На берегу зашумели, что-то с плеском рухнуло в воду, закричали несколько мужчин, с хрипом зашлись лаем запертые псы. Ильот поморщился - шум мешал сосредоточиться. Служение кровожадному Эхерету не терпит суеты.
Несколькими минутами позже привели рыдающих девственниц. Одна была в насквозь промокшем плаще, струйки воды журчали, стекая по ногам.
- Прошу прощения, великий, - объяснил вассал, - немного задержались. Сейчас заканчивают с клетками. Все из-за нее, бросилась в море, выловили.
Ильот улыбнулся.
- Ей не терпится? Что же начнем, Эхерет тоже заждался.
Мокрая девушка была хорошенькая, мокрая ткань облепила стройную фигуру, а личико не портил даже расплывающийся на скуле кровоподтек. То ли моряки неловко задели, когда вытаскивали из воды, то ли после - со зла, что мерзавка нарушает ход церемонии.
- Эту первой, раз она такая резвая, - велел герцог.
Слуги в темных плащах поволокли рыдающую девицу к каменному алтарю, установленному в центре круглой арены. Она вырывалась, визжала, но мужчины в черном знали свое дело, монашку раздели донага и уложили на плоский камень. Запястья и щиколотки прихватили цепями к древним бронзовым кольцам. Ночью в свете факелов металл кажется черным, но Ильот знал, что бронза красная, поверхность колец лоснится, время не повредило чистоте оттенка и гладкости очертаний. Древний народ постарался на славу - алтарь выглядит как новый, хотя установлен сотни лет назад.
Прикованная пленница заходилась в крике, две других, слушая ее тоже выли не переставая, девчонками вторили псы, которых сейчас волокли по тропинке сквозь заросли.
- Прикажете заткнуть ей рот, великий? - предложил слуга.
- Не стоит, Эхерету угодны страдания жертв. Пусть слышит и радуется с нами.
Герцог расстегнул пряжку у горла, черный плащ соскользнул с плеч, Ильот потянул тесемки, расстегивая камзол. О, Эхерет, податель милостей, великий среди слуг твоих нынче потрудится в твою славу! Эхерет - бог из пошлого, рогатый и страшный, тот, которого гилфингиты считают бесом, принимай жертву!
***
Трудней всего было разуваться. Ильот давно научился не выглядеть смешным в этот момент - что вовсе не легко. Выглядеть смешным ему, великому слуге Эхерета, было запретно, это портило церемонию и после оставалось недовольство. Крошечное недовольство собственной неловкостью смазывало впечатление от ночного служения Тьме. Сейчас Ильот был достаточно опытен, чтобы не срамиться, он разоблачался медленно и спокойно.
Не дожидаясь своей очереди, епископ потянул мантию с плеч, этому легче - он в тени и на него глядят. Сейчас внимание ночных слуг Эхерета сосредоточено на Ильоте и - отчасти - на визжащей монашке. Она ничего не понимает и оттого ужасается. Другая начала извиваться в руках слуг и просить, чтобы с ней обошлись милостиво, она согласна исполнить все, что потребуется... третья, походе, в ступоре, утратила соображение с перепугу. Это хуже для церемонии. Ильот не ошибся, указав слугам мокрую, девчонка оказалась получше товарок.
Ильот позволил камзолу медленно сползти на мелкий гравий арены, и уже собрался стаскивать сапоги, когда с берега донеслись крики. Стеречь черный парусник оставили младших вассалов - тех, чьи заслуги не позволяли пока принимать участие в службе Эхерету. Сейчас парни орали, но их крик был едва слышен за злобным ревом - десятки хриплых глоток надрывались на незнакомом языке. Орали так страшно, что даже монашка на алтаре притихла, подавившись плачем. Еще с берега доносился грохот и лязг.
Ильот оглянулся - его сподвижники выглядели неуверенными, они тоже не понимали, что происходит. Герцог сообразил первым, быстро подхватил пояс с ножнами и крикнул слугам:
- На стены!
Старая арена не походила на крепость, да и портал между ног каменного беса не имел ворот, но если на слуг Эхерета напали, сподручней отбиваться здесь. Крики матросов скоро стихли, а низкие грубые голоса приближались, уже слышно было, как с треском ломаются колючие ветви - чужаки ломились сквозь заросли сюда, к центру островка, на свет факелов.
Темные плащи заскользили по выщербленным ступеням вверх, чтобы занять позиции на гребне ограды, Ильот с лязгом выдернул меч и встал напротив арки, образованной лапами идола. В проем влетел громадный мужчина, кольчуга гномьей работы переливалась на телесах, играла рыжими бликами, огонь факелов, разрываемый ветром, сверкал на звеньях доспеха. Здоровяк с ревом бросился на Ильота, герцог взмахнул мечом, но громадный топор отшвырнул подставленное лезвие, и фамильный меч с хрустом сломался. Боль пронзила руку, Ильот свалился. А вслед за верзилой в проем лезли и лезли бородатые воины. Епископ швырнул в чужака клетку с гадюкой, клетка разлетелась, и воин пронзительно заорал. Впрочем, орали все - герцог со сломанной рукой, епископ, которого подняли на копья, слуги в темных плащах - их рубили, стаскивали с трибун на арену, кололи и резали. Кто-то свалился на клетку с разъяренным псом, собака вырвалась и вцепилась в ногу толстому воину, тот одним ударом перерубил собачье туловище и взмахнул ногой, стряхивая переднюю часть. Потом направился через арену к центру - к девице, распятой на алтаре, та уже перестала вопить и только шумно дышала, разглядывая пришельца. Бородач снова занес топор, монашка зажмурилась, зазвенел металл. Воин, сосредоточенно сопя, рубил цепи на руках и ногах пленницы. Он бил очень аккуратно, чтобы не задеть девушку. Ей нынче повезло - хотя ночь она проведет примерно так, как и задумывал Ильот, но перед рассветом ее не отдадут на растерзание псам.
А далеко на западе вставало зарево - морские разбойники жгли город Нос. В полночь три десятка драккаров подошли к самым стенам, и северяне лихим приступом взяли не готовый к нападению город. Сейчас там шла резня, и огонь, охвативший замок Носского маркграфа, освещал страшные картины.
Толстяк Рогли, как обычно, искал добычи полегче, и повел свое судно в глубину залива, на свет факелов, зажженных на древних стенах слугами Эхерета. И удача снова улыбнулась жирному разбойнику, этой ночью он уничтожил цвет нелльской знати. Одних только золотых перстней и пряжек будет довольно, чтобы хвалиться перед другими конунгами, когда Хольн Плешивый соберет всех на пиру!
ГЛАВА 34 Сантлак, западное побережье
Из "Якоря "Томен отправился на поиски покупателей, он заявил, что говорить об орочьем железе сподручней ночью, так что покупателей он отыщет нынче же, невзирая на поздний час.
Когда Ингви с Ннаонной возвратились на "Одаду", монахи не спали. Тонвер расхаживал по палубе, а Дунт, более меланхоличный из этой парочки, сидел, нахохлившись, как ворона. Никто из команды не показывался - возможно, опасались напоследок прогневить странных нанимателей. Никлис показался в свете фонаря на крыше надстройки и помахал рукой, потом снова отступил в тень.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});