Нет. Война гораздо серьезней. Это война между „землей и небом“ человеческого духа. И она происходит в нем самом, она происходит в каждом человеке. У каждого есть выбор – иметь теплый дом, обед и свою доказанную верную теорему или искать, двигаться вперед по лужам сквозь черную неизвестность ночи. Герой Цоя выбирает второй путь, хотя ему и жаль теплой постели. Он дождался времени, когда „те, кто молчал, перестали молчать“. Что же они делают? Они „садятся в седло, их уже не догнать“.
И все же – страшно. Не безумие ли это – отказываться от жизненных благ, лететь куда-то? Поэтому крик:
Мама, мы все тяжело больны,Мама, мы все сошли с ума!
Первые пять песен альбома превосходны по глубине и силе развивающегося в них конфликта. Это – вечный конфликт, от него никому не уйти.
Но вот привал. Цой шутит, Цой пародирует со своею всегдашней невозмутимостью.
Тот, кто в пятнадцать лет убежал из дома,Вряд ли поймет того, кто учился в спецшколе…
Намек на Гребенщикова? БГ ведь учился в математической спецшколе. Я думаю так потому, что далее, в той же песне с загадочным названием „Бошетунмай“, есть намеки и на Васю Шумова, когда Цой вдруг переходит на перечислительный речитатив, кончающийся словом „центр“, и на Костю Кинчева, когда пародируется известное „мы вместе!“.
Но пошутили – и хватит. Надо двигаться дальше. Во второй части альбома герой ищет единомышленников. После сильной музыкальной темы „В наших глазах“ он, только что посмеивавшийся над Кинчевым, уже взывает: „Попробуй спеть вместе со мной, шагай рядом со мной“. Ему нужно это единство, потому что „дальше действовать будем мы“.
Песня „Прохожий“ как-то выпадает – и музыкально, и тематически. Цой словно напоминает, что он все же из тех, „кто в пятнадцать лет убежал из дома“. О заключающей альбом „Легенде“ можно писать очень много. Мелодически она явно связана с „Группой крови“, альбом музыкально закольцован. Но какая смена настроения! Какая грусть и печаль у бойцов, возвратившихся с битвы. Какая скорбь. И все же Цой находит слова предельно точные и мужественные:
Смерть стоит того, чтобы жить,А любовь стоит того, чтобы ждать…
И снова все теряется в хаосе, будто в пыли дорог.
О поэтике Цоя надо писать отдельно. На мой взгляд, он сейчас – один из самых лучших поэтов в роке. Магия недосказанности, находящей продолжение в музыке и из музыки же рождающейся. Афористические формулировки. Ясное мышление и глубина чувства. Если альбом не будет издан на пластинке, это будет явной несправедливостью, тем более что работа звукорежиссера Алеши Вишни превосходна».
1988
«Игла»
Рашид Нугманов (из беседы с автором, 1991):
«Осенью восемьдесят пятого года ко мне подошел Леша Михайлов с операторского факультета. Он сказал, что видел многие мои работы, они ему понравились, и предложил мне сделать с ним фильм о рок-н-ролле. У него была черно-белая пленка, камера – ему нужно было сделать курсовую работу. А мне, как второкурснику, еще не положено было снимать самому. Но идея была замечательная. Правда, Леша хотел использовать в фильме те архивные материалы, которые у него были – Вудсток, еще что-то. Я ему сказал, что мне сейчас интереснее советский рок. Я сам еще недавно не верил, что такое возможно, хотя когда-то тоже пытался играть и петь. Но у меня все это закончилось в середине семидесятых, а тут я вдруг услышал такую мощную рок-н-ролльную волну из Ленинграда. Я говорю ему: „Давай поедем в Ленинград и сделаем полностью фильм о нашем роке – он того достоин“. Леша согласился, и мы поехали. Перед этим мы встретились с Кинчевым, все обговорили и заручились его участием.
В Ленинграде я первым делом встретился с Цоем, у метро „Владимирская“. Он приехал с Каспаряном. Пока мы шли пешочком в рок-клуб, я стал рассказывать о своем сценарии – „Король «Брода»“ он тогда назывался – и тут же предложил Виктору исполнить главную роль в будущем фильме. Но затея эта была еще очень дальняя – неизвестно, когда тебе дадут большую постановку, а пока – вот пленка, вот оператор – давай снимем импровизированный фильм о рок-н-ролле, о себе. Виктор согласился сразу. Потом я поговорил еще с Майком и с Борисом Гребенщиковым.
„Йа-хха!“ мы сняли весной восемьдесят шестого за две недели. Материала было очень много – на несколько часов. Мне очень хотелось сделать полнометражный фильм, да и материал так складывался. Но ВГИКовское начальство нам категорически отказало, потому что средства, которые отпускались на курсовую работу Леши Михайлова, были на десятиминутный фильм. Он должен был представить этюдик на десять минут, не больше. Всеми правдами и неправдами мне удалось сделать сорок минут. Можно представить, в каком бешеном темпе мы их озвучивали, монтировали, собирали – все на средства десятиминутной картины. Кое-как мы успели к сроку, но фильм так и остался незаконченным. Поэтому многие сюжетные линии и связки просто пропали, я оставлял только самые главные блоки, в которых есть впечатление от этой жизни, а не рассказывается конкретная история. Хотя история в основе лежала очень простая: день свадьбы, ребята тусуются, не знают, куда им податься, и уже к ночи забредают в кочегарку к Цою, который для них поет.
Все материалы „Йа-хха!“ до сих пор хранятся у оператора. Я как-то подумывал вернуться к этому фильму – теперь вроде и средства есть, и все – но то время уже ушло. Да и не стоит, наверно, возвращаться к пройденным вещам.
А с „Иглой“ вообще все было непредвиденно, и никто из нас даже предположить не мог, что мы настолько быстро получим полнометражную постановку. В августе восемьдесят седьмого я приехал на две-три недельки на каникулы в Алма-Ату. Я был уже на третьем курсе. И вдруг меня вызывают на студию „Казахфильм“. Я прихожу к руководителю объединения, и мне говорят, что у них в запуске фильм „Игла“, съемки должны начаться через месяц, но они уже дважды пролонгировали эту картину, и худсовет, наконец, решил отстранить режиссера от съемок. Они предложили мне взять этот фильм, но я должен буду уложиться в оставшиеся сроки и оставшиеся деньги. Конечно, это был счастливый случай, несмотря на то, что не было никакой возможности нормально подготовиться, посидеть над сценарием. Я тут же согласился, оговорив некоторые условия. Во-первых, я получил разрешение импровизировать, что-то менять в сценарии по ходу съемок, сохраняя сюжетную канву. Я вообще никогда не собирался делать фильм о наркомании. Во-вторых, я хотел пригласить в качестве главного оператора своего брата – тоже студента третьего курса. И последним условием было то, что мне позволят пригласить непрофессиональных актеров, моих друзей. Руководство объединения согласилось, и я тут же позвонил Виктору. „Вот, – говорю, – мы собирались еще годика через два начать что-то снимать, а тут такая возможность подвернулась“. Он сразу согласился, даже не читая сценария.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});