За панелью из твердой древесины был искусно скрыт телевизор. Управление им помещалось в панели интеркома на письменном столе. Как большинство умных и занятых людей, Таг не смотрел дурацкие телевизионные программы, только новости и обсуждение проблем современности.
Однако его интересовало все, связанное с Африкой, он заметил «Умирающую Африку» и запрограммировал телевизор на включение.
Негромкий звонок оторвал его от изучения финансовых документов, лежащих перед ним в обтянутом свиной кожей бюваре.
Он коснулся кнопок, и стенная панель за шелковым ковром прямо против его стола отошла в сторону.
Когда заиграла музыка, Таг отрегулировал громкость.
На экране появилось изображение большого слона и снежной вершины, и он тотчас далеко унесся в пространстве и во времени – на пятьдесят лет назад, за тысячи миль. До самого последнего кадра он смотрел замерев. Потом снова коснулся кнопок. Экран потемнел, и панель, как сонное веко, закрыла его.Таг Харрисон долго сидел молча. Наконец он взял со стола золотую ручку с бриллиантом в восемнадцать каратов и записал в блокнот имя – Дэниэл Армстронг. Потом развернул вращающееся кресло и снял с полки справочник «Кто есть кто».
* * *
Дэниэл шел от Шепард-Буш к Холланд-парку. Пусть он потенциальный миллионер, это не значит, что он потратит пятерку на то, чтобы несколько минут ехать в такси. Погода теплая и приятная, деревья в парках и скверах оделись свежей летней листвой. Поглядывая на девушек в легких платьях и коротких юбках, он думал о Таге Харрисоне.
Эйна позвонила ему и передала приглашение Харрисона, и он был заинтригован. Конечно, он знал, кто такой Харрисон.
Щупальца Харрисона протянулись во все страны материка, от Египта до берегов реки Лимпопо.
Дэниэл знал о богатстве БОСС и его влиянии в Африке, но мало что – о человеке, стоящем за всем этим. Таг Харрисон умело избегал публичных обсуждений и внимания таблоидов.
Где бы в эти дни ни бывал в Африке Дэниэл, он всюду чувствовал присутствие Харрисона, словно следы старого, коварного льва-людоеда. Таг оставлял следы, но самого зверя во плоти видели редко.
Дэниэл гадал, чем объясняется удивительный успех Харрисона на Африканском континенте.
Он понимает африканцев, как мало кто из белых. Этому он научился еще в молодости, во время долгих охотничьих и разведывательных вылазок, когда его спутниками многие месяцы были только чернокожие. Он говорит на десяти африканских языках, но, что гораздо важнее, он понимает непрямые, окольные способы рассуждения африканцев. Он любит африканцев, хорошо чувствует себя в их обществе и умеет завоевать их доверие. В путешествиях по Африке Дэниэл встречал мужчин и женщин смешанной крови, чьи матери были туркана, или шана, или кикуйю, а отец (хвастали они) Таг Харрисон. Разумеется, никаких доказательств у них не было, но обычно это были богатые и влиятельные люди.
В прессу редко попадали сообщения о поездках Харрисона на Африканский континент или его фотографии, но его самолет «Гольфстрим» часто стоял где-нибудь в укромном уголке на гудроне аэропортов Лусаки, Киншасы или Найроби.
Слухи называли его почетным гостем и доверенным лицом Мобуту в его мраморных дворцах и в президентской резиденции Кеннета Каунды в Лусаке.
Поговаривали, будто он один из очень немногих, у кого есть доступ к таинственным партизанам Национального сопротивления Мозамбика или в партизанские лагеря Савимби в буше Анголы. Его приветствовали и законные режимы, которым противостояли партизаны. Говорили также, что он в любой час дня и ночи может поднять трубку и поговорить с де Клерком, или с Мугабе, или с Дэниэлем Арапом Мои [17] .
Он брокер, агент, советник, банкир, посредник и переговорщик всего континента.
Теперь Дэниэл с нетерпением ждал встречи с ним. Он и раньше пытался добиться этой встречи, но безуспешно. Теперь, приглашенный гость, он стоял у внушительной входной двери, чувствуя легкую опаску, не раз хорошо служившую ему в африканском буше, когда предупреждала о появлении опасного зверя или еще более опасного человека.
Дверь открыл чернокожий слуга в просторной белой канзу и красной феске.
Когда Дэниэл бегло обратился к нему на суахили, одеревенелость черт слуги сменила широкая белозубая улыбка.
Он повел Дэниэла наверх по широкой мраморной лестнице. В нишах на площадках стояли свежие цветы, а стену украшали картины из знаменитой коллекции произведений искусства Харрисона: Сислей, Дали, Матисс.
Перед высокой двустворчатой дверью из родезийского тика слуга посторонился и низко поклонился. Дэниэл вошел в кабинет и остановился посередине шелкового ковра.
Таг Харрисон встал из-за стола. Сразу стало понятно, как он получил свое прозвище [18] . Ширококостный, крепко сложенный, хотя отличный полосатый костюм маскирует угловатую сильную фигуру и тяжелый живот.
Харрисон лыс, если не считать венчика серебристых волос, придававшего лысине сходство с тонзурой. Лысина была бледной и гладкой, зато лицо – морщинистым и загорелым там, где шляпа его не защищала от тропического солнца. Тяжелый подбородок, зоркий проницательный взгляд – все выдавало острый, безжалостный ум.
– Армстронг, – сказал он. – Рад, что пришли.
Голос теплый, как патока, и слишком мягкий для всего остального. Харрисон протянул руку над столом, вынуждая Дэниэла подойти – легкий жест в игре за главенство.
– А я рад, что вы меня пригласили, Харрисон.
Дэниэл понял намек и опустил титулы, оставаясь на равных. Старик прищурился: он принял условие.
Они обменялись рукопожатием, присматриваясь друг к другу, чувствуя силу в руке собеседника, но не затевая мальчишеское соревнование «кто сильней». Харрисон знаком пригласил Дэниэла сесть в кожаное кресло под Гогеном и обратился к слуге:
– Летта чаи, Селиби. Вы ведь будете чай, Армстронг?
Пока слуга разливал чай, Дэниэл разглядывал рога носорога на стене.
– Такие трофеи встречаются нечасто, – сказал он. Харрисон вышел из-за стола и направился к двери.
Он погладил один из рогов, лаская его, как руку прекрасной любимой женщины.
– Да, нечасто, – согласился он. – Я был мальчишкой, когда застрелил его. Пятнадцать дней шел за старым самцом. Ноябрь, температура днем в тени была 120 градусов [19] . Пятнадцать дней, двести миль по пустыне. – Он покачал головой. – В молодости мы совершаем безумства.
– В старости тоже, – сказал Дэниэл, и Харрисон усмехнулся.
– Вы правы. Жизнь скучна, если немного не спятить. – Он взял чашку, протянутую слугой. – Спасибо, Селиби. Закрой за собой дверь, когда будешь уходить.