лица фавийцев ёжились от холодного ветра, что разносил по городу мерзкий аромат пожаров, которыми был объят разбомблённый город. Во главе роты шагал молодой бледный парень с длинным, худым лицом, выпуклыми глазами и узким подбородком. Он был высокого роста, около метра и восьмидесяти сантиметров, худого, но не худощавого сложения, бодрым и со звонким мальчишеским голосом, хотя ему было без малого двадцать пять лет. Это был капитан Хва Лагер. Он был ярким представителем офицерства фавийской армии: подтянутый и гладко выбритый. Подбадривал уставших солдат, начинал запевать звонким голосом ритмичные военные песни, в которых были разные сюжеты, но один темп, порой казалось, что этот воин сошёл с патриотического плаката и пошёл громить кровавого тирана своим острым штыком. Лагер не был медивом, он был из немногочисленного народа лагунов, что жили в южных, заболоченных провинциях Фавии. Эти люди мало чем отличались от прочих народов, единственное, что их выдавало, так это цвет их кожи, бледно-жёлтый с зеленоватым оттенком. Лагуны не просили от власти, ни независимости, ни автономии, они были мирным народом рыбаков. Хотя неоднократно подвергались дискриминации от медивов, которые считали их людьми недостаточно развитыми и оттого не достойными высоких постов и тем более офицерских погон. В основном их уделом был рядовой состав. Но Хва по-настоящему заслужил свой чин, он прошёл нелёгкий путь от солдата, что самоотверженно ходил в атаки на коварных врагов, до капитана, командира роты пехотинцев, в которой служили в основном медивы. Его бойцы не сразу приняли лагуна-офицера, прошёл год боёв с Пролистами (мятежниками захватившими остров на юге Фавии) и проявив свой недюжинный талант руководить и бескорыстную заботу о каждом, он заслужил безграничную любовь своих солдат, которые отныне искренне любили своего капитана.
Капитан Легер, шёл по чужому городу, ему не было дела до этой страны и до этого народа. Но родина сказала ему, что он нужен ей именно здесь, и он пошёл на войну. В этот раз не на колониальную, а на мировую. Хва оставил дома семью, и своего любимого сына, которым очень дорожил.
А кругом шумел прифронтовой город, мрачный и недружелюбный. Лица горожан были хмуры и не веселы. Вопреки ожиданиям Лагера их вовсе не встречали, как спасителей и освободителей, никто не подошёл к нему, все проходили мимо, щуря глаза. Но он не торопился обижаться. Хотя и испытывал стойкую неприязнь к гетерцам. Брелимские ополченцы произвели куда более удручающее впечатления, все были в гражданской одежде, измятой и грязной, на ком-то была каска, на ком-то военный жилет, вооружён был кто, чем смог, от старых автоматов до охотничьих ружей и штыков. Хва думал, что вот-вот и на улицах появятся ополченцы в латах и с копьями. Также по пути им встретилась бригада принудительно мобилизованных горожан, что копали окопы и рвы на подступах к городу. Те были и вовсе полуживыми от ежедневной, непосильной работы. Самое же тяжёлое впечатление на Лагера и его солдат произвела ужасающая картина в жилом микрорайоне окраины города. Между типовыми десятиэтажками, выгоревшими дотла, лежали обломки огромного муринского бомбардировщика, от него осталась только носовая часть, хвостовая валялась в сотне метров от носа, облокотившись на ещё один сгоревший дом. Всюду были сотни осколков, руины полуразрушенных домов и разбросанные, словно после урагана, вещи бывших жильцов, большая часть которых погибла здесь же, при падении подбитой, стальной птицы. Это очень поразило капитана, до него только сейчас начало доходить, что за враг мчится на Брелим, маленькое зёрнышко страха упало прямо в душу и тут же начало прорастать, дыхание участилось, и Хва закурил, что и предложил сделать остальным.
К Лагеру подошёл молодой солдат с пухлым, розовым лицом, голос его был взволнован и пухлощёкий спросил:
– Господин капитан, как вы думаете, хватит ли у нас сил надрать задницы котивам? А то смотрю, у гетерцев это не слишком получается.
– У нас нет другого выбора, солдат, котивы прут, их нужно остановить. Если же мы с тобой проявим слабость и трусость, то через месяц мы будим смотреть с тобой как муринские бомбы, рассекая воздух, летят на наши родные города. Враг силён, он не сошёл к нам из наших глупых карикатур, где голодранец Маут ведёт своих бандитов на запад, нет, они врут, там, за холмами, на нас идёт злой и подготовленный враг, в руках которого оружие, а в сердцах злость. Не жди от этой войны стремительных побед, будет тяжело. Но мы справимся, я буду стрелять врага, пока не кончатся патроны, а кончаться, буду грызть зубами. Ясно?
– Ясно, мы их уничтожим! – чуть бодрее сказал пухлощёкий.
– Вот такой настрой нам и нужен, вот видишь эти руины, так пусть хоть весь город превратиться в них, но котивы должны повернуть вспять, эта наша с тобою цель.
Они шли от вокзала, на который прибыли с военным эшелоном из Фавии, путь был не близкий, им предстояло дойти до места на окраине города, где в одном из цехов завода расположился штаб фавийского корпуса. В лицо бил холодный ветер, весеннее солнце ещё практически не грело, и Хва застегнул свой комбинезон защитного цвета, съёжился и пошёл дальше.
Проходя по одной из улочек, Лагер обратил внимание на странное, для столь мрачного города, оживление. Было довольно много народу, около десятка гетерских солдат и более сотни простых горожан, все галдели и кричали, смеялись и ругались, в общем, творилось нечто странное. Лагер приказал роте перекурить, а сам пошёл в гущу событий, протискиваясь сквозь людскую массу. На него не обращали внимания, порой толкали и что-то кричали, прям под ухом. Хва не любил такие столпотворения, чувствуя себя среди них неуютно. Подойдя ближе, ему всё-таки удалось разглядеть дюжину избитых и оборванных людей, трёх девушек и девять мужчин, самого разного возраста от подростков до стариков. По их окровавленным лицам и изодранным одёжам было ясно, что гетерцы настроены к ним враждебно. Все они были котивами, но местными, брелимскими.
Народ ликовал, кричал в адрес измученных котивов оскорбления и угрозы. В них летели камни и всё, что попадалось под руки. Позади них солдаты копали траншею. Хва не мог опустить взор от происходящего, ему было жутко смотреть на происходящее, особенно на избитых, молодых девушек, чьи лица были изуродованы побоями.
– Что здесь происходит? – обратился Лагер к одному из гражданских, молодому худощавому, парню, видимо привлечённому к оборонительным работам.
– Поймали этих выродков! Сейчас расстреливать будут! – с радостью и восторгом говорил парень, сжимая в руках лопату.
– Их? За что? – переспросил Лагер.
– Как за что? Вы тупые