– Это никуда не годится, мисс, – упрямо заявила мисс Пинхой. – Завитки – это красота, и ничто не заставит меня думать по-другому! А что скажет его светлость, когда увидит то, что вы сделали с головой ее светлости, я просто не знаю!
– О, надеюсь, он не подумает, что я выставила себя на посмешище! – сказала Дженни с опаской. – Ну а если ему не понравится, тебе придется снова меня завить, только и всего.
– Через десять минут щипцы нагреются, миледи, – мрачно пообещала Марта.
Но они не пригодились, так как Адам, посмотрев удивленно и оценив новую прическу, с радостью одобрил изменения к лучшему.
– Тебе это очень идет, Дженни! – сказал он. – Вот увидишь, с тебя начнется новая мода!
– Это Лидия мне сделала. Тебе нравится? Пожалуйста, скажи правду!
– Да, нравится. По-квакерски, но элегантно. Ты выглядишь очаровательно!
Она не поверила в его откровенность, но тем не менее комплимент ей был приятен, и такое испытание, как прием примерно шестидесяти – семидесяти гостей из высшего общества, уже показалось ей менее страшным. Всем оставшимся сомнениям тут же положила конец леди Нассингтон, которая, окинув Дженни придирчивым взглядом, вынесла вердикт:
– Очень хорошо! Ты начинаешь походить на светскую даму!
Хотя и не вошедшее в число самых модных вечеринок сезона, первое собрание Линтонов прошло весьма удачно. Мистер Шоли, конечно, назвал бы его убогим мероприятием, но Дженни, предупрежденная леди Нассингтон, не подала гостям никаких экстравагантных угощений и не дала никакого повода недоброжелателям заклеймить ее прием как претенциозный. Она сделала ставку на великолепные закуски, поскольку, как мудро заметила Лидия, гости, которых покормили на славу, редко жалуются, что скучно провели вечер.
Еще одно обстоятельство способствовало тому, чтобы прием удался: было о чем поговорить, поскольку принцесса Шарлотта вновь дала пищу для сплетен, сбежав из Уорвик-Хаус в резиденцию своей матери в Коннот-Плейс. Все соглашались, что в ее бегстве повинен регент. Кажется, не приходилось сомневаться, что он винил ближайшее окружение принцессы в разрыве помолвки и соответственно воспользовался своим отцовским правом, чтобы уволить ее приближенных и набрать новых фрейлин. Никто не мог осуждать его за это, но все считали, что такое поведение – нагрянуть в Уорвик-Хаус в шесть часов вечера и тут же, на месте, произвести эти грандиозные перемены – должно было вызвать протест у вспыльчивой девушки. Очевидно, так оно и случилось, и каким бы прискорбным ни было это происшествие, оно стало даром Божьим для хозяйки, опасавшейся увидеть, как ее гости подавляют зевки, перед тем как улизнуть на другие, более веселые, приемы. Леди Линтон угодила в яблочко, поскольку отправила пригласительную открытку мисс Мерсер Элфинстоун, а мисс Мерсер Элфинстоун была не только близкой подругой принцессы, она даже находилась в Уорвик-Хаус, когда происходили эти волнующие события, и была одной из нескольких особ, которых регент в течение вечера посылал к дочери, убеждая ее вернуться домой. Присутствие мисс Мерсер Элфинстоун сделало прием более престижным. Все хотели знать, действительно ли принцесса и ее мать не пустили к себе канцлера Элдона; действительно ли герцога Йоркского и епископа Солсберийского заставили томиться в ожидании, пока принцесса предавалась размышлениям в гостиной с советчиками ее матери; увезли ли ее обратно к отцу силой или она последовала рекомендациям Броуэма и своего дяди Суссекса. И чем все это закончится?..
Мисс Мерсер Элфинстоун не могла удовлетворить любопытство гостей на этот счет, но через несколько дней стало известно, что принцесса удалилась в Кранборн-Лодж, небольшой домик в Виндзорском парке, где жила примерно в тех же условиях, которые считались подходящими для государственного преступника.
– Что же, очень сожалею, что все это случилось перед празднеством в Карлтон-Хаус, – сказала Дженни, – потому что это означает, что я не увижу ее, а я на это надеялась.
– Почему ты сожалеешь? – спросила Лидия удивленно.
– Ну, она однажды станет королевой, ведь так? Поэтому само собой разумеется, что каждый хотел бы ее увидеть на своем приеме.
Как она и ожидала, на сей раз ей было отказано в этом удовольствии, но празднество было столь великолепным, что, вместо того чтобы сожалеть об отсутствии принцессы, Дженни начисто об этом в какой-то момент забыла.
Прием устроили в честь герцога Веллингтона, чей мраморный бюст был помещен в часовню, воздвигнутую в конце крытой галереи, ведущей из огромной многоугольной комнаты, которую Нэш выстроил в саду специально по такому случаю. Дженни была несколько разочарована, увидев из всего Карлтон-Хаус лишь Большой зал с его потолком и желтыми порфировыми колоннами, но это разочарование было забыто, когда она прошла по вестибюлю в многоугольную комнату, задрапированную белым муслином, с бесчисленными зеркалами, отражавшими свет сотен свечей. Она ахнула при виде этого зрелища и сказала Адаму, что в жизни не видала такой красоты.
В половине одиннадцатого королевская свита вошла в комнату, регент возглавлял процессию, держа под руку пожилую королеву; и после обильного ужина принцесса. Мэри открыла бал с герцогом Девонширским в качестве кавалера. Поскольку ей было около сорока лет, а ему – всего лишь двадцать четыре, их могли бы счесть негармоничной парой, но только непочтительный человек позволил бы себе подобное замечание. Принцесса Мэри считалась красавицей Семейства, и традиция описывать ее как замечательно привлекательную девушку была слишком давней, чтобы так легко от нее отказаться.
Было чуть больше четырех, когда уехала королева. После этого Адам увез Дженни, заметив, когда их экипаж проезжал под колоннадой:
– Бедная моя, ты, должно бить, смертельно устала!
– А ты, наверное, еще больше, чем я. У тебя болит нога?
– Господи, да! Она дьявольски болела последние два часа. Пустяки, для меня это всегда наказание – слишком долго стоять. Больше всего боялся, что ты в любую минуту можешь упасть в обморок, духота была невыносимая, правда?
– Лорд Рекхилл говорит, что регент боится сквозняков. Поэтому сначала думала, что упаду в обморок, но вскоре ничего, притерпелась. Ах, Адам, ты не представляешь, как много людей со мной разговаривало, а если посчитать тех, кто кланялся и улыбался… ей-богу, ничего подобного со мной никогда не было! Мне не верилось, что это я, Дженни Шоли, спрашиваю «Как поживаете?» у всех этих важных персон!
– Я рад, что тебе понравилось. – Это было все, что ему пришло в голову.
Ее радость, как и следовало ожидать, была ничтожной по сравнению с радостью, испытываемой мистером Шоли. Он с восторженным интересом слушал рассказ дочери о празднестве, одобрительно кивая, когда она перечисляла всех именитых гостей, с которыми обменялась любезностями, потирая колени и бросая фразы: