Около пяти вечера она вызвала такси и поехала в «Омегу», потому что находиться дома в бездействии становилось невыносимо. Джоанна рассчитывала застать Уинни.
– Привет, малышка, а я как раз собирался разыскивать тебя, – приветствовал ее он. – Люд звонил пятнадцать минут назад и оставил для тебя сообщение: дела у него идут прекрасно, рабочий вариант фильма признан великолепным. Сейчас они со Сторманом редактируют его. – Уинни заглянул в записную книжку. – Еще он просил передать, чтобы ты не волновалась, если вы не созвонитесь в ближайшие два-три дня. Он собирается в Сан-Франциско и вернется домой на следующей неделе.
– О Боже! – Джоанна без сил опустилась в кресло и обхватила голову руками.
– Что, вы с ним поссорились?
Она отрицательно покачала головой и рассказала Уинни о том, что случилось с Надин.
– Я даже не знаю, что тебе сказать на это. – Он был поистине ошарашен.
– А я не знаю, что мне делать. Даже если почка тети Салли подойдет, боюсь, что в ее возрасте такая операция опасна. О, Уинни, я в полной растерянности. Не знаю, как мне быть.
Он сочувственно взглянул на нее поверх очков. Для того чтобы дать ей разумный совет, нужно было обладать разумом Соломона. Доктор Мак держался с ней в чем-то резко, но его можно было понять. С другой стороны, он уговаривает ее сделать аборт, а сам не предпринимает никаких попыток найти нового донора. Доктора, к сожалению, иногда ошибаются. И все же в почках они разбираются лучше, чем кто бы то ни было другой.
– Спасибо, что выслушал меня, Уинни. Я понимаю, что должна принять решение сама. Жаль, что Люда нет сейчас со мной.
Уинни предложил позвонить в офис Стормана и оставить срочное сообщение. К сожалению, секретарь ответил, что с его боссом нельзя будет связаться до завтрашнего дня, когда он прилетит в Сан-Франциско.
– Загляни к Эбби, раз уж ты здесь, – попросил он Джоанну. – Она работает как проклятая. Готовит обложку для бельгийского тома.
Джоанну охватила ностальгия по работе, по ее прежней беззаботной жизни. Как было хорошо не думать ни о чем, кроме обложки новой книги!
Уинни проводил Джоанну до двери, положив руку ей на плечо.
– Я позвоню тебе завтра, детка. Постарайся не принимать это очень близко к сердцу. – Он выглядел всерьез встревоженным.
Закрыв дверь за Джоанной, он снял телефонную трубку.
Эбби склонилась над рабочим столом в глубокой задумчивости и от сосредоточенности кусала кончик локона, свисавшего из-за уха. Она не сразу заметила в дверях Джоанну.
– Привет, как здорово, что ты… Господи, что случилось?
– Все.
Эбби выслушала рассказ Джоанны, и глаза ее наполнились непритворным ужасом.
– Кошмар! Ты говорила с Домиником?
– Да, он ничем не может помочь. Никто не может, кроме человека, у которого вдруг окажется подходящая почка.
– Я уже собиралась домой, – сказала Эбби, глядя на Джоанну с состраданием. – Почему бы тебе не пойти пообедать со мной и моим приятелем? Так, ничего особенного. Прошлогодний сердцеед, который переехал в Чикаго. Он заявился всего на неделю, и мы обедаем в основном в ресторанах. А сегодня я решила приготовить ему обед сама.
– Спасибо, Эбби, – вяло улыбнулась Джоанна. – Но я не в настроении общаться с кем бы то ни было. К тому же у меня сейчас кусок в рот не полезет.
– Вот увидишь, полезет! Тем более что я еще не придумала меню. – Эбби набросила жакет и обняла подругу. – Я готовила для стольких мужчин, что уже стала забывать, кто что любит. Помнишь моего греческого друга – Косту? Он отказывался есть, если на столе не было масла, сливок или майонеза. Стэн любил сливочное масло, но не выносил оливкового и маргарина. У Фрэнка была аллергия на моллюсков. Крис становился зеленым, как авокадо, если съедал его. А еще он ненавидел чеснок и обожал лук. Или наоборот?
Джоанна рассмеялась и вдруг расплакалась. Эбби предложила поступить так: она откажется от ужина с приятелем, и они проведут вечер вдвоем с ней.
Джоанна упрямо покачала головой, считая, что стыдно и трусливо перекладывать свои проблемы на плечи друзей. Она сама должна с ними справиться. Она и Люд. Эбби очень добра, но она ничем не поможет ей, только расстроится зря.
Джоанна сказала, что с ней все будет в порядке, и влилась в поток служащих, покидающих этим теплым майским вечером издательство.
Ее сердце сжималось от мучительной боли. Джоанна позвонила в больницу из автомата. Без перемен. Тогда она набрала номер квартиры Надин. Подошла тетя Салли и сообщила ей неутешительные новости: ее почки проверили, и выяснилось, что они не подходят для трансплантации.
Джоанна повесила трубку с чувством, что еще немного, и ее голова от напряжения разлетится на мелкие кусочки. Если бы только она могла поговорить с Людом! Просто услышать его голос уже было бы для нее счастьем. Джоанну не покидало ощущение, что почва реальности ускользает у нее из-под ног.
В мозгу проносились обрывки мыслей. Она словно наяву слышала, как Люд поет: «Джоанна, я и малыш – нас трое». Как же она может разрушить их общее будущее?
В следующий момент перед ее внутренним взором возникала картина: Надин лежит на больничной койке, бледная, с посиневшими губами, в бинтах. Разве может она отказаться спасти жизнь своей сестре?
Уинни сидел в зале ожидания клиники, усиленно жуя жвачку, чтобы побороть в себе постыдный страх. Однако, когда он вошел в кабинет доктора Мака, ладони у него предательски повлажнели.
– Ирвин Крэник, – представился он и нервно пожал руку доктору. Мак учтиво поклонился, заметив, что посетитель явно не в себе.
– В каких вы отношениях с миссис Баррет?
– В далеких от родства. Ее сестра, Джоанна Леннокс, работает у меня в отделе издательства «Омега» художественным редактором вот уже скоро десять лет.
– Шанс на генетическую совместимость между органами незнакомых людей практически равен нулю, – предупредил его Мак.
– Я понимаю, но все же прошу вас проверить.
– Когда вы в последний раз были у врача, мистер Крэник?
– Я проверяюсь каждые полгода. Последний раз это было в январе. Уверяю вас, я гораздо здоровее, чем кажусь на первый взгляд. Давление нормальное. Пульс ровный, около семидесяти.
Доктор Мак завел на него карточку, заранее зная, что его усилия напрасны. Искоса поглядывая на человека, сидевшего напротив него в кресле и покрывавшегося испариной от волнения, Мак разрывался между двумя противоречивыми желаниями: накричав на него, прогнать прочь или приколоть ему на грудь медаль за проявленное мужество.
– Вы уверены, что хотите этого?
– Уверен. И если я испытываю вполне понятный страх, то это не означает, что я пришел сюда против воли. Мой родной дядя прожил на диализе семь лет, мои почки тестировали на предмет донорства для него. Так что не стоит устраивать проволочек. Прошу вас. – Уинни с достоинством выпрямился в кресле, и его голос зазвучал тверже.