Читать интересную книгу Мсье Гурджиев - Луи Повель

Вот первые строки ее прощального письма к матери (датировано 2 августа): «Милая мама, я уверена, что Гурджиев навел на меня порчу». Умерла она 11 числа. От какой болезни врачи не установили.

Ее брат (известный джазист) уверяет, что, когда он бодрствовал рядом с умершей, вдруг появился Гурджиев. Прежде он его никогда не видел, но вспомнил. Один из молодых друзей Ирен обратился к писателю, достаточно известному, так что Гурджиеву было бы трудно отказаться от беседы с ним. Он хотел, чтобы писатель расспросил Гурджиева о смерти Ирен. «Если вы в своем уме, не впутывайтесь в это дело», посоветовал писатель.

Сразу же после Освобождения Ирен-Кароль Равельотти начала печататься в газете «Каррефур». Именно главный редактор этого еженедельника Феликс Гарра и его друг Генри Миллер опубликовали дневник девушки в издательстве «Юная Парка».

Несколько страниц из дневника я позволю себе привести.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА ИРЕН-КАРОЛЬ РАВЕЛЬОТТИ

1942

Прошло полгода

Суббота, 27 марта

Сегодня побывала у Люка Дитриха, чтобы высказать ему глубокую признательность за книгу «Счастье опечаленных». Он сказал: «Поговорим как друзья. Не старайтесь произвести впечатление, отбросьте все условности. Будьте самой собой». Мне это почти удалось. Он рассказывал об Искусстве, которое должно быть в первую очередь совершенно искренним, а добрым, изящным уже потом. Он говорил о себе, потом обо мне. Убедил продолжить записи. Все это радостно. Мне кажется, что теперь я смогу мыслить уверенней.

Я обязана быть суровой по отношению к себе самой. Взять себя в руки, поставить высшую цель, не удовлетворяться легкодостижимым, обыденным. О, как мне хочется действовать, творить! Я на пороге чего-то нового. Наконец-то я здорова, все пути открыты. Надо только выбрать верный.

РАБОТА

(И пусть ей не будет конца)

Изучать себя значит изучать свою маску.

Я стремлюсь глубоко познать саму себя.

Я буду вглядываться в себя, чтобы сделать выбор: хочу научиться его делать. УМЕТЬ ВЫБИРАТЬ.

Не быть рабыней собственных вкусов, уметь выбрать не что нравится, а что необходимо. Понять свое благо.

Как художник я хотела бы наставлять толпу, а ведь до сих пор я не стремилась обособиться (внутренне) от толпы.

Чтобы научить других понимать себя, владеть собой, надо сперва самой этому научиться.

Главное свойство детства способность к росту. Возврат к детству, но не чтобы насладиться присущими ему наивностью, бестолковостью, детским сюсюканьем, беспричинными всплесками чувствительности. Не впасть в детство, а вернуться в него, то есть продолжить рост.

СХОДИТЬ В ЦИРК

…Посещаю цирк. Цирк это я. Постараюсь быть одновременно и зрителем и самим цирком.

Понаблюдаю различных Ирен: искреннюю, лживую, притворщицу, лакомку, ребенка, или псевдоребенка, щедрую, скупую, нежную, бесчувственную, клеймящую, тщеславную, скованную, равнодушную, пылкую и т. д.

Постоянно ЗА СОБОЙ НАБЛЮДАТЬ.

А значит, всегда помнить о лучшей из своих индивидуальностей, которой и предстоит стать главной. Стараться себя одергивать.

Научиться одновременно и ненавидеть и любить себя, то есть полюбить все истинное, подлинное в себе, а не мелкое, хилое, но так стремящееся разрастись. Ненавидеть, отчаянно ненавидеть все рукотворное: жесть, пластмассу и т. д., всю ложь и тщеславие.

Виши, конец июля 1942 г.

Разум, хладнокровие, исключительная проницательность вот что поможет мне добиться цели.

Я теряю мужество.

Перечитывая свои заметки, начинаю понимать, как сильно я переменилась с тех пор, как сюда приехала.

Между прошлым и настоящим пропасть. Предпочту ли я так же хорошо владеть собой, как раньше, но зато расстаться со своей нынешней мечтой? Я же совершенно переменилась. Все думаю о том «перерождении», о котором рассказывала мне Анетт К. Она права.

За два месяца я стала взрослой.

11 июня 1945 г.

Только бы одолеть свою блаженную дремоту, иначе гибель. Мои мечтания меня погубят, окончательно овладев мозгом всеми тремя центрами.

Боже, как тяжко дается обучение в гурджиевской группе. Все эти люди вызывают омерзение, как и их интересы.

Только его, красавца, я могу вытерпеть. Хочу узнать его даже лучше, чем знает Ланцо дель Васто.

Среда, 20 июня

Бурное объяснение с мадам Д. Надо было, чтобы гнойник прорвался. Мне только на пользу. Люк ненавидит самолюбование.

Если «их» цель меня затравить, возможно, в конце концов «они» (группа Гурджиева) этого добьются.

Даже восхищение лунным светом тоже самообман.

Пусть я машина, но такая, чья задача сочетать слова, машина, для которой все на свете материал для литературы. Потому я и ненавижу свою неискоренимую лень и тщеславие. Вот главнейшие мои недостатки. Я-то чего добьюсь?

Решусь ли я написать книгу? Ведь мне еще нечего сказать, надо самой всему научиться.

Галлюцинация… скажут, что Люк виноват.

Самодовольство губительно, надо быть более требовательной к себе, постоянно себя преодолевать.

Я замечательно умею разглагольствовать. В сущности, я невероятно тщеславна.

С этим скоро будет покончено.

Назначу срок, когда наконец займусь настоящим делом.

Как хорошо, что этим вечером я себя возненавидела.

1 июля

Я становлюсь все отрешенней и отрешенней… вскоре избавлюсь от привязанности к чему-либо и кому-либо, тогда я начну писать.

Увы, не смахивает ли на Идиота из романа Достоевского наперсник моей скуки, которого я вдруг обнаружила?

«Их» (группы Гурджиева) разглагольствования, упражнения, постоянное умничанье все не для меня.

У меня нет желаний, одни чувства.

11 июля

Группа Гурджиева. Ах, какие же ничтожества, ничтожества! Сейчас меня одолевают демоны сомнения. Призываю Бога, и нет ответа, нет, мне страшно. Своей клеветой они стремились оттолкнуть меня от Люка, от Бога. Неужто я действительно мразь, проститутка? Да, я любила. Но смогло бы это животворящее, жгучее наслаждение заменить мне религию? Да, возможно, я не так себя вела. Но ведь и она не лучше.

Почему темно, уже ночь? Меня скрутил приступ, страшней которого не случалось. Тому причина Бог, нет, моя вера в Бога. Страшно. Совершенная пустота. Только зло и лицемерие. О, дождаться бы СВЕТА!

26 июля

Мне кажется, что мое состояние №1, по преимуществу философическое, это состояние полного безразличия ко всему. Вялый внутренний монолог, лишь изредка вспыхивающий искорками истины. Состояние № 2 это когда чувствуешь себя личностью. Его достигаешь, мучительно преодолевая бесплодное умствование.

А в каком, интересно, состоянии приходят ко мне мгновения озарений, когда в порыве восторга и сладкого ужаса так ясно видишь цель пути, а иногда и сам путь? Уверена, что это дополнение к состоянию № 1, нечто вроде бесплатного приложения.

Действительно ли я ужасная эгоистка?

Теперь уже не знаю. Неужели все мои влюбленности, порывы, вспышки гнева, восторга, радости, и даже общение с Богом только проявления упоенного и бесстыдного эгоцентризма?

27 июля

Я крестьянка. Связана с землей. Оттуда вышла, туда вернусь .

О Господи, взывая в пустоту, я все-таки дождусь ответа.

Мое рвение искренне.

Я буду Тебя молить, молить. Как и прежде, всю себя посвящу Тебе, если такова Твоя воля. В первую очередь я принадлежу Тебе, а никому другому, ибо Ты единственный знаешь, кто я такая, что заслужила, и, придет час, воздашь по заслугам.

Как заносчивы эти люди (из группы Гурджиева). Следует говорить не «Я существую», а «Он существует».

Ни единому смертному не доверю руководить моей духовной жизнью. Мое спасение зависит исключительно от моих отношений с Богом.

И ни от чего больше.

Только теперь осознала, что люблю Бога.

Я сплю в сердцевине мира.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Письмо от неизвестного. Обвинительное слово Рене Дазевилля: «Полгода общения с учеником Гурджиева». Чтение Успенского и признания ученика. Вспышка болезни после одиннадцати лет здоровья. «Завершенность» и презрение к морали. «Друзья» обшаривают комнату умершего. Физическая жертва Учения. Человек, рисковавший жизнью, чтобы постичь истину.

КОГДА я уже заканчивал составлять эту книгу, ко мне пришло письмо от неизвестного молодого адвоката, вынужденного много лет прожить в санатории в Сент-Илер-дю-Туве. Женат, только что обзавелся ребенком. В письме он просил меня устроить его литературным сотрудником в какое-нибудь издательство или в отдел критики любого журнала. И тут же он намекал, что знает мою статью, опубликованную в мае 1952 года в еженедельнике «Ар». Она посвящена выходу в свет посмертной книги Рене До-маля «Гора Аналог». Там я вспоминал о Гурджиеве, рассказывал об опасностях и соблазнах, которым подвергается писатель, примкнувший к Учению. Автор письма утверждал, что когда-то дружил с одним из учеников Гурджиева, и был полностью убежден, что причиной смерти его друга послужили занятия в «группе». Мне почудился перст судьбы с самого начала работы над книгой я постоянно получал как бы указания свыше. Мне было важно отразить их в книге все до единого, поэтому я тут же убедил моего корреспондента описать все, что касалось его друга, что он слышал, видел, понял, общаясь с ним, заранее решив опубликовать эти заметки, какими бы они ни оказались глубокими или поверхностными.