7 февраля <1916 г.>, утро, вагон.[614][614]
Миленькая Малим,
Здравствуй, как поживаешь? Я еду, сегодня вечером буду в Нижнем. По дороге хорошо иногда то, что от природы, а люди, как только накопятся, становится тесно, шумно и бестолково. От Челябинска до Уфы очень живописны предгорья Урала, горы, довольно высокие, покрытые лесом. И дальше попадаются живописные места. В Самаре пришлось пересаживаться в другой вагон, и уж тут было тесно и неприятно. Какая-то пассажирка, едущая из Благовещенска на восточном краю Сибири, с тремя детьми, в Полтаву, из своего 2<-го> класса, где не нашла места, водворилась в 1<-й> класс и создала достаточную тесноту. Как ни гнали ее кондуктора во 2<-й> класс, она упиралась, и наконец отослала туда спать двух детей. Но по дороге понемножку кое-как утискались, и в нашем купе, 4-местном, остались эта офицерша с младшим сыном, какой-то вяземский помещик, едущий из Читы, рыбник Баранов, едущий из Владивостока в Пензу, и я. В 10 часов приехали в Пензу, здесь еще одна пересадка, и даже пришлось сесть на извозчика и ехать через весь город на другой вокзал. В час ночи поезд отошел. Здесь я пока еду один в двухместном купе, удобно. Остановки бывали в Самаре, Уфе, Сызрани довольно большие, так что можно было успеть пообедать. — Нижний-Новгород — последняя лекция[615], потом домой. Попытаюсь проехать через Москву, если получу от Татьяны Николаевны приятный ответ; но можно ехать и из Нижнего, хотя на этом пути будет несколько пересадок; но со мною нет ничего лишнего, только, кроме чемодана, купил еще в Ростове ручной чемодан. — Как только получишь это письмо, телеграфируй так: Задара, Сологубу, Большая Покровская, 19, Нижний-Новгород. В телеграмме сообщи, не надо ли Тебе прислать денег, тогда я переведу Тебе деньги почтою или телеграфом. Деньги я вносил в банк в Самаре 600 и в Челябинске 500; не много для такой длинной поездки, но если бы не отпали Таганрог и Казань, эти города дали бы не менее 500 чистых лишних денег. В Нижнем, если успею, внесу еще рублей 400. — От Тебя совсем не получаю писем, только телеграммы; должно быть, если Ты и пишешь письма, то адресуешь их на те города, куда уже поздно. — Крепко целую.
Твой Малим. 61
<Полтава. 24 февраля 1916 г.>[616]
Миленькая Малим, вот она какая Полтава! На карточке хороша, и летом в натуре тоже, должно быть, хороша. А теперь плоховата, сыровата, серовата, грязновата. Приехал утром рано; гостиница Европейская, хорошая. Целую крепко.
Твой Малим. 62
<25 февраля 1916 г.>
Миленькая Малимочка, здравствуй! В Полтаве было очень хорошо. 406 человек, полный зал; чистых 205 р. Слушали великолепно[617]. И вообще во всех отношениях гораздо лучше, чем первое мое чтение в Полтаве[618]. — Будут еще в Полт<аве> Бальм<онт>, Северянин, Коган, Мар<ия> Моравская[619]. — Рано утром, в 6 ч., выехал в Крем<енчуг>. Пишу в вагоне. Целую крепко.
Твой Малим. 63
<Кременчуг.> 26 февр<аля 1916 г.>
Миленькая Малимочка.
Здравствуй! Читал вчера в театре «Колизей». Народу много, все сошло превосходно[620]. Результат денежный ровно такой же, как в Полтаве. Сейчас выезжаю в Одессу[621]. Крепко целую.
Твой Малим. 64
<Саратов. 16 марта 1916 г.>[622]
Миленькая Малимочка,
Здравствуй, как поживаешь? Был вчера здесь диспут, возражатели были очень плохи, так что двоих из них пришлось уличать во вранье[623]. Еду в Царицын, в Пензе не устроилось. В Царицыне — 19-го марта. Целую.
Твой Малим. 65
<Царицын. 19 марта 1916 г.>[624]
Миленькая Малимочка, здравствуй, как поживаешь? Приехал в Царицын, вчера был в редакции «Волго-Донского Края». Город меркантильный до крайности[625]. Сегодня читаю[626]. Целую.
Твой Малим. 66
<Екатеринбург.> 4 окт<ября 1916 г.>
Миленькая Малим, здравствуй! Пишу, едва только после долгого (21 час) ожидания опоздавшего в Екатеринбург поезда влезши в вагон. До Екатеринбурга доехал очень хорошо, без опозданий, часа в 3 дня, по местному времени, которое 2 ч<аса> впереди петроградского. Чтение прошло хорошо. Зал училища Музыкального Общества, хорошая акустика[627]. Учащимся запрещено, и были только очень немногие смельчаки, человек 30. Всего же было 252 человека. Сбор 310 р. Расходы большие — 168 р., так что очистилось 142 р., да возврат задатка 50 р., всего 192 р. Публика очень внимательная и почтительная, но, как всегда без молодежи, без особенных восторгов. В антракте пришли два журналиста местных газет, один из них передал две свои прежние статьи обо мне, — оказалось, что это тот Виноградов, статьи которого в вырезках доходили к нам и произвели приятное впечатление[628]. Затем пришла со своим мужем та самая Дора, которая играла у нас в «Земной Красе»[629]. Она — здешняя, ее муж здесь отбывает воинскую повинность; просила передать Тебе привет. Потом приходила еще какая-то Александра Павлова, которая в Москве познакомилась с одною из Чеботаревских, имени ее не знает. — Устроительница Иванова, жена хозяина музык<ального> магазина. Люди интеллигентные оба, он — сын инженера, занимавшего видный пост на Урале; был в университете, был выслан и т. д. — На другой день рассчитывал выехать в 4 ч. дня, и утром 4-го был бы в Тюмени, — переезд 12 час<ов>. Но из-за двух крушений товарных поездов около Перми поезд запоздал на 21 час; скорый проходит здесь только по четвергам; таким образом пришлось переночевать в городе; в Тюмень не заеду, поеду прямо в Омск[630], а в Тюмень — на обратном пути, если устроится. — Телеграфируй, получила ли деньги из Москвы.
Крепко целую.
Твой Малим.
Твою телеграмму об Иркутске получил, послал Жербаковой 100 р., Тебе 50 р., телеграфом.
67
7 окт<ября 1916 г.>
Миленькая Малим, здравствуй, как поживаешь? Не получаю от Тебя никаких известий, только одну телеграмму в Екатеринбурге. Пишу в вагоне, еду в Новониколаевск[631]. В Омске прошло очень хорошо, зал был почти полон, была учащаяся молодежь, но в ограниченном количестве[632]. Всего было 446 человек, валовой сбор 573 р. 40 к., из которых мне половина: 286 р. 70 к. Из этих денег переведу Тебе завтра телеграфом из Новониколаевска 140 р. В Омске не мог этого сделать, потому что выехал в ту же ночь. — Омск — степной город, пыльный, грязный, разбросанный, население грубоватое[633]. Днем было очень тепло, почти летняя погода, — здесь же южнее Петрограда: все в осенних или летних пальто. Оказалось, что я сделал очень глупо, надевши меховое пальто. Хожу, обливаясь потом от жары в мехах. — В Омск я приехал накануне лекции, 5-го, в 7 ч. вечера. Пошел в городской театр. Там давали «Хищницу» О. Миртова[634]. Пьеска как раз по омской публике. Никакой современной психологии в ней нет, — просто это хорошо припомненные воспоминания 60-х годов, и хищница Татьяна представляет собою довольно близкое повторение нигилиста Базарова[635]. Актеры довольно старые, да им в этой пьесе и делать нечего. Получше других оказалась исполнительница главной роли, в 3<-х> первых действиях достаточно недурно. Публики было много, были разговоры о пьесе, ходили по коридорам какие-то дамы разудалого вида, курили папиросы и одобряли «Хищницу». — В Омске сахару нет, мясо дорого, консервы поднялись в цене на 150 %; вывоз масла из Сибири запрещен, хотя масла здесь очень много. Цены равняются по петроградским. Банки помогают этому. Какой-то банк скупил всю кислую капусту. На вокзалах дают сахар только к кофе, а к чаю дают по два леденчика. — За Омском продолжается все та же степь. День ясный, солнечный, теплый. Вагон тесный, микст[636], на I кл<асс> всего 6 мест, все заняты. Но я спал хорошо. Воду нахожу везде, боржом. Ижевский источник здесь не знают, и его почти нигде нет. В Омске купил тарелку за 42 к., нож и вилку, сплошные стальные за 1 р. 10 к., курицу жареную и пяток яиц, которые оказались свежими. Яйца купил за 30 к., десяток 60 к., сваренные. Мышьяк принимаю исправно, на станциях беру кипяток и завариваю в вагоне чай. — Ну вот, кажется, все. Сегодня ночью думаю быть в Новониколаевске. Будь здорова. Крепко целую.
Твой Малим.
Прилагаемый листок отдай Евд<окии> Гр<игорьевне>[637], пусть перепишет на большой лист. Продолжение пришлю.