Читать интересную книгу Траектория чуда - Аркадий Гендер

— Значит, все-таки это не Шуляев.

Да, очевидно, что если адвокат сейчас летит в Москву рейсом из Никосии, то разговаривать со мной по телефону, тем более с применением аппаратуры, до неузнаваемости изменяющей голос, с борта самолета он никак не мог. И, значит, Голос — это не он.

Только сейчас я понял, что одобряя вчера Гохин план, я подспудно надеялся, что Голос — все-таки Шуляев, а его сообщник, кем бы он ни был — так, статист, не принимающий решений. Но теперь выходило, что тот, кто хладнокровно собирался резать Юльку на куски, и кто, скорее всего, и задумал весь этот дьявольский план, — он в Москве и очень, очень опасен.

— И, значит, брать Шуляева нельзя, — вслух закончил я свои размышления.

Гоха вздохнул, пожимая плечами:

— Ну, почему нельзя? Вытрясем из него, где они держат Галину с Юлькой…

— …А он или не скажет, или вообще не знает этого, или успеет сообщить, что его взяли, или сообщник будет следить за ним, и сам увидит, как мы его берем, да? — перебил я Гоху. — После чего едет, и крошит их в лапшу?! Ты не слышал, как он говорит! Это садист, маньяк!

Мой голос сорвался на фальцет, но я не замечал этого. Гоха исподлобья посмотрел на меня, и хмуро согласился:

— Да, тогда получается, что брать Шуляева нельзя.

В машине повисло молчание. Гоха хмуро барабанил пальцами по рулю, а я думал о том, что жутко жалею, что нельзя будет взять этого жирно-белого Шуляева, и размазать харей по чему-нибудь твердому, что первое подвернется под руку. О том, что плакали, видать, окончательно все мои денежки, и говорить не приходилось.

— Но в любом случае нужно проследить за ним, — словно отвечая моим мыслям, сказал Гоха. — Вдруг он сразу поедет встречаться с сообщником, и на стрелке мы их и накроем, а?

"Это — вряд ли", — подумал я, и унылый Гохин взгляд говорил о том, что сам он в свои слова не очень-то верит.

В общем, ничего, кроме как следовать заранее разработанному плану, правда, в сильно урезанном варианте, нам сейчас не оставалось. Мы вылезли из "Волги". Я подошел к своей машине, по пути нажимая на кнопочку брелка, и "десятка" радостно, как соскучившийся по хозяину пес, заморгала фарами, снимаясь с сигнализации. Я завел мотор, и минут пять погонял его, подзаряжая порядком подсевший за четыре дня стоянки аккумулятор. Потом опять закрыл машину, и мы, ежась под противным мелким дождичком, направились в здание аэропорта.

Понедельник, вторая половина дня

На электронном табло мрачного зала прибытия, расположенного на первом этаже Шереметьево-2, рейса из Никосии еще не было. Справочная была в зале вылета на втором этаже, и мы на эскалаторе поднялись туда. У окошечка справочной не было ни одного человека, улыбающаяся девушка за стеклом по моей просьбе быстро нашла в компьютере кипрский рейс, и сообщила, что "борт" летит по расписанию, будет в Москве примерно в 16–45, и что информация об этом скоро появится на табло. Ждать было еще предостаточно, и мы принялись бесцельно слоняться по огромному залу, глазея на витрины сувенирных и газетных киосков. Примерно через полчаса я решил спуститься вниз и посмотреть, не появился ли, наконец, наш рейс на табло прилета. Мой мобильный зазвонил, когда я уже был внизу. В последние дни я уже привык, что у меня только один абонент, но ведь он звонил меньше часа назад! Я поднес трубку к уху и как можно более спокойным голосом сказал: "Алло".

— Глеб Аркадиевич, это я, — сухо и совершенно буднично произнес в трубке Голос. — Ну, где вы? Едете в Цюрих? У вас все в порядке с отлетом?

На долю секунды я растерялся. Что ответить? Мол, уже приехал? Да нет, нельзя, ведь пятьдесят минут назад я якобы только садился в машину, выезжая из Женевы. Еду в машине? Нет, фон в телефоне совершенно не соответствующий! Ведь Голос не дебил, чтобы не отличить шумы движущейся машины от звуков закрытого помещения, да еще такого специфического, как аэропорт! Но сработало какое-то подсознание, и слова полились из моего рта прежде, чем мозг принял решение, что отвечать:

— Да, все в порядке, двигаюсь по направлению в Цюрих, но сейчас я в аэропорту Женевы, чтобы выкупить здесь в кассе билеты. Представляете, в отделении "Суисс" в отеле закончились бланки билетов! Но сейчас уже все в порядке.

Боже, какую чушь я несу! Разве в Швейцарии возможно такое раздолбайство? Да никогда в жизни! Сейчас я буду разоблачен. Я даже зажмурил глаза, как перед уколом в кончик пальца, когда берут кровь на анализ. Но ничего подобного не случилось.

— Отлично, я рад за вас, — ответил Голос, и впервые мне послышались в нем какие-то человеческие интонации, а он тем временем продолжал: — Знаете что, я тут подумал, что у меня нет больше причин скрывать место, где находится ваша семья. Все условия нашей сделки вы выполнили, так чего я буду вас мурыжить еще столько часов? Готовы слушать?

Губы у меня мгновенно пересохли, и я с трудом разлепил их, чтобы ответить:

— Подождите, сейчас найду, чем записать.

Голос в ответ рассмеялся:

— Писать ничего не надо, место это вы хорошо знаете. Вы ведь бывали на даче у одного вашего хорошего знакомого по имени Роман? Покойный Лорик говорил мне, что вы хорошо знаете его жену Жанну.

Последние слова Голоса неприятно кольнули меня в сердце, но информация о Романе заставила меня мгновенно забыть о них. Неужели все-таки Роман?! Я никогда не представлял, что такая гамма всех известных негативных чувств и эмоций может вихрем пронестись в душе человека за какие-то доли секунды!

— Да, конечно, бывал, — голосом покойника ответил я.

— Только не думайте, что этот человек причастен к моему плану, — россыпью металлических стружек захихикал Голос, — а то еще, не разобравшись, ноги ему переломаете, а он и так их уже себе поломал!

— Это что, каламбур? — умудрился сострить я, делая вид, что ничего не понимаю.

— Какой уж там, к черту, каламбур! — совсем развеселился Голос. — Муженк вашей пассии на прошлой неделе сверзился с крыши дома своего, сломал обе ноги, и в связи с этим на дачу теперь, как говориться, ни ногой. Точно, забавный каламбур получился! Ну, а мне представилось забавным запереть вашу семью в подвале дачи вашего друга, чья жена по совместительству является вашей любовницей. А вот если бы вы не заплатили деньги, ваша семья просто умерла бы в этом подвале от голода и жажды. А представляете, какой сюрприз Роману? Приезжает он, излечившись, на дачу, а в подвале у него два полуразложившихся трупа? Как вам юмор? Не слишком черный?

— Да, забавно, — выдавил через зубы из себя я, наливаясь изнутри свирепой ненавистью к собеседнику.

— Рад, что вам понравилось, — опять хохотнул Голос, но тут же перешел на серьезный тон. — Так что летите освобождайте свою семью, Глеб Аркадьевич, и…

Я не расслышал последних слов Голоса, потому что громом над ухом раздался мелодичный сигнал начала информационного сообщения по аэропорту, и приятный женский голос дикторши на чистом русском языке начал что-то вещать про какой-то рейс, благополучно совершивший посадку. Мама дорогая, это в Женеве-то! Я судорожно нажал красную кнопку окончания разговора и застыл, гадая, успел ли Голос услышать русскую речь? Но, подумав, решил, что вряд ли, так как мне показалось, что не расслышанное мною, пожалую, все-таки было: "…прощайте", а Голос обычно резко отключался сразу же после окончания им разговора. Откуда ни возьмись, рядом со мной появился Гоха, видимо, обеспокоенный моим отсутствием.

— Ну, что, что? — вцепился он мне в рукав, безошибочно определив, с кем я разговаривал.

— Он сказал, где они, — ответил я, только сейчас сам осознавая это.

Гоха схватил меня за плечи и что есть силы затряс, смешно выкатив глаза и скаля зубы. Да и сам я понимал, какая неожиданная удача свалилась на меня. Голос, сам того не зная, в самом конце партии, которую он безупречно провел, постоянно опережая меня на несколько ходов, кажется, дал-таки промашку. Только он об этом еще и не догадывается. Хотя что это я все приписываю ошибке противника? Разве не сделал я всего, что нужно, для того, чтобы тот ошибся? Ведь если бы я сейчас на самом деле торчал в Швейцарии, для исхода партии его ошибка не имела бы никакого значения. Ай, да молодец я, хоть и сукин сын! "Победа, победа, победа!" — стучала у меня жилка на виске, и в такт ей радовалась каждая клеточка моего тела. Но пока я пребывал в совершеннейшей эйфории, Гоха уже взял быка за рога:

— Так, диктуй адрес, — начал командовать он. — Я еду вытаскиваю твоих, а ты встречаешь этого кренделя…

— Я сам поеду, — перебил Гоху я, еле удерживаясь, чтобы прямо сейчас не сорваться к машине.

— А ты встречаешь этого кренделя! — повысил голос Гоха. — Ведь я не видел его не разу, как я его узнаю-то, а?

Да, черт, Гоха прав! Я снова засуетился в поисках бумаги и ручки, но тут одна мысль снова остановила меня. Дача Романа находилась по старой Каширке хоть и недалеко от Москвы — километров тридцать, не больше — но дорога к ней была на редкость путанной. Из дюжины поворотов, которые делала сначала узкая бетонка, а потом и вовсе грунтовый проселок после съезда с шоссе, штуки четыре были такими, которые я, побывав у Романа в гостях всего два раза, помнил исключительно визуально, да и то нетвердо. В общем, нарисовать схему маршрута, по которой можно было бы с гарантией приехать к месту, я был явно не в состоянии. Особенно будучи настолько взвинченным, как сейчас. Поэтому я вкратце обрисовал Гохе ситуацию с моим картографическим фиаско, и в заключение взял его руками за плечи и, глядя прямо в глаза, сказал с максимально возможным нажимом: