— Плохо, что его по башке ударили, — сказал Дону Одноглазый. Он когда-то служил палачом и разбирался в ранах лучше всяких докторов. — Если Клим выживет, то у него в голове может заклинить: тут помню, а тут не помню… Или еще чего похуже.
Клим постоянно бредил, перемежая русскую, испанскую и английскую речь, и Дон несказанно удивился, когда понял, что его спаситель женат на Нине Купиной.
— Нашел с кем связаться! — возмущался он. — Конечно, формы у нее — что надо, но жениться на такой — упаси Господь! Ты что, не знаешь, что она крутила роман с Даниэлем Бернаром?
— Знаю, — тихо отозвался Клим.
Дон Фернандо вздрогнул.
— Отдыхай-отдыхай! Я ничего такого не говорил: тебе все приснилось.
Получив телеграмму от Даниэля, Фернандо ответил, что Рогов погиб во время обстрела. Вряд ли мистер Бернар хотел пожелать ему скорейшего выздоровления, а Дон поклялся отплатить Климу добром за добро.
Между тем его дела шли хуже и хуже. В красочном и весьма достоверном бреду Клим много раз видел, как его переваливают на носилки и хоронят.
— Напиши Нине, что я, кажется, отстрелялся, — то и дело просил он.
Дон шикал на Клима:
— Я написал ей, успокойся! Уже пять писем отправил и десять телеграмм. — Он стал суеверным, как китайская бабка, и боялся даже заикаться о смерти.
Целыми днями Дон молился Святой Деве, чтобы она оставила Клима в живых:
— Ну что Тебе стоит его спасти? Хочешь, я «Радуйся, Мария» тысячу раз прочитаю? Или пожертвую всем нашим священникам кожаные подметки для башмаков — у меня есть запас на складе!
Фернандо дошел до того, что пообещал Святой Деве встать на путь истинный и больше не иметь дела с преступным миром. После этого Клим сразу пошел на поправку.
— Мы теперь как братья! — радовался Дон. — Ты меня вытащил из-под пуль, а я тебя отмолил у смерти. Ты ведь не католик? Ну тогда бы ты сразу попал в ад. А так еще поживешь и порадуешься на свете.
Но Клим и не думал радоваться: он стал неразговорчив и угрюм, и каждый день после раздачи писем, отворачивался к стене и отказывался говорить с людьми.
Фернандо догадывался, что Клим ждет весточки от супруги, но не смел сказать ему, что ответа не будет.
Считать Дон умел, а вот писать — не очень, и, отправляя послание Нине, он умудрился переврать ее адрес. Письмо вернулось, и Фернандо каждый день клялся себе, что попросит Клима написать на конверте название города и улицы. Но ему было так стыдно, что он постоянно «забывал» об этом. К тому же он считал, что Нина — это неподходящая партия для его друга: она всем приносила несчастье.
Между тем в стране произошли важные события: неожиданно Сунь Ятсен умер от рака печени, и его соратники принялись делить, кто станет его приемником. Партия Гоминьдан раскололась на два крыла: левые тяготели к союзу с коммунистами, а правые во главе с Чан Кайши не хотели менять одних иностранных «покровителей» на других.
Клим всем этим мало интересовался.
— Из Шанхая новостей нет? — спрашивал он каждый раз, когда Фернандо заводил речь о политике.
Дон притворялся, что не понимает, о чем идет речь.
— Там решили запретить эксплуатацию детей, увеличить причальный сбор с мелких торговцев и ввести цензуру в китайской прессе. Студенты каждый день протестуют и устраивают митинги с мордобоем, так что мы вовремя уехали из этого гадюшника. Предлагаю остаться в Кантоне и начать праведную жизнь. Мы заново оснастим «Святую Марию» и будем с нее осьминогов ловить.
Но Клим твердо решил вернуться в Шанхай.
— Что мне с ним делать? — жаловался Дон Святой Деве. — Если я не отвезу его в Шанхай, он проберется на пароход с кули, подхватит заразу и опять начнет помирать. Ты же видела: от него только кожа да кости остались — он без меня пропадет.
Напрасно Фернандо крестился и посылал в потолок воздушные поцелуи: Святая Дева ему не отвечала.
— Ну тогда я тоже поеду в Шанхай! — решил Дон. — Только учти: там от моего благочестия ничего не останется.
2
На рассвете Даниэль подъехал к Дому Надежды и, трижды просигналив, стал дожидаться Аду. Через минуту она выскочила из ворот и бухнулась на переднее сидение:
— Доброе утро, сэр!
На нее нельзя было смотреть без умиления. Вкуса у нее не было совершенно: она не ценила своего главного богатства — юной прелести и изо всех сил старалась подражать киноактрисам. Брови ее были выщипаны в тонкую линию, губы подкрашены красным канцелярским карандашом, а на шее болтался розовый атласный бантик. Даниэль видел его на подарочной коробке, которую преподнесли Эдне ее подруги.
— Так куда мы едем? — спросила Ада и, достав из кармана леденец, сунула его за щеку. В машине нежно запахло мятой: предусмотрительная Ада явно готовилась к поцелуям.
Даниэль покосился на ее острые коленки под слегка помявшейся юбочкой.
— Сейчас вы все сами увидите, — пообещал он.
Несмотря на ранний час, на улицах то и дело попадались китайские студенты в традиционных длиннополых халатах. Кто-то тащил свернутые знамена, кто-то расклеивал плакаты; многие собирались у кухонь разносчиков и что-то деловито обсуждали.
— И чего им мирно не живется? — недоумевала Ада. — Если бы у меня были богатые родители, которые могут заплатить за учебу, я бы сидела тише воды ниже травы.
Даниэль вырулил на узкую улицу, с одной стороны которой тянулась живая изгородь, а с другой — бесконечный ряд китайских домов с черепичными крышами.
Ада разглядела среди ветвей лакированное крыло и аж подпрыгнула на сидении:
— О господи, это же аэродром! Мы аэропланы будем смотреть?
— Не только, — отозвался Даниэль.
Он подвел машину к воротам из тонких бамбуковых стеблей, переплетенных проволокой. Сторож торопливо распахнул створки, и, зашуршав гравием, автомобиль покатил вдоль летного поля.
Ада прилипла к стеклу, во все глаза глядя на аэропланы.
— А нам можно подойти поближе? Ой, вот бы засняться рядом! Я бы такую фотокарточку до самой смерти хранила!
— Потом сфотографируетесь, — с улыбкой отозвался Даниэль. — Сегодня мы полетим в Сучжоу.
— То есть как?.. — ослабевшим голосом произнесла Ада. — Мы же… я же…
Выйдя из автомобиля, Даниэль повел ее к выкрашенным красной краской ангарам.
— Вы правда хотите лететь? — ахала Ада. — А ваш аэроплан не упадет? А что, если мы заблудимся в небе? — Ее переполняли то страх, то недоверчивость, то жажда приключений. — Вы наверное меня разыгрываете! Ну как вам не стыдно?
Техники выкатили из ангара «Авро», и Даниэль помог Аде надеть шлем и кожаный плащ — в небе могло быть холодно.