Не то, чтобы Валерий не сочувствовал трагедии безвременно овдовевшей девчонки, но сейчас он упрекал себя только в том, что так и не выслушал ее до конца — у Клочковой могла быть необходимая ему дополнительная информация о причинах убийства. И ведь, отметил Седов, вдова свою просьбу все-таки выложила, пусть и в форме выговора. Настойчивая дамочка.
Что же касается отказа от выполнения миссии, то глупое требование сейчас вызывало только мрачную усмешку. Задание заинтересовало, стало для Валерия не просто долгом, и остановить Седова уже не смог бы и второй советник Херх. В деле берзегрумского восстания обнаружилось очень много скрытых подводных камней и очень неприятные долгосрочные последствия. Создавался галактический прецедент. «Изоляция». Отвратительное слово. По ряду личных причин, оно вызывало у Седова боль и ярость.
Справочник и учебники не помогли. Помогли альтаирский автолингвист — анализатор и гипноизлучатель. За две оставшиеся ночи полета приборы позволили Седову кое-как реконструировать куми, язык кунфов, и подсознательно усвоить его.
Зато Валерий сэкономил время на изучении наречия сархов — этот так называемый язык оказался просто диалектом куми. В обоих наречиях Седова поразило обилие бранных и оскорбительных выражений. Любое приветствие на куми звучало изощренным ругательством. Повторив за автопереводчиком одну из этикетных фраз, Седов невольно фыркнул. Вот если он так теперь и будет здороваться, то на Земле его точно поймут неправильно. «Интересно, — поразился посредник, — как же они на денебианском-то говорили, с его бесконечными формами вежливости»? А ведь говорили!
Понятно, что на Кумпфе не предусматривались приветствия для женщин и детей, в том числе и мальчиков до двенадцати лет. Самкам, которых оберегали и о которых нежно заботились, по сведениям даже явно небеспристрастного Темироха, при встречах просто кивали. Никакой роли в развитии цивилизации они не играли. Кунмпф принадлежал сильным мужчинам.
Оставшиеся дни Седов провел за изучением культуры и традиций аборигенов. Ничего неожиданного — как он и думал, в основе цивилизации кунфов лежал культ грубой силы, возведенный в религиозный ритуал. Вечерами Валерий до изнеможения тренировался в спортивном зале. Больше никто его звонками и вызовами не беспокоил.
Портал выбросил яхту в непосредственной близости от планеты, где оставался только одинокий контрольный пост Денеба. Дежурный офицер, равнодушно просмотрев документы, между делом сообщил, что все инопланетяне с Кунмпфа эвакуированы, но никаких приказов, запрещающих посещение планеты, не поступало. Валерий только пожал плечами — его полномочия позволяли нарушить любые запреты.
Яхта Седова приземлилась на почти идеально круглой поляне в лесочке неподалеку от столицы. Оставшееся до города расстояние предстояло преодолеть пешком. После недолгого пути низкорослые краснолистые деревья расступились, открывая вид на Берзегрум. Валерий прихватил с яхты ручной пульт управления, на всякий случай установив силовую защиту и нажав кнопку невидимости. На опушке леса, вспомнив о правилах безопасности, он отошел на несколько шагов назад, отыскал в одном из деревьев небольшое дупло и спрятал прибор.
На местных жителей землянин наткнулся через несколько минут и, не задумываясь, выпалил самое грубое из тех приветственных ругательств, которые встретились ему в автолингвисте. Аборигены буркнули что-то неопределенное, затем переглянулись:
— Тебе нужен президент Лунтфи? — заинтересованно спросил самый крупный кунф.
«Напутали авторы все-таки с приветствиями в справочнике», — понял Седов, но отступать было поздно.
— А что, сильнее его еще кто-то есть? — недвусмысленно осведомился дипломат. Обезьяньи рожи расплылись в дружелюбных улыбках, обнажая жуткие желтые клыки.
— Хорошо говоришь, — одобрил собеседник, отвечая на приветствие замысловатой бранью — в общем, как понял Седов, означающей, что он принимает на себя роль свидетеля. — Я, Бван, покажу тебе дорогу.
Валерий с трудом удержался от вежливого «спасибо». На денебианском он мог бы позволить себе такую ошибку, но на куми — никогда. Седов грубовато рыкнул в ответ и последовал за Бваном в город, не обращая никакого внимания на остальных кунфов, продолжавших прерванный появлением чужака путь.
Шли они недолго и молча. Кунф не заговаривал, признавая заведомо высокий статус иноземца, Седов молчал, боясь допустить случайную оговорку.
Берзегрум, внимательно изученный по планам и по многочисленным кадрам денебианской хроники, не слишком напоминал дымящиеся развалины недавней войны в просмотренных файлах. Конечно, кое-что кунфы могли успеть восстановить, но не за такой срок. Этот город никогда не лежал в руинах. А значит, файлы из материалов Херха содержали явную подтасовку. Вот только кто и зачем исказил истину? Валерий пообещал себе выяснить это в ближайшее время, если, конечно, у него еще останется такая возможность.
Берзегрум был, по-своему, очень красив. Тут денебианец не солгал. Только вот над городом витало ощущение недавней трагедии, обреченности.
— Здесь, — Бван подвел нового знакомого к бывшей резиденции земного посольства. Именно там обосновался президент Лунтфи. Седова удивил странный выбор. Здание не казалось ни самым привлекательным, ни самым высоким. Многие из стоявших рядом зданий посольств и представительств, на которых еще сохранялась символика представляемых ими планет, отличались большей яркостью и вычурностью отделки, без сомнения входившей в традиции кунфской городской архитектуры. И все-таки президент выбрал именно этот скромный особняк. Седов с трудом сдержал просившийся на язык вопрос. Выбор без сомнения был символичен. Но вот только что он символизировал?
И выдавать незнание добровольному проводнику нельзя. Незнание — слабость. Слабый не может претендовать на беседу с президентом.
— Вот, говори, — предложил Бван, указывая на резиденцию самого сильного.
— Я жду, — согласился Седов и сложил руки на груди. Кажется, он не ошибся. Крохотные глазки аборигена радостно блеснули при знаке вызова. Прохожие, сначала недоверчиво оглядывавшиеся на чужака и его свидетеля, загомонили, собираясь в толпу.
Подбадривающие выкрики и грубоватые шутки в адрес отчаянного инопланетянина, вероятно, могли бы задеть самолюбие слишком чувствительного существа, каким Седов, к счастью, никогда не был, но никак не соответствовали описанным в отчете сценам религиозного бунта тупых дикарей и картинам безжалостной расправы аборигенов с беззащитными дипломатами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});