– У наших казаков обычай таков: где просторно, тут и спать ложись! Нет того, чтобы подумать о барине, устроить ему как лучше! – отчитывал Прошка разбуженного вестового.
Ванюшка привык к брюзжанью Прошки – только улыбался.
– Да чего ты, Прохор Иваныч, взъелся? Александр Васильевич сами захотели жить в палатке, – оправдывался казак.
– Захотели, захотели, – хмуро повторял денщик. – Не знаешь разве Ляксандру Васильича? Ему лишь бы к солдату поближе! А твоя-то голова где была? Этакий человек – и на холоду, в палатке. У тебя на уме завсегда только одно: нажрался, да и на боковую.
Казак смущенно молчал.
– Вон же мазанки есть, – продолжал Прошка, оглядываясь. – Кто в них живет?
– Офицеры да генералы, – ответил Ванюшка.
– Наш-то главнее их всех. Они, молодые, в тепле, а он, старик, шестьдесят годов, и в холоду… Сымай живо палатку!
Прохор сложил палатку на телегу, туда же взвалил сено и поехал прямо к ближайшей мазанке. Она показалась ему неплохой – в ее крохотных окошечках каким-то чудом уцелели тусклые стекла.
– Кто здесь живет, братец? – спросил Прошка у солдата, рубившего возле мазанки тростник.
Прохор глянул и подумал: «Ну и сторонка, прости Господи, – то навозом топят, то тростником!»
– Их высокоблагородие майор князь Друцкой-Соколинской, – не без важности ответил солдат.
Прошка невольно улыбнулся, – экий чин, подумаешь!
– Ну так вот, братец, собирайся немедля и съезжай! – сказал он, слезая с телеги.
Княжеский денщик так и застыл от удивления с тесаком в руке.
– Здесь будет жить сам его сиятельство граф генерал-аншеф Ляксандра Васильевич Суворов-Рымникской, понял? – отчеканил Прошка и стал спокойно закуривать трубку. – А ну, ребятки, подсобите парню уложиться! – кивнул он фурлейту и ехидно улыбавшемуся Ванюшке.
Княжеский денщик даже не возражал – так подействовала на него эта спокойная уверенность Прошки.
– Ничего, – как бы оправдывался он, – мы вон в тую мазанку переберемся. Там наш секунд-майор Юрковский живет. Давеча квартермистр приезжал, сказывал, много войска придет и здеся какой-то принц Хистальский будет жить. Так пусть лучше свой, русский, живет! Печка тут справная, вьюшки только нет. Я крышку от манерки пристроил. И тростнику я вам, дяденька, оставлю… – заискивающе тараторил княжеский денщик.
Мазанка была не Бог весть что, но все-таки в ней – стол, лавка, печь. Все же не на ветру, не на морозе.
Прошка знал, что Александр Васильевич осерчает на него за этот переход. Если бы не штурм, Суворов в мазанке все равно не ужился бы, но сейчас ему не будет времени вникать во все. Не за этим ходит.
Так оно и вышло: Александр Васильевич сначала сильно напустился на Прошку: да как ты смел, да кто тебе велел? Но Прошка только сопел носом. А потом поставил на стол горшок щей и сказал:
– Кушайте лучше, стольки дней без горячего.
И Суворов уселся обедать.
Не успел он отобедать, как стали приходить генералы: длинноносый хитрый Рибас, красавец Платов и старый знакомый – генерал Кутузов.
Суворов поехал вместе с ними смотреть крепость, – как всегда, не доверял никаким планам, все хотел проверить сам.
Прошка тоже пошел посмотреть поближе на Измаил, – издалека чернели его высокие стены и каменные бастионы. Прошка не подошел к крепости так близко, как Суворов со своей свитой. По генералам даже начали стрелять с крепости из ружей.
«И чего, прости Господи, лезть на рожон? Вот, не ровен час, подстрелят! – недовольно думал он, с тревогой следя за белой канифасной курткой Суворова. – Еще не хватало, чтоб басурманы ударили по ним из пушки!»
Но турки, видимо, не придавали никакого значения этой небольшой группе, – чем могла она угрожать Измаилу? Турки даже перестали стрелять по Суворову из ружей. Его маленькая каска с зеленой бахромой продолжала мелькать почти под крепостными стенами. Суворов показывал, куда должны быть направлены атакующие колонны.
А Прошка не приблизился и на пушечный выстрел.
«Береженого и Бог бережет. И отсюда увижу», – думал он.
Прошка остановился у расположения какого-то полка мушкатеров и внимательно разглядывал турецкую твердыню. Отсюда ее стены, кое-где обшитые камнем, были еще выше, чем казались издалека. Прошка только качал головой:
– Вот так крепость! Одно слово – неприступная.
– Что, дяденька, глядишь, каков пирожок, по нашим ли зубам? – весело спросил у него какой-то солдат.
– Стены-то, стены! – качал головой Прошка. – А пушек сколько!
– Стены, никак, четыре сажени, – словоохотливо сообщил мушкатер.
– А ты почем знаешь, что четыре? – спросил Прошка.
– У нас в полку лестницы делают.
– А под стенами что, ров? – расспрашивал Прошка.
– Кабы ров, а то, дяденька, настоящая река: шесть сажен ширины да глубины, сказывают, пять.
– Ишь ты, проклятущая! – вырвалось у Прошки.
VI
Хатенка была маленькая – от порога до красного угла едва семь шагов. Суворов ходил и думал.
Ждать больше нечего. Войска Павла Потемкина вернулись все. Его богатыри, апшеронцы и фанагорийцы, пришли вчера из Бырлада с маркитантами. Батареи насыпаны, лестницы и фашины для штурма делают в каждом полку. К вечеру окончат рыть ров и насыпать такой же четырехсаженный вал, как в Измаиле. Ночью сегодня Суворов покажет солдатам, как забрасывать фашинником ров, как приставлять лестницы и лезть на вал. Пора слать измаильскому сераскеру письмо Потемкина с предложением сдать крепость.
Суворов улыбнулся, вспомнив, какую приписку сделал светлейший в конце своего письма к туркам:
«К исполнению назначен храбрый генерал граф Александр Суворов-Рымникский».
Суворова турки хорошо знают. Топал-паша надолго останется у них в памяти!
Александр Васильевич шагнул к столу, присел и, взяв бумагу, написал:
«Сераскеру, старшинам и всему обществу. Я с войском сюда прибыл. 24 часа на размышление для сдачи – воля, первые мои выстрелы – уже неволя. Штурм – смерть».
Помахал листком, чтобы высохли чернила. Сложил длинное потемкинское письмо и свою коротенькую записку и подал адъютанту, сидевшему на лавке у окошка:
– С трубачом к Бендерским воротам. К остальным – копии. У Михаила Иллариновича есть мулла; пусть переведет по-турецки.
– Слушаюсь, – ответил адъютант, принимая письма и направляясь к двери.
– Погоди, – остановил его Суворов. – Трубач и казак. Письма на дротик. Затрубить. По отзыву – дротик с письмами воткнуть и отъехать назад. Дожидаться ответа. Понял?
– Точно так!
– Погоди. При них обязательно офицер, знающий турецкий язык. И чтоб поживее.
VII
Суворов соскочил с коня, бросил поводья вестовому и вошел в мазанку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});