Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Матроскин себя не помня от этого страшного директора вылетел. Написал свой адрес секретарше с автоматом, потому что она сама была неграмотной, и в Простоквашино вернулся.
И стали они ждать практиканта.
Скоро практикант «припёрся». С ним был такой телескоп на треноге.
— Ну, где ваш голубой живёт?
— Он не голубой, он красно-коричневый.
— Ах, он ещё и коммунист!
Практикант направил свой телескоп на курятник и как бабахнет по нему.
Да видно у него какой-то снаряд неправильный был. Он только дырку в курятнике сделал. Оттуда вылетел петух и как бросится на практиканта. Сел ему на лысую башку, когтями вцепился и как долбанёт!
Пришлось практиканту «скорую» вызывать.
А свой телескоп практикант оставил. И никто про этот телескоп не спрашивал. И про практиканта тоже. Видно, этих практикантов там как петухов нерезаных.
Дефолт в деревне Простоквашино
(Глава четырнадцатая)
Как-то раз вышел дядя Фёдор во двор и видит: к ним пришли мужики с дрекольем. Их почтальон Печкин привёл.
— Будем, — говорят, — кота Матроскина лупить.
— Это за что? — спрашивает дядя Фёдор.
— А чего он цену на молоко втрое поднял!
Позвали Матроскина. Он говорит:
— А чего вы хотите, ведь доллар подорожал.
— А при чём тут твоя корова? — спрашивают мужики.
— Как при чём? — отвечает Матроскин. — Комбикорма у нас на селе японские, сено голландское. Их же на доллары продают!
Мужики задумались: «А ведь верно!» И стали к Матроскину приставать:
— Ты у нас умный, давай объясни. Почему куры и яйца подорожали? Почему сено голландское? Почему вчера один доллар один рубль стоил, а сегодня сразу три?
Матроскин говорит:
— Всё началось с Черномырдина.
— Нет, ты давай без имен, — вмешался Печкин. — Чтобы последствий не было. Ты так абстрактно говори: «А», «Бе», «Че».
— Я и говорю, всё началось с шахтеров и с Виктора Степановича «Че», — согласился Матроскин.
И начал свою лекцию:
— Шахтеры приехали в Москву и стали шапками стучать по мостовой, чтобы им все шахты модернизировали. От этого у нашего «Че» голова сильно разболелась. Он у иностранцев миллиард долларов запросил, шахты ремонтировать. Они этому самому «Че» миллиард дали. И тут к нему Чубайс приходит.
— Без имён! — строго говорит Печкин.
— Тут к нему ещё один «Че» приходит.
— Как же их различать теперь? — спрашивают мужики. — Тот «Че» и этот «Че».
— Один пусть будет просто «Че», а другой, который рыжий, пусть будет «Че-ре». Так вот «Че», который «Че-ре», говорит: «Дай мне сто миллионов зелёных. Я новые энергоустановки куплю. Куплю и новое электричество выработаю. Потом его продам, а тебе деньги верну с процентами. Деньги стране, проценты тебе.
— Ну и что этот «Че»?
— А что? Ведь он же «Че», а не «Ме», то есть не «Му». Он, конечно, согласился.
Матроскин продолжает:
— Тут к нему приходит «Б.Б».
Мужики удивились:
— Это ещё кто? Может быть, «Б.Е»? Борис Ельцин?
— Нет, нет. Приходит «Б.Б», который, правда, немного «е», и говорит: «Че», а «Че», дай мне сто миллионов «де», то есть «до».
— А зачем?
— Я куплю Моснефть, потом продам Моснефть. Деньги тебе верну, а прибыль пополам. Так и сделали.
— А шахтеры что? — спрашивают мужики.
— А что шахтёры? — отвечает Матроскин. — Они всё шапками стучат. — И продолжает: — Тут и сам «Че» задумался: «А я что, совсем «ду»? У меня же Газпром. Я на эти деньги куплю себе новые бурильные установки. Выработаю газ. Газ продам, деньги шахтёрам верну, а прибыль себе».
Мужики задумались, стали головы чесать. Как-то всё очень сложно получалось. А Печкин говорит:
— Ты мне зря дорогого товарища «Че» не черни. У него совсем ничего нет, никакого Газпрома. Он даже сам об этом по телевизору говорил.
— Ах, извините, — поправился Матроскин. — Верно, верно, у него ничего нет. Всё его сыновья имеют. Вот ты, Гаврилыч, — обратился Матроскин к одному мужику. — Ты двадцать лет в Якутии работал, газ добывал. Где твои акции на Газпром?
— А нигде. Какой-то «с» сын от вашего «Че» приехал. «Дай, — говорит, — акции мне, а я тебя озолочу». Ну я и дал.
— И как, озолотил он тебя?
— Не успел. Меня сократили.
— А к Черноме… то есть к «Че» народ валом валит, — продолжает Матроскин. — Один известный кинодеятель пришёл — очень большой «Ме». Говорит: «Дай мне двадцать миллионов, я кино сниму. Сто миллионов заработаю, двадцать тебе верну. Остальное пополам». Ну, и конечно «Че» дал этому «Ме» двадцать миллионов «де».
— Ну и что? — спрашивают мужики. — Что дальше было?
— А ничего. Все эти деньги к «Че» не вернулись. А шахтёры всё шапками стучат. Тогда он стал у народа и у иностранцев на короткое время деньги занимать. На три месяца. Мол, через три месяца верну и ещё двадцать процентов прибавлю. Раз занял, два занял. А потом уже надо было больше процентов отдавать, чем он денег занимал.
У мужиков голова совсем кругом пошла и глаза на лоб вылезли.
— И тогда «Че» на другую работу перешёл. А вместо себя комсомольца «Ки» назначил.
— И что дальше было?
— Комсомолец «Ки» все дела внимательно посмотрел и за голову схватился. «Караул! У нас совсем нечем платить! Фиг вам, иностранчики, а не ваши деньги!»
— И что?
— А то. Иностранцы возмутились, все поставки прекратили и начался жуткий скандал. Комсомольца «Ки» в шею вытолкали, а этот Черномырдин, который «Че», опять вернулся и ахнул: «До чего Россию без меня довели!»
— Ну, хорошо, — говорят мужики, — а молоко-то почему подорожало? При чём тут поставки и доллары?
— Да я ж вам, дуракам, и объясняю, — кричит Матроскин. — Сено у нас голландское, комбикорм японский. Их же на доллары покупают. А раз мы иностранцам фиг показали вместо денег, они нам тоже фиг показывают вместо комбикорма.
— А где наше родное сено? — кричат мужики.
— Это вы у меня спрашиваете? — отвечает Матроскин. — Да посмотрите, с чем вы на меня пришли? Раньше на помещика с вилами ходили и с косами, а вы с чем явились?
Посмотрели мужики и верно — пришли они на Матроскина с бутылками и с палками прессованной колбасы, которую есть нельзя, а драться которой можно.
И поникли они головами.
— Так что вы не по адресу явились! — кричит Матроскин. — Вы с этими орудиями труда туда, в Кремль идите. Там с этими «Че», «Б.Б» и «Б.Е» на месте разбирайтесь! А я здесь ни при чём.
И с тех пор стал Матроскин в Простоквашино звать Русь не к топорам, а к вилам и косам.
Как в деревне Простоквашино государственную думу распускали
(Глава пятнадцатая)
Самым бестолковым в Простоквашино был, конечно, пёс Шарик. Он больше всех читал, он все газеты выписывал, но ничего толком не понимал, что вокруг происходит.
Он всё к дяде Фёдору приставал:
— Ну чего это наш Черномырдин с нашей оппозицией в Думе поделить не могут? Всё у них есть. У него Газпром, у них квартиры, жили бы себе и жили дружно.
— Как ты не поймёшь, — отвечал ему дядя Фёдор. — У него Газпром, счета в банках разных — это сила, а у них только квартиры московские и всё.
— Не знаю, — не соглашался Шарик. — По-моему, квартиры это тоже сила.
— Ты это с позиций своей будки говоришь, — спорил дядя Фёдор. — А по нынешним аппетитам квартиры это так — тьфу, семечки!
— И всё равно мне неясно, — говорит пёс. — Чего им ссориться? Поделили бы всё пополам, и всё.
— Это не так просто, — объясняет дядя Фёдор. — Давай я тебе на примере нашей деревни всё растолкую. Допустим, кот Матроскин — это наш премьер Черномырдин.
— Похоже, — говорит Шарик.
— А Печкин — это оппозиция.
— Хорошо, — соглашается Шарик. — А я?
— А ты — молчаливое большинство. Ты так просто гавкаешь во все стороны, чтобы тебя видно было и только.
Лохматое большинство обиделось, но не уходило, дальше слушало. И дядя Фёдор стал дальше объяснять: