Читать интересную книгу Хозяин Фалконхерста - Кайл Онстотт

Его комната содержалась в образцовом порядке. Пыль и запущенность остались в прошлом. Под надзором Лукреции Борджиа Кэнди драила пол, а Драмжер, выполняя распоряжение Софи, ежедневно натирал мебель лимонным маслом и скипидаром, доводя поверхности до зеркального блеска. Лукреция Борджиа постоянно меняла простыни и наволочки, Софи расставляла всюду вазы со свежими розами и цветами олеандра. Аполлон подозревал, что был бы больше предоставлен самому себе, если бы разбил лагерь в холле отеля «Сент-Луис» — так назойливо сновали взад-вперед его доброхоты.

Ему редко предоставлялся случай побеседовать с Кьюпом, а в счастливые минуты уединения им приходилось заговорщически шептаться. Аполлону не терпелось побольше выведать о Фалконхерсте и его богатствах. Окно спальни выходило на заросший сад и на лужайку, на которой росли одни сорняки; этим вид исчерпывался. Пока Аполлон не увидел ничего, что свидетельствовало бы о том, что он попал в чертог богатейшей женщины американского Юга. Впрочем, самые внушительные имения на Юге являли теперь картину упадка, что объяснялось нехваткой рабов и дефицитом материалов. До войны в хозяйстве масштаба Фалконхерста трудилось несколько сот рабов. Кьюп докладывал, что дом велик и богато обставлен, что в столовой можно ослепнуть от блеска серебра, а в гостиной — от сверкания драгоценных хрустальных канделябров. Добротными были также конюшни, амбары, мастерские и невольничий поселок неподалеку от Большого дома.

— А как насчет знаменитых фалконхерстских рабов? — допытывался Аполлон.

На этот вопрос Кьюп затруднялся ответить. Кое-кто остался, уверял он Аполлона. Примерно — тут он прибегал к вычислению на пальцах — два десятка хижин были заняты; в каждой обитали мужчина, женщина и выводок ребятишек. Однако длинные бараки для несемейных мужчин и женщин пустовали, как и родильное отделение. Жители невольничьих хижин возделывали всего несколько клочков земли. В конюшне орудовал некто Большой Ренди, которому помогал другой негр по имени Сэмпсон. Однако, по наблюдениям Кьюпа главным в конюшне был некто Занзибар, конюх миссис Софи, который почти каждый день совершал с ней конные прогулки. Помимо этой публики Кьюп обнаружил трех-четырех чернокожих женщин, трудившихся в прядильне, некоего Малахию, плотника, и Джуда, присматривавшего за птицей. Все они слушались Брута — седеющего негра средних лет. Полная миловидная особа по имени Жемчужина, мамаша Драмжера, жила в отдельной хижине с другим своим сынком, братом Драмжера, по имени Олли. Кьюп докладывал, что эта хижина выгодно отличается от прочих, поскольку Драмжер украшал ее рухлядью, не находившей применения в господском доме.

Однако оставался вопрос, куда подевались настоящие фалконхерстские рабы, те, которых ежегодно продавали на новоорлеанском аукционе по баснословной цене?

Кьюп брался ответить и на это: чуть дальше по дороге возникло поселение под названием Новый Поселок. Хижины в нем Кьюп не смог сосчитать; все населяющие его мужчины, женщины, даже дети трудились на фалконхерстских землях. Аполлон решил, что это и есть фалконхерстские рабы. Как видно, Софи собиралась пустить их на продажу после войны, а пока позволяла кормиться самостоятельно. Замысел был совсем неплох; из этого следовало, что Софи куда умнее, чем казалась на первый взгляд. Ведь таким образом она могла не тратиться на содержание поголовья; после завершения войны она сможет сбыть их по самым высоким ценам, какие только можно будет за них запросить.

Так была решена проблема рабов, не занятых в Большом доме. Непосредственно в доме трудились Лукреция Борджиа, Драмжер, паренек по имени Пип, Кэнди — все они были Аполлону известны, а также, по сведениям Кьюпа, кухонная прислуга Маргарита, оскорблявшая своей неприглядной внешностью зрение домочадцев. Драмжер рассказывал, что от нее пытались избавиться, но из этого ничего не вышло; он лично отвез ее как-то раз в Бенсон и оставил там, но она сама нашла дорогу обратно. Пересказывая эту историю, Кьюп печально качал головой. Таких уродин и ему никогда не приходилось встречать; заячья губа даже не позволяла ей внятно говорить. К тому же несчастная прониклась симпатией к Кьюпу, он же положил глаз на Кэнди, жившую с Драмжером. Та давала ему понять, что не отвергла бы его ухаживания, не будь рядом Драмжера.

Все свои сведения о Фалконхерсте Аполлон почерпнул у Кьюпа. Он не сомневался, что владелица плантации богата: она ежедневно вертелась перед ним в новых дорогих туалетах, меняла украшения, в которых наметанный взгляд Аполлона усмотрел настоящие драгоценности. Она больше не выглядела грязнулей, как в ночь их встречи. Теперь она представала перед ним затянутой в корсет, аккуратно причесанной, в безупречных туалетах. Кьюп сообщал, что она даже прекратила ежедневные конные прогулки с Занзибаром.

Даже для менее умудренного знатока сердец, чем Аполлон, не составило бы труда понять, что Софи потеряла от него голову. Впрочем, пока она не предпринимала попыток открыть свои чувства. В этом и не было нужды. Аполлон, однако, не хотел торопить события. Он еще не забыл поцелуев Денизы и немного опасался, как бы не оплошать в объятиях особы более зрелого возраста. Дурнушкой ее нельзя было назвать; Аполлон не испытывал к ней отвращения и был более-менее уверен в себе. В ее облике присутствовал намек на аристократизм, что всегда его подстегивало.

Через несколько дней, пресытившись заварными кремами, супами и овсянкой, он испытал острую потребность в стручках бамии, плове и прочих креольских блюдах; на худой конец, сошли бы вареные бобы и бостонская рыбная похлебка. Его спасительницей стала Лукреция Борджиа, вовремя заявившая, что он нуждается в более питательном рационе, чтобы набраться сил. Он благословил ее и с этого дня стал объедаться свининой, курятиной, овощными блюдами, пирожками и знаменитыми кексами Лукреции Борджиа. В Фалконхерсте определенно не наблюдалось нехватки съестного, от которой уже страдал почти весь Юг.

Как-то вечером добровольные няньки, осмотрев его, пришли к заключению, что ему можно спуститься вниз, чтобы отужинать. Поддерживаемый Кьюпом и Драмжером, он медленно сошел по широкой лестнице, передохнул в холле в кресле с высокой спинкой и был препровожден в столовую, к огромному столу из красного дерева, накрытому на две персоны.

Наконец-то он получил возможность увидеть все великолепие Фалконхерста собственными глазами. Памятуя первое впечатление Кьюпа, жаловавшегося на пыль и запустение, он был приятно удивлен встретившим его сиянием. Он понял, что поступил благоразумно, не поддавшись соблазну купить себе в Новом Орлеане роскошный домашний халат, так как здесь для него нашли еще более представительную вещь, принадлежавшую Хаммонду Максвеллу, но ни разу им не надетую. Рукава были ему коротковаты, зато он наслаждался прикосновением атласной подкладки к коже.

Софи нарядилась в великолепное платье, в котором было впору появиться в новоорлеанской опере: сочетание оранжевой тафты и черных кружев мантильи резало глаз, зато представляло собой эффектный контраст с ее светлыми волосами. Ансамбль дополняли серьги и ожерелье с бриллиантами и топазами. Даже грязноватый костюм Драмжера был по такому случаю вычищен и отутюжен, и парень смотрелся не хуже щеголя Кьюпа. Аполлон был вынужден признать про себя, что фалконхерстский негр Драмжер выигрышно смотрится даже по сравнению с Кьюпом, его гордостью: он был и выше, и сильнее, и смазливее, а волосы его немного вились, тогда как у Кьюпа они были по-настоящему курчавы.

Лукреция Борджиа приготовила с помощью неряхи Маргариты вполне съедобное угощение, однако Аполлон больше заинтересовался увесистыми серебряными приборами. Огромная ваза из серебра и хрусталя на середине стола была полна роз, кофейник источал упоительный аромат, в каждом из канделябров потрескивало по дюжине свечей. Все свидетельствовало о достатке, средоточием которого стала пытающаяся скрыть волнение дама в кресле напротив, которая изо всех сил стремилась произвести на него впечатление. Она была плодом, созревшим для того, чтобы его сорвать, даже несколько перезревшим, и он не собирался от него отказываться.

После ужина его усадили в кресло на колесиках и вывезли на веранду. Софи разместилась с ним рядом. Драмжер подал ей рюмку ликера, поблескивающую, как драгоценность; Аполлону вручили горячий пунш. Он не имел привычки к горячим напиткам, но пригубил его, когда Софи сообщила, что пить горячий пунш было незыблемой традицией у ее отца и деда, и был вынужден согласиться, что напиток вкусен, придает сил и, несмотря на температуру, приятно холодит.

— Управлять таким хозяйством — тяжелая ноша для одинокой женщины. — Софи величественно обвела рукой заросший сад и раскинувшиеся дальше поля. — Здесь требуется мужчина. При отце все содержалось в порядке, а Августа следила за домом. А теперь и то, и другое — на мне. К тому же сейчас все изменилось. У нас нет стольких слуг, сколько было раньше, да и от этих не добьешься толку. Лукреция Борджиа стареет, Драмжер — славный парень, но его больше всего интересует блуд. Брут справляется с полевыми работами, но скор на руку. Он твердит, что от негров ничего не добьешься, пока не огреешь их бичом, но они теперь стали своевольными, стоит их наказать — норовят сбежать. По части бича у нас главный мастер — Олли. Наверное, иногда он перебарщивает. Одного негра он так выпорол, что тот испустил дух. — Она грустно покачала головой. — Не знаю, сколько еще продлится эта война… И как взяться за дело, когда она наконец закончится? — Она просияла. — А я и не буду ни за что браться! Мне это ни к чему: отец оставил мне целое состояние. — Она взглянула на Аполлона, чтобы убедиться, что ее признание произвело на него должное впечатление.