— Кончай зудеть, Мож! Хоть и Гнус, но не царапай душу. Что раскис? Раз веришь в приметы — надо было раньше думать. Ведь вы уже шесть лет втроем летаете — ты, Сип и Шан. Шесть — это две тройки, а вас трое — еще тройка. Целых три тройки!
— И… правда… — Мож уставился на Шана белыми глазами, которые росли и росли, пытаясь вырваться из орбит. И вдруг взвыл дурным голосом: О-о-о! О-о-о! Пропади все пропадом! О-о-о!
— Ну, понесло… — Сип хмуро поднялся, подошел сзади к дергающемуся пилоту и сильно ударил его ребром ладони по затылку. Потом неторопливо развернул к себе и влепил две увесистых затрещины. Мож перестал выть, только изредка вздрагивал всем телом.
— Истерика, — бросил Сип встревоженному Шану. — Ничего страшного. Реакция после чаки. Не усек, когда он к ней успел приложиться…
— Чака? Что это?
— А те семена в зеленых пакетах, что в трюме. На Свире она хорошо растет, но не размножается. Семена завозят контрабандой. Из листьев чаки варят настой.
— Наркотик?
— Нет. Сильное возбуждающее. Полностью снимает чувство опасности. Но зато потом начинается такое… Пробовал я это зелье. Не советую. Даже для изучения Жизни на Свире.
Мож полез за пульт, нашаривая там что-то и стуча зубами.
Сип следил за ним с неприязнью.
— Чака?
— А твое какое дело?
— Сделай лучше успокаивающий укол.
— Катись ты… Тоже доктор нашелся… Видали мы таких желторотых спасателей… Сам себя спасай, висельник…
Он отхлебнул сразу полстакана мутной коричневой жижи и, распаляясь, зашипел:
— Думаешь, я не вижу, кто ты? Мож все видит! Ты из этих, из недорезанных проников… Вот Шан — свой парень, сразу видно. А ты — проник. Вы все на Правителя зуб держите. А я за Кормчего любому глотку перехвачу!
Он допил стакан и вытер губы, победно усмехаясь своему призрачному отражению в лобовом экране.
“Вот и первый сюрприз Свиры, — невесело подумалось Шанину. — Изгой, гонимый и презираемый неудачник, живая мишень, нищий, у которого Кормчий отнял все, кроме права умереть на виселице, — и тот боготворит Правителя, вместо того чтобы его ненавидеть люто ненавистью. Ведь этот несчастный действительно готов до издыхания защищать своего мучителя и виновника всех бед… Какое тут “официальное вмешательство”…
— Стальной Кокон, — негромко проговорил Сип.
Ничего внушительного Шан не увидел. Свира выглядела, как и все подобные планеты с близкого расстояния — ощутимо вогнутая тарелка и ничего больше. Поскольку на этой половине была ночь, то никаких деталей поверхности или причудливых атмосферных образований видно не было: тарелку до краев наполняло черно-синее густое желе. И только присмотревшись, на терминанте можно было уловить что-то вроде серебристого пушка. Этот пушок рос и окружал Свиру уплотняющимся ореолом, на темном круге центральной части проступила сеть светлых прямых линий. Словно марсианские каналы, только погуще.
— Да, в принципе это гигантская стальная сеть, — подтвердил Сип. — Она вращается за пределами атмосферы и практически не изнашивается. Крупные метеоры, конечно, оставляют дыры, но таких камешков немного. Корабль ее тоже пробьет, но неизбежно взорвется… Скорость! Кроме того, сеть заряжена электричеством колоссальной мощи.
— Откуда же энергия?
— Даровая. Из атмосферы. Со Стальным Коконом на Свире навеки кончились грозы.
— А где же патрули и что они делают?
— Внутри сферы Кокона остались десятки бывший обсерваторий, лабораторий и просто строительных спутников. На них теперь находятся базы полицейских гвардейцев и причалы сторожевых катеров. В космос они почти не выходят — нет надобности и опасно. Они летают стратосфере и несут патрульную службу. Считается, что они охраняют планету от внешней агрессии. Но поскольку никто на Свиру до сих пор нападать не собираля и десантов не забрасывал, бравые пограничники грабят возвращающихся контрабандистов. Но главная задача “пернатых” — охота за теми, кто пытается бежать со Свиры… Таким нет пощады.
— “Пернатыми” зовут пограничников?
— Вообще всех полицейских гвардейцев. Охраняющее крыло — герб полицейской гвардии…
— А кто такие “проники”?
— Проники? А, это ты про Можа… Проник — грамматическая хитрость. С тех пор как слово “проницательный” запрещено на Свире, всех представителей этого клана называют прониками.
— Ты сказал — клана? Так их что — много?
Сип посмотрел на Шанина с искренним удивлением.
— Проников? Добрых девяносто процентов городского населения!
— Ничего не понимаю!
— Поймешь.
Мож, прилипший к приборам и визирам, махнул рукой.
— Ну все. Вышли на старт. Теперь пора рвать когти…
Истерика и возбуждение после очередной дозы чаки прошли, и Мож был снова похож на человека. Только налитые кровью глаза с узкими, как игольчатый укол, зрачками выдавали искусственную причину его беспредельной отваги.
— Смотри, Шан, и учись. Пригодится. Мы дотопали до нужной точки. Дальше нас все равно засекут, с двигателями или без. Поэтому сейчас главный козырь — скорость. Низко над лесом нас они потеряют: мешает эхо. Значит, надо прорываться отсюда почти до самой Земли на предельной струе, чтобы катера не успели выйти наперерез. А там — выручай парашют и тормозная батарея. Но стукает все равно прилично…
Мож положил руки на клавиши и закрыл глаза, словно молясь.
— Эх, тетя ведьма, выручай!
Пол под ногами дрогнул, и всех троих вдавило в кресла. Неправильное синее пятно впереди, свободное от серебряной паутины, ощутимо прогнулось, поползло во все стороны.
Внезапно на корабль обрушился тяжелый удар, полминуты — второй, потом третий. После десятиминутного затишья удары возобновились, но стали слабей и чаще. Скоро они перешли в трескотню крупного града и добродушное бормотанье летнего ливня.
— Теперь на Свире осталась только такая гроза, — кивнул Сип на верхний экран кругового обзора.
А гроза была внушительная — таких Шанин еще видывал. Ни на своих экстравагантных планетах, ни в космосе. Не было ни традиционных вспышек, ни мгновенных ветвистых молний. Со всех сторон, откуда-то издалека, где угадывались острые ребра и пики Кокона, тянулись живые щупальца сиреневого света. Они ловили корабль в свое жадное перекрестье, конвульсивно ощупывали его обгоревшую обшивку, пытаясь найти хотя бы маленькую щелку внутрь, не находили и, истончаясь рвались, чтобы со следующим толчком ожить и повторить все сначала.
Корабль начал разогреваться, с Шана, в его тяжелой экипировке, уже давно лил пот, но раздеваться в этой электрической карусели почему-то не хотелось. Шан ругал себя за малодушие и излишнюю впечатлительность, но стоически терпел жару.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});