но тут ее внимание привлек стоявший рядом раскрытый кожаный портфель. Шервуд носил в нем важные бумаги. – Он должен быть здесь. Он никогда с ним не расстается.
Зебедия не ответил. Повернувшись, Эванджелина увидела, что он стоит с противоположной стороны кровати.
– Проклятие! – сквозь зубы прошипел он. – Что здесь произошло?
– Говорил я тебе, что мне тут не нравится, – сказал Артемид. – Мистер Тримбл утром снова с нами свяжется. Наверное, он пошел немного поразвлечься. О, простите мой длинный язык, миледи!
Она ненавидит этого человека.
– Он никуда не ушел. Леди Эванджелина, подождите нас внизу.
Эванджелину охватило дурное предчувствие. Вместо того чтобы уйти, она неверной походкой сделала несколько шагов в сторону Зебедии.
– Что такое?
Он покачал головой:
– Не подходите ближе. Артемид, ты можешь это объяснить?
– Я? – Кучер пожал плечами. – Откудова мне знать? Чего объяснить?
Эванджелина подошла к дальнему краю кровати и, обойдя ее, увидела наконец то, что видел Зебедия.
Она закричала и продолжала кричать до тех пор, пока чья-то грубая рука не заткнула ей рот. Дыша перегаром, Артемид нагнулся к ней и сказал:
– Заткнись, ты, глупая сука! Сейчас все сбегутся посмотреть, что случилось.
Эванджелина задрожала так, что колени ее подогнулись и она опустилась на пол. Грубо схватив за грудь, Артемид поднял ее на ноги. Эванджелина отчаянно сопротивлялась, но он держал ее слишком крепко.
Под кроватью неподвижно лежал распростертый Шервуд. Голова его склонилась набок, открытые глаза смотрели пустым взглядом мертвеца.
Крик замер у Эванджелины в горле. Она неотрывно смотрела на шею Шервуда, на которой отчетливо виднелась тонкая синевато-багровая полоса.
– Задушили бечевкой, – сказал Зебедия.
– Я так полагаю, у него были посетители из Рантуса. Его мог убить тот, кому нужна эта шкатулка.
Эванджелина снова попыталась освободиться.
– Что у тебя на уме? – спросил Зебедия.
– Ну, ты сам знаешь. – Артемид прижал к себе ее бедра. – Я кой-чего приготовил для вас, миледи!
– Отпусти ее, – сказал Зебедия. – Сейчас нет возможности...
– Возможность как раз есть! – прервал его Артемид. – Ты будешь следующий. А теперь моя очередь.
– У нас много других дел. Иди к экипажу и наблюдай. Я посмотрю, что здесь есть, и приду как можно быстрее. Нужнв решить, что делать дальше.
Эванджелина закрыла глаза, но снова их открыла, когда, к ее удивлению, Артемид выполнил приказ Зебедии и освободил ее. Отпустив ее, он, однако, сильно толкнул женщину, так что она упала на четвереньки.
– Мы должны все закончить без этого надутого мистера Тримбла. Тому, кто платит, все равно, кто выполнит его поручение.
– Ты забыл, что мы не знаем, кто это, – тихо сказал Зебедия. Сорвав с постели простыню, он завернул в нее тело Шервуда. – Пока я не найду в его бумагах хоть какой-то намек, наша работа бессмысленна, ты это понимаешь?
– Что вы имеете в виду? – спросила Эванджелина, которая была на грани обморока. – Вы же работали на Шервуда.
– Да, – все тем же тихим голосом произнес Зебедия, – но Шервуд работал на кого-то еще, а теперь мы должны сами закончить эту работу. Иди, Артемид. Нельзя терять ни минуты.
Тяжело ступая, кучер вышел из комнаты – очевидно, он решил, что никакие меры предосторожности больше не нужны.
Эванджелину всю трясло, зубы ее стучали. Одолевавший ее страх только усилился, и она стала плакать – сначала тихо, потом плач перешел в рыдания. Шервуд был жестоким человеком, но она не желала ему такой ужасной смерти.