Читать интересную книгу Прирожденные лжецы. Мы не можем жить без обмана - Иэн Лесли

Во-первых, мы уже давно разработали целую систему социальных норм, порицающих ложь. Это система писаных и неписаных правил, указывающая на то, что правда всегда предпочтительнее лжи.

Во-вторых, мы выработали в себе привычку тщательно относиться к фактам действительности; познание невозможно без сочетания логических и строго научных взглядов. В этой сфере нет места для лжи и заблуждений. Так завещали нам Вольтер, Бэкон, Лавуазье, Франклин и многие другие деятели эпохи Просвещения.

В-третьих, в обществе продолжают активно развиваться такие важнейшие институты, как право, демократия и свобода самовыражения. Так что каждое заявление, претендующее на статус истины, может быть подвергнуто сомнению, а каждому аргументу найдется контраргумент. Такая атмосфера способствует исчезновению абсурдных заблуждений.

Конечно, все это не может полностью искоренить бесчестие или коррупцию. Более того, нельзя сказать, что все три фактора могут фундаментально повлиять на природу человека. По словам Бенжамена Констана, человек изменчив по своей натуре, но именно социальные обязательства, а не абстрактные моральные императивы способны стимулировать и развивать честность. Поэтому и необходимо всесторонне поддерживать и развивать практически то, что было заложено деятелями прошлых эпох. Для этого необходимо поддерживать благоприятную социальную среду, и это в равной степени относится ко всем институтам социализации, начиная от школы и заканчивая местом работы.

Честность — это то, чего не добиться в одиночку. Если мы хотим быть честными, всем нам необходимо прилагать определенные усилия, чтобы создать общество, в котором правда всегда будет предпочтительнее лжи и обмана. Но возможно ли такое?

Принцип второй: недоверие самоуверенности

Идея о том, что в первую очередь доверять нужно себе, глубоко засела в нашем сознании. Нас с раннего детства учат слушать свое сердце и доверяться внутренним инстинктам. Но и они могут нас обмануть. Исследование, проведенное Тимоти Уилсоном, в очередной раз подтверждает, что мы не можем даже с уверенностью определить образ своих действий в той или иной ситуации. Казалось бы, что может быть проще: если случится Х, я сделаю У. Но выяснилось, что те люди, которым удалось узнать нас достаточно хорошо, могут гораздо точнее угадать, что же мы на самом деле сделаем, если случится это самое Х.

Конечно, нам лучше знать о своих мыслях и привычках, но иногда это знание может стать помехой. За огромным количеством информации мы не видим главного — своего уникального образа поведения, который очень часто может скрываться за завесой самообмана. Эта завеса, в сочетании с желанием видеть в себе только лучшее, мешает нам разобраться в собственном характере. В том числе мы можем переоценить свои возможности, думая о том, как легко будет справиться с новой диетой или комплексом упражнений в спортзале. То есть иногда мы стремимся к тому, чего нам никогда не достичь, если не изменить образа своего поведения.

Если мы хотим быть честными сами с собой, то нам придется задуматься, стоит ли доверять собственному чувству уверенности. Многие из нас бывали в ситуации, когда мы «точно знаем» что-то, но для доказательств банально не хватает фактов. У человека есть естественная тенденция думать, что чем больше он в чем-то убежден, тем реальнее это «что-то». Но это далеко не так. Одной уверенности мало. Невролог Роберт Бартон считает, что связь между силой убеждения и вероятностью нашей правоты — обыкновенная и очень сильная иллюзия, которую рождает наш мозг. Мы называем это «внутренней убежденностью» («Я точно знаю, что это так»). Однако не всегда стоит доверять подобным пылким убеждениям. Просто мы биологически настроены на то, чтобы испытывать такие сильные чувства, особенно когда идея нам нравится. Этот настрой зачастую идет на пользу, помогая нам принять важное решение. Но если то, во что мы так страстно верили, оказывается иллюзией или просто не оправдывает себя, то нам остается только разочаровываться.

Чувство уверенности может ввести нас в заблуждение самыми разными способами. Оно вдохновляет нас на жаркие споры с теми, кто выражает несогласие с нашим мнением, и оно же позволяет нашим наклонностям и предубеждениям на время завладеть нашим разумом[60]. (Кстати, уверенность в том, что вы запросто отличите лжеца от честного человека, — еще один прекрасный пример заблуждения.)

Если мы хотим быть честными людьми, для начала надо постараться оградить себя от самообмана. «Первый принцип прост — будьте честными с собой, вот и все», — сказал как-то психолог Ричард Фейнманн.

Но жить в полной неопределенности и неуверенности в себе и своих действиях тоже нельзя — возразите вы. Я с вами полностью согласен. Все-таки лучше сохранять уверенность в некоторых вещах. Например, в том, что если перебегать дорогу перед машиной, то она вас непременно собьет, или что человеку нужно как-то питаться, или, напоследок, что «Сайнфелд» (или, так и быть, «Доктор Хаус») — лучший в мире сериал. Тем не менее в качестве эксперимента мы можем попробовать мысленно заменить слова «я точно знаю» на «я верю» или просто «я думаю»; это особенно актуально, если речь идет о вере в Бога или осознании того, что именно человеческая деятельность влияет на глобальное изменение климата на планете.

По словам экономиста Тайлера Коуэна, люди привыкли полагаться на свои убеждения на все сто процентов, хотя на самом деле стоило бы быть уверенным только процентов на шестьдесят — семьдесят. Ведь сколько людей, столько и мнений, верно? Значит, практически каждое наше убеждение кто-то может оспорить. Хотя, конечно, невозможно быть не до конца уверенным во всем; попробуйте прямо сейчас усомниться в каком-нибудь своем внутреннем убеждении, и вы поймете, что я имею в виду. Вот видите! Хотя, если бы нам удалось хоть ненадолго отвлечься от самих себя и обратить внимание на точку зрения окружающих — скажем, близких нам людей, — мир стал бы несравненно лучше.

Принцип третий: поймите всю необходимость иллюзий

Остров Ванкувер, плотно прилегающий к североамериканскому континенту, южной своей оконечностью тянется в сторону Сиэтла, а северным краем — в сторону необъятного Тихого океана. На картах этот остров напоминает неимоверных размеров корабль, севший на мель на взморье. От западного побережья Британской Колумбии остров отделяет узкий пролив, в котором теснятся сотни поросших лесом скалистых и почти недоступных островов. Много тысяч лет назад этот архипелаг облюбовали рыбаки из племен народа квакиутл. Эти племена были известны своим уникальным мастерством в гончарном деле, а также присущими только им обычаями и традициями — такими, например, как зимний праздник Потлач, во время которого вожди одаривали своих соплеменников ценными подарками, а богатые гости соревновались с вождями в этом занятии, демонстрируя окружающим свою состоятельность.

Квакиутл также славились своими шаманами — непревзойденными целителями, способными излечить человека почти от любого недуга с помощью таинственной связи с духами. На примитивной аудиозаписи, сделанной в 1887 году американским антропологом Францем Боасом, едва различим голос одного из шаманов, который поет ритуальную песнь — неотъемлемую часть обряда исцеления. Имя этого шамана — Кезалид. Боас подробно записал рассказ Кезалида о том, как он стал шаманом, — рассказ, полный хитрости и обмана.

В племенах коренных американцев шаманы были популярны, как рок-звезды, и нужны, как священники истинно верующим людям. Вне всякого сомнения, они были самыми уважаемыми и самыми богатыми людьми в племени, потому как попавшие в беду готовы были платить любую цену за их помощь. Но только молодой Кезалид, единственный среди своих соплеменников, скептически относился к способностям шаманов, а их высокое положение возмущало его до глубины души. Он думал о шаманах исключительно как о лживых, охочих до наживы мошенниках и был полон решимости разоблачить их. Как? Для начала он решил завоевать доверие шаманов, чтобы однажды те открыли ему все свои тайны. А потом… А потом он намеревался открыть эти секреты миру и тем самым навсегда лишить шаманов их влиятельности.

Он начал близко общаться с шаманами своего племени, и однажды настал день, которого юноша так долго ждал: один из них предложил Кезалиду обучиться у него.

Как и предполагал Кезалид, первые же уроки оказались не более чем практическим введением в технологию лжи. Учитель показывал ему, как изображать потерю сознания и симулировать нервные судороги (это делалось для того, чтобы люди думали, будто шаман борется с духами). Вскоре Кезалид узнал и секрет «ясновидения» шаманов: оказалось, что нанятые ими шпионы подслушивают в деревне все разговоры и собирают все слухи и тут же оповещают о них своих хозяев, чтобы те потом «интуитивно догадались» о причинах болезней и других неприятностей своих соплеменников и о том, что надо делать в таких случаях. Более того, старый учитель раскрыл Кезалиду тайну главного трюка шаманов квакиутл. Когда кто-либо из племени заболевал, шамана немедленно приглашали к постели больного, чтобы провести особый ритуал по изгнанию духа болезни. Во время красочной церемонии, сопровождавшейся возжиганием ритуальных огней, громкой музыкой и песнопениями, шаман склонялся над телом занедужившего человека и прикладывал губы к месту, которое ему указывал сам больной или его родственники, и будто бы высасывал из него злой дух. Надо сказать, что этот ритуал был широко распространен среди всех северо-западных шаманов, но квакиутл его слегка видоизменили. Они вытягивали из тела больного физическое воплощение болезни. Это добавляло процедуре исцеления больший драматизм, тем более что лечение, проведенное таким способом, как это ни парадоксально, оказывалось эффективным. Кезалид узнал, что на самом деле трюк был поразительно прост: перед тем как коснуться тела больного, шаман прятал во рту маленький пучок орлиных перьев, после чего прикусывал себе щеку, вызывая тем самым небольшое кровотечение. Когда барабаны рокотали все громче и громче, и вот уже вся музыка звучала крещендо, шаман резко задирал голову и в воздух устремлялся поток окровавленных перьев, изумляя как самого больного, так и его родственников[61].