Читать интересную книгу Китайская петля - Вячеслав Антонов

Это был не единственный кыргызский отряд. По летним таежным горам, в густых распадках, по просторным сосновым борам, глухо топоча копытами, позвякивая боевой сталью, зорко вглядываясь в повороты троп узкими степными глазами, шли многие и многие отряды, стягиваясь к обреченному городу безжалостным степным арканом.

Андрей выехал на Шумиху примерно через час после побоища.

Ехал он берегом, а кыргызы ушли по тайге, так что пути их не пересеклись. В разморенной полуденной жаре копыта мерина громко скрипели по береговому камешнику. Серо-черные скалы, подпаленные рыжими пятнами недавних обвалов, уходили высоко, к самым вершинам гор, где в теплой сини рисовались крохотные черные сосны. Все также накатывали на берег гладкие волночки, бликуя небесной синевой, покачивая отражения белых перистых облаков. Потряхивая ушами, гнедой мерин безучастно опустил морду, обнюхивая собственные копыта.

Спрыгнув с седла, Андрей встал на берегу. Его била дрожь. А внутри словно какой-то бес истерически похихикивал: Куда ты собрался бежать? Кого давить, кого зубами грызть? Словно мягкая серая лапа холодно и просто вдавливала его сознание во мрак безумия. Он видел мертвых казаков, видел седобородого старосту, видел Рыжую — лежа лицом к небу, со стрелой в груди, она словно задумалась, широко распахнув помутневшие серые глаза… «Похоронить бы надо…»

Выдернув стрелу, Андрей закрыл ей глаза, отнес похолодевшее тело в лес, вырыл саблей неглубокую могилу. Земля в лесу была мягкая, но полная камней, густо переплетенная корнями сосен. И почти сразу сабля заскребла по твердому серому известняку.

Андрей перешел на другое место, снова рыл — и снова наткнулся на камень. В глазах у него поплыло, дыхание сбилось, мир выгнулся мерцающим боком мутно-серого пузыря. Наконец, ему удалось выкопать яму и, уложив в нее убитую, забросать тело землей. В головах он поставил крест, связанный из трех сосновых веток, затем снова вышел на берег. Поверхность пузыря перед глазами рассыпалась на множество мелких шаров-пузыриков — грязно-серых, словно наполненных вонючим нарывным гноем.

Прорываясь сквозь эти гнойные пузыри, Андрей кружил, кружил по берегу, в этом круженье его незаметно оттянуло к лесу. Очутившись у могилы рыжеволосой женщины и теряя остатки сознания, он со стоном вцепился зубами в ствол тонкой березы, забивая рот сухой берестяной пылью и терпким древесным соком.

Отвалившись от ствола, Андрей стоял, покачиваясь, не замечая при этом человека, неслышно приблизившегося сзади. Размашистый удар плетью, как огнем, ожег его плечи, гнойно-серые пузыри взорвались жгучим багровым пламенем, глаза густо налились кровью, волосы дыбом встали на голове.

— «Огонь»! Войди в «Огонь»! — выкрикнул Мастер, увернувшись от страшно просвистевшей сабли Андрея. Второй удар снес толстую ветку над самой головой почтенного господина Ли Ван Вэя. Тот, бросив плеть, снова крикнул: «» Огонь «! Войди в» Огонь «!» Затем вскочил на своего коня и с дробным топотом скрылся за поворотом тропы. Андрей бросился было за ним, но, не сумев догнать, исполосовал саблей какой-то куст, затем с рычаньем выскочил на берег, набычив голову, оглядывая Енисей кровавыми глазами. Смутные контуры скал проступали за чадно-багровыми языками, береговые камни казались черными, игравшими рубиновым огнем под обугленной коркой. Низко нависшее небо охватили дымные крылья — гигантская птица спускалась все ниже и ниже, нацелив тяжелый клюв на его мерина, вытесанного из старого темного дерева.

— Я сам! — Андрей бросил саблю, схватил крупный камень, грохнул его по другому булыжнику и несколькими сильными ударами вырубил топорную, рвано-острую кромку. Руки его сами знали, что делать, управляемые телом, наполненным клокочущей первобытной злобой. Андрей подскочил к лошади, намереваясь перебить ей глотку заостренным камнем, но тут же свалился, схваченный тугой петлей аркана.

— Эй, чаво удумал-то? — послышался сзади человеческий голос.

Казак, сидя в седле, сворачивал аркан, другие гуськом выезжали из-за прибрежной скалы. Это была вторая полусотня, прибывшая на место встречи от бирю-синского скита.

— Нда… побили казачков, стало-ть… — поскреб в затылке пятидесятник Корнила Иваныч. — По всему видать, кыргызы побили. Плохо, ой как плохо… Ну, а ты кто будешь? — спросил он Андрея. — По виду казак, но вродь не нашенский. С Красноярску, што ль?

— Да-а… — прохрипел Андрей, готовясь нанести удар.

Но пятидесятник был человек опытный, он чуть оттянулся назад:

— Заберите у ево каменюгу-то. Да придержите покуль, кто там поближе. Видать, умом тронулся малый, как кыргызы набежали. Ну ниче, бывает в первый раз, скоро оклемается. Давай, ребятушки, мужичков похороним да на Красный Яр поворачиваем.

— А с имя што делать? — показал казак на староверов.

— Тож похороним, чай не собаки. Всех в одну ями-ну клади, нету времени кажному могилку-то рыть.

Похоронив убитых и сварив себе горячего, полусотня двинулась в сторону Красноярска, захватив с собой Андрея. Брошенную саблю казаки сунули ему в ножны, руки скрутили от греха. Сидя на лошади, он часто и сильно дергал головой, как будто отстраняясь от невидимого пламени, а потом смотрел вверх, словно уворачиваясь от приближающегося клюва.

Ближе к ночи киргизские отряды остановились в лесу под Николасвской сопкой, готовясь к решающему броску на город. Не зажигая костров, они хоронились в тайге, разослав лазутчиков — местных качин-цев, хорошо знающих местность.

В походной ханской юрте, поставленной на берегу мелкой Собакиной речки, вытекающей к Енисею из узкого лесистого ущелья, хан Ишинэ провел совещание с мурзами и военачальниками. Решено было ночью на штурм не ходить. В тесном городе степным всадникам и лучникам трудно будет. В темноте многих убьют. К тому же саму крепость — Малый город — урусы на ночь запирали, выставив крепкие караулы, а взять надо было именно крепость. Это главное.

Лодки, пригнанные из Хоорая и захваченные у раскольников, тем временем плыли вниз по Енисею. К утру они должны были скрытно зайти за остров, проплыть по протоке и, вновь выйдя в основное русло Енисея, с началом штурма высадить десант на городскую пристань. Задача десанта — захват ворот Малого города и удержание их до подхода основных сил. Воинам, сидящим в лодках, отдали все имеющиеся пищали, все зелье и заряды к ним. Хоть и не купил китайский посол пищали у русских, да не подвел, вывел из города казаков. От них кыргызам досталось кое-что. А для надежности с десантом послан один из спутников посла — Чен.

.

В наступивших сумерках уцелевшая в карательном походе полусотня шла по тропе, петляющей между сопками. Андрей так и ехал со скрученными назад руками, привязанный к лошади. Голова у него кружилась — все словно исчезало в смутной тайге, потом снова возникало из ниоткуда. Черное дымное небо сгущалось над головой, от земли тянуло душным жаром. Иногда жар наливался тусклым багровым огнем, охватывающим тело, тогда Андрей мычал и дергался в седле. Ближний казак пихал его в бок:

— Сиди, не ворохайся! Эк тя корежит-то… — покачал он головой, глядя на Андрея. Постепенно Шинка-реву полегчало, что-то помогало ему, успокаивало. Когда он малость оклемался, то понял: браслет. От него в голову шла прохладная струя, умеряющая сухой жар безумия. Еще через некоторое время Андрей начал слышать стук копыт, шорохи тайги и, наконец, негромкий разговор всадников, едущих впереди.

— Да тут каргызня кругом — не иначе, на острог набегли, — говорил пятидесятник, выслушав донесение вернувшегося пластуна.

— Мимо их на Красный Яр нипочем не пройтить. Што делать-то?

— Переодеться надо, в кыргызское, — не думая, механически ответил Андрей.

— Ишь ты, заговорил! — обернулся к нему пятидесятник. — Да где ж ево возьмешь, кыргызское?

— У них, — ответил Андрей тем же безжизненным голосом, — у кыргызов.

— А што, дело говорит… Слышь, Семен, — пятидесятник снова повернулся к лазутчику, — ты где их углядел?

— Да вон оне, в распадочке стоят. Костров не жгут, а так не больно-то хоронятся.

— А ну стой, казачки! Двое с коньми остаются, остальные пеши, да тихо штоб! Вякнет кто, враз башку сверну! Пойдешь с нами? — спросил Андрея пятидесятник.

— Нет.

Пластун из него сейчас — как из свиньи канатоходец. Странно, совсем не так он представлял себе «Огонь».

— Ну, тоды коней покарауль, — распорядился пятидесятник, — Ванька ишшо с тобой останется.

Шинкареву развязали руки, казаки тихо сошли с седел, привязали лошадей и бесшумно исчезли в сумерках. Опытные таежники, в темном лесу они чувствовали себя гораздо увереннее пришлых степняков.

Разместившись на противоположных концах та-бунка, караульщики вслушивались в звуки подступающей ночи. Казалось, что в тайге тихо, но даже неопытное ухо чувствовало, что это какая-то недобрая тишина — тревожно замершая, настороженная от множества вооруженных людей, наполнивших лес. Ни один ночной зверь не подавал ни голоса, ни звука. Для опытного уха это говорило о многом. Через некоторое время на тропе слегка зашевелились кусты, чуть слышно треснула веточка под сапогом. В наступившей ночи к лошадям возвращались хозяева — с добычей: добротными кыргызскими куяками, халатами, пиками, небольшими кожаными щитами. Иные вещицы были запачканы свежей кровью.