Читать интересную книгу Честь смолоду - Аркадий Первенцев

Глава пятая

Партизаны Джейлявы

Ночью мы наткнулись на одну из застав Молодежного отряда, выставленную для охраны сборного пункта у Чабановки.

Партизаны окликнули нас, спросили пароль, осветили карманными фонариками и привели на вырубку, с четырех сторон обставленную высокими буковыми стволами.

Командир Молодежного отряда сидел на пне к нам спиной. Несколько партизан стояли возле него, положив руки на автоматы или опершись на винтовки. При свете карбидного фонаря, лежавшего у его широко расставленных ног, командир метал игральные кубики на целлулоид летного планшета.

Сопровождавшие нас остановились в почтительном отдалении, нерешительно переглянулись.

– Доложите командиру, – попросил я.

Молодой человек с круглым курносым лицом, в берете со звездочкой, с автоматом и плеткой в руках посмотрел на меня. Видимо, он колебался, и лишь после того, как я нетерпеливо повторил свою просьбу, он какой-то подпрыгивающей, осторожной походкой, будто не прикасаясь к земле ногами, обутыми в мягкие буйволовые постолы, подошел к командиру сзади, пригляделся к тому, что тот делает, и вернулся.

– Одну минутку, товарищи, – сказал он строго, – командир сейчас занят.

– Чем же он занят?

Партизан в берете скользнул по мне своими быстрыми глазами.

– Гадает.

– Гадает? – Я улыбнулся.

– Так точно. Гадает на своего друга, гвардии капитана Лагунова.

Дело в том, что я не мог назвать заставе свое имя.

И вот теперь Студников не удержался:

– Это и есть гвардии капитан Лагунов.

Командир отряда, сидевший ко мне спиной, обернулся, встал. Свет фонаря падал теперь на него снизу вверх, и я сразу же узнал Яшу Волынского. Это его антрацитовые глаза, всегда излучавшие какое-то теплое сияние, его нижняя немного оттопыренная губа, его привычка стоять, чуть склонившись набок, будто. прислушиваясь.

Яша раздвинул руками партизан, не понимавших, в чем дело, и бросился ко мне навстречу.

Так встретились мы после долгой разлуки.

Над нами нависло ночное небо. Тяжелые капли падали с ветвей буков н стучали, как ртуть. Возле карбидного фонаря на мерцавшем целлулоиде планшета лежали игральные розовые кубики с белыми точками на гранях.

Яша отпустил, наконец, мою руку.

– Кости-то правильно сказали, – произнес он. – Вот что значит, ребята, кости из греческой кофейни.

В ответ послышался тихий смех, рассчитанный с партизанской точностью, чтобы и отдать должное шутке и не привлечь врага.

На поляне вместе с Яковом находились только бойцы дежурного отделения, остальные же люди отряда и наши парашютисты спали невдалеке в лесу, в шалашах, которые с изумительной быстротой из ветвей и травы умели строить партизаны.

– Вот теперь мы можем со спокойным сердцем покинуть Чабановку, – сказал Яков. – Все как будто на месте. – Он хотел отдать приказание, но я остановил его.

– Разреши мне немного задержать выход, Яков, – надо проверить свою группу. Кстати, скажи, где командир диверсионной группы?

– Дульник? Скажу я тебе, чертовски же вымотался парнишка, спит, небось, без задних ног…

– Как сказать! – Незаметно подошедший Дульник втиснулся между мною и Яковом. Теперь он обращался только ко мне: – Жаль, что наша встреча после операции немного испорчена… Ждать своего боевого друга и спать без задних ног?

– Ну, не сердись, – перебил его Яков.

– Справедливости ради надо было доложить, товарищ командир отряда, что парнишка Дульник пособил проверить наличный состав группы, перевязать раненых и… задержать вас от опрометчивого шага. Они, Сергей, хотели сниматься отсюда, не дожидаясь тебя, этих вот ребят…

– Ну, ты, Дульник, ядовитая спичка, – дружелюбно сказал Яша, – кое-кого оставили бы.

В операции на «Дабль-Рихтгофене» мы потеряли убитыми четырех человек, ранено было шесть, двое из них тяжело. Радист, помощник Аси, оказывается, попал в плен уже на пути к Чабановке. Асю вызвали для объяснений.

– Он попал в руки жителей, татар, – сказала она, – пошел проверить дорогу, доверился им, а они толпой напали на него.

– А как же вы… смотрели? Не помогли товарищу в беде? – упрекнул девушку Яков.

Ася метнула на него глазами: видимо, хотела резко ответить, но сдержалась.

– А я поступила так, как нужно. Они были вооружены. Со мной – радиостанция и ее питание. Я не могла рисковать.

Яша смягчился.

– Пожалуй, вы поступили правильно.

– Спасибо, – Ася обратилась ко мне. – Как же поступить?

Я вспомнил рассказ паренька возле селения Ивановки о пойманном парашютисте.

– Где это случилось, Ася?

– Возле Ивановки.

Я сказал Якову, что, повидимому, радист, схваченный возле Ивановки, и парашютист, сидевший в подвале, о котором рассказал мне паренек, – одно и то же лицо.

– Трудновато, конечно, – сказал Яша, – сейчас там почти не осталось русских… Мы постараемся его выручить; Коля!

Один из молодых партизан, паренек в берете, с которым мы пришли сюда, сделал шаг вперед.

– Я, товарищ командир!

– Ты слышал?

– Слыхал, товарищ командир.

—. Попытка не пытка, Коля. Надо выручить.

– Есть выручить.

– С тобой пойдет Борис Кариотти.

– Кариотти?

– Именно! – твердо сказал Яков. – Кариотти!

Отозвался молодой худой грек в пилотке, в немецкой военной куртке с красным бантом над карманом.

– Ты пойдешь с Шуваловым, Кариотти.

Кариотти кивнул головой, снял бант, сунул его в карман.

– Исполняйте! По исполнении возвращайтесь на Джейляву.

Коля, как после выяснилось, сын генерала Шува лова, и Борис Кариотти, или Ривера, грек из Балаклавы, исчезли в темноте.

– Они его вытащат, – уверенно сказал Яша. – Вытащат, лишь бы был еще жив.

– Опасно, – сказал я.

– Ну, эти ребята ищут опасности. Вот увидишь, они славно проведут операцию. Такие дела им не впервые…

Подошел комиссар отряда, казанский татарин Баширов, познакомились. Яков мимоходом сказал ему о своем решении послать на выручку парашютиста Шувалова и Кариотти. Баширов молча кивнул головой и пошел в голове отряда.

От Чабановки до центрального лагеря соединения, как выяснилось, было не так уж далеко. Яков обещал доставить нас к утру.

Крутые горы, густые леса, грозные обнаженные скалы – тут было свое царство.

Двигались вперед цепочкой, осторожно, по уверенно, по едва приметным чужому глазу тропам, через взбухшие потоки. Бойцы Молодежного отряда были хорошо подготовлены к горному маршу, их мышцы натренированы, глаза видели остро и ночью различали всякие условные заметки.

Обычно в подобных условиях страшны камнепады, вызываемые естественным разрушением горных пород. Но я заметил, что комиссар, идущий в голове колонны, избегает проходов над крутизнами, быстро пересекает желоба, обходит ломкие скалы.

Дождь усилился. Пришлось итти медленней, осторожней. Тропинки, травянистые склоны стали скользкими, одежда еще больше намокла, затрудняла движение. Бойцы Якова не суетились, не перекликались, а уверенно и ловко шли один за другим. Якову досталась отлично сработавшаяся часть. Я сказал ему об этом.

Яша ответил:

– Почему ты. думаешь – досталась? Мне, знаешь ли, самому пришлось срабатывать отряд… Правда, это мне было легче сделать, потому что у меня молодежь, комсомольцев среди них больше семидесяти процентов, и партийное ядро весомое. Люди привыкли и в мирной жизни к дисциплине, к организации. Но все же пришлось поработать, чтобы все детали притерлись…

Мы прошли молча по осклизлым камням, миновали их, начали подъем.

– Видишь, Сергей, – сказал Яков, – камни у подошвы склона без почвенного покрова, без травы, и жолоб, заглаженный камнепадами, – это, по-нашему, «ведьмина щель»: месяц назад в этом местечке одному хорошему солдатику начисто голову камнем срезало.

– Значит, потери бывают у вас не только от пуль?

– Да, надо следить и за природой. Тут. брат, птичек не слушай, на цветочки меньше заглядывайся – не степь. – Тропинка расширилась, и Яков пошел рядом со мной. – Вот что, Сергей, отряд относится ко мне, как к… командиру, – он старался подыскать слова, – приличному командиру, доверяет мне…

– К чему этот разговор, Яша? – спросил я, почти догадываясь сам, к чему он клонит.

– Ну, следовательно, командир отряда для них не тот Яшка, который… Ты понимаешь меня?

– Понимаю, Яша…

– Нет, нет, ты только ничего такого не подумай…

– Я ничего плохого и не думаю. Да и в самом деле, ты теперь не тот…

– Тот, Сергей, тот… но… – Яша опять замялся, – не пойми меня превратно… еще раз прошу…

– Понимаю тебя правильно. Каждый из нас, не только ты один, вырос, вступил в жизнь. Вот я приехал домой, в нашу Псекупскую, пошел на то место, где ты, помнишь, ловил бычков и чернопузов…

– Ну, как же не помнить.

– И представь себе, ребятишки мне говорят: «Здравствуйте, дядя!» Ты тоже стал дядей, Яков.

– Хорошо, что ты меня понял и не рассерчал на меня. Иногда находит на меня такая вот душевная робость, как затмение. Вдруг покажусь я себе таким ничтожным мальчишкой, заморышем… Даже пот прошибет. Думаю: а не обманщик ли я? Обманул людей – ни много ни мало восемьдесят пять человек, целый отряд, командиром прикинулся, а кто я? Закрою глаза и увижу ту самую нашу Фанагорийку, камешки, мордатых бычков и мальчишек – Виктора и Пашку Фесенко… Ну, что тебе рассказывать, у тебя такие же негативы в мозгах отложены. Вдруг кто-нибудь узнает, каков их командир. Вот действительно пот прошибет, Сергей. Все же эта забитость в детстве нет-нет, да и отрыгнется…