Она придвинулась ко мне, понизила голос:
— И если я вам скажу, что даже сам президент республики… ну да, милая моя!.. Теперь представляете себе, что такое мой дом… Другого такого нет… Даже заведение Рабино — ничто в сравнении с моим… Слушайте, вчера в пять часов президент был так доволен, что обещал мне академические пальмы… для сына, который заведует церковной школой в Отейле. Таким образом…
Она пристально оглядела меня, пронизывая всю насквозь глазами и повторяла:
— Ах! Если б вы захотели!.. Какой успех!..
Затем конфиденциальным тоном:
— Ко мне также приезжают иногда по секрету светские дамы… Иногда одни, иногда с мужьями или любовниками. Ну! вы понимаете, у меня всего можно повидать…
Я привела ей в виде возражений кучу вещей, недостаточность моих любовных познаний, неимение у меня нарядного белья, туалетов… брильянтов… Старуха успокоила меня:
— Если только дело за этим!.. — сказала она, — не стоит и беспокоиться… потому что у меня наряды, — вы понимаете, главным образом, — естественная красота… Пара хороших чулок, и больше ничего!..
— Да… да… я это знаю… но все-таки…
— Уверяю вас, что вам не следует беспокоиться, — продолжала она добродушно… — Например, у меня бывают шикарные посетители, главным образом, посланники… С различными странностями… Еще бы! в их возрасте, да еще при таких деньгах, чего не придумаешь?.. Они, например, предпочитают и больше всего требуют горничных, субреток… Гладкое, черное платье… белый передник… батистовый чепчик… Ну, конечно, белье роскошное, это так… Но послушайте меня… Подпишите ангажемент на три месяца, и я вам сделаю дивное приданое, все, что есть лучшего, даже чего нет у субреток Французского Театра. За это я вам ручаюсь…
Я попросила дать мне время подумать…
— Ну, вот, вот!.. Подумайте… — посоветовала мне эта торговка человеческим мясом… — На всякий случай я дам вам мой адрес… Когда вас потянет… тогда прямо и являйтесь! Ну! теперь я спокойна!.. И завтра же объявлю о вас президенту республики…
Мы кончили пить. Старуха заплатила за оба стакана, вынула из маленького черного портфеля карточку, которую передала мне, зажав в руке. Когда она ушла, я посмотрела ее и прочла:
М-me Ребекка Ранвет.
Моды.
У г-жи Поллат-Дюран я присутствовала при изумительных сценах. К сожалению, я не могу описать их все, и расскажу об одной, могущей служить образцом происходившего ежедневно в этом доме.
Я уже говорила, что во всю длину перегородки, отделяющей переднюю от конторы, идет стеклянная дверь, завешанная прозрачными занавесами. В середине двери проделана форточка, обыкновенно закрытая. Один раз я заметила, что вследствие недосмотра, которым я решила воспользоваться, она отворена. Я взобралась на скамью и, поднявшись еще на другую, коснулась подбородком рамы форточки, которую легонько приотворила… Моим взорам представилась внутренность комнаты, и вот что я увидала…
Какая-то дама заседала на кресле; перед ней стояла горничная; в углу г-жа Поллат-Дюран раскладывала фишки в отделениях ящика.
Дама приехала из Фонтенбло искать себе служанку. На вид ей было лет пятьдесят. Наружность зажиточной и противной буржуазией. Одета прилично, с провинциальной суровостью… Лицо служанки, не лишенное привлекательности, могло бы быть красивым при хороших условиях жизни; но на нем заметны следы недоедания и недосыпания, вся фигура тщедушная и слабенькая… Одета чисто, прилично, в черную юбку и джерси, облегающий худенькую талию; батистовый чепчик шел ей к лицу, открывая спереди лоб с вьющимися белокурыми волосами.
После подробного, тщательного и оскорбительного осмотра дама решилась, наконец, заговорить:
— Итак, — сказала она… — Вы говорите, что вы горничная?
— Точно так, барыня…
— Не похоже… Как вас зовут?
— Жанна Годэк.
— Как вы говорите?..
— Жанна Годэк, барыня…
Дама пожала плечами:
— Жанна… — произнесла она… — это имя не подходит горничной… Это имя для молодой девушки. Если вы поступите ко мне, надеюсь, вы не будете претендовать сохранить за собой это имя…
— Как барыне будет угодно.
Жанна опустила голову… Руки ее судорожно вцепились в ручку зонта.
— Подымите голову… — командовала барыня… — Держитесь прямо… Вы разве не видите, что продырявите ковер концом вашего зонта… Откуда вы?
— Из Сан-Бриёк…
— Из Сан-Бриёк!..
И она сделала презрительную мину, быстро превратившуюся в отвратительную гримасу… Углы ее рта и глаз сморщились, точно она проглотила стакан уксуса…
— Из Сан-Бриёк… — повторяла она… — Значит, вы бретонка?.. О! я не люблю бретонок… Они тупицы и неряхи…
— Я очень чистоплотна, барыня… — протестовала бедная Жанна.
— Это вы говорите… Наконец, дело не в этом… Сколько вам лет?
— Двадцать шесть.
— Двадцать шесть лет?.. Конечно, не считая молочного года? Вы выглядите гораздо старше… Напрасно только вы меня обманываете…
— Я не обманываю барыню… Даю слово барыне, что мне только двадцать шесть лет. Если я кажусь старше, это потому, что я была долго больна…
— Ах! Вы были больны?.. — протянула буржуазка насмешливо-сухо… — Ах, вы были долго больны?.. Я вас предупреждаю, дочь моя, что у меня в доме, хотя и не обременяют работой, но ее достаточно, и что мне нужна женщина с крепким здоровьем.
Жанна захотела поправить свою неосторожность… Она объяснила:
— Но я теперь выздоровела… Совсем выздоровела…
— Это ваше дело… Впрочем об этом еще речь впереди… Вы что — девушка… замужняя?.. Кто вы такая?..
— Вдова, барыня…
— А!.. У вас нет детей, надеюсь?..
И так как Жанна не тотчас ответила, дама настойчиво продолжала:
— В конце-концов, есть у вас дети или нет?
— Одна девочка, — робко призналась Жанна…
Тогда, делая гримасы и жесты, точно отгоняя от себя стаи мух:
— О! детей в моем доме чтоб не было… — закричала она… — чтоб не было детей… Не позволю ни за какие деньги!.. Где же она, ваша дочь?
— Она у тетки моего мужа…
— А нем занимается ваша тетка?
— Держит кабачок в Руане…
— Грустное ремесло… пьянство, дебош, — хороший пример для маленькой девочки… Впрочем, это дело ваше… Сколько лет вашей девочке?
— Восемнадцать месяцев, барыня…
Барыня подпрыгнула, шумно повернулась в своем кресле. Она была шокирована, оскорблена… Из уст ее вырвались негодующие слова:
— Дети!.. скажите пожалуйста! Дети, когда не имеешь средств их воспитывать!.. Эти люди неисправимы, в них сидит сам черт!