меня немного подташнивает, и мне увеличили содержание мяты в витаминах. Стало намного лучше.
— Да? Спасибо боженьке за ЗОЖ-индустрию, «СуперМамочка» и иглоукалывание — вот основа моего ухода за собой, еще я недавно начала пить коктейли с коллагеном и протеином. Эта комбинация — просто бомба!
Гвен улыбнулась и понизила голос.
— Да, не сомневаюсь. Но честно сказать, порой мне кажется, что в этих витаминах что-то посильнее вытяжки из лемонграсса.
Энджи рассмеялась грудным смехом.
— Знаешь что? Если бы это оказалось правдой, то я приобрела бы себе двойную дозу!
Гвен мысленно отметила это. Теперь в ее списке тридцать имен.
Она все четко планировала, но всегда был элемент неожиданности. Ложка дегтя, которая портила бочку меда. Конкретно в этот раз такой ложкой дегтя стала Клэр. Милая, израненная, растрепанная девочка, которая прорастала в них медленно, как мох. Она сблизилась с ними ровно настолько, чтобы ей было не все равно. Клэр не испытывала стыда, тревоги, не стремилась сохранить все в тайне, как подруги Гвен, принимавшие «СуперМамочку» и вдобавок беспокоившиеся о детях. Гвен долгое время не понимала, к чему все идет, а потом стало слишком поздно. Клэр ее по-настоящему удивила. Вот почему Гвен пришлось положить конец их прогулочной группе. На этот раз Кристофер дал Гвен именно то, в чем она нуждалась: вечером приполз к ней, раскаивающийся и жалкий, признался во всем, начиная со свиданий в «Уиндоме» с Уитни и заканчивая стычкой с Клэр. Он говорил с почти религиозным жаром, будто Гвен ему не жена, а священник, умолял простить его еще раз. Оставалось только пойти на фотосессию и нажать на нужные кнопки.
Гвен беспокоило, что Клэр теперь может найти работу в другой прогулочной группе, где обязательно расскажет им про «СуперМамочку». Так что ей придется присматривать за Клэр и, может быть, даже подыскать ей какое-нибудь место, чтобы направить ее силы в ту сторону и удержать подальше от прогулочных групп Нью-Йорка, пока сама Гвен не свернет «СуперМамочку», не разведется с Кристофером и не увезет своих девочек в Коннектикут на веки вечные.
Глава тридцать вторая
Hа следующие выходные после распада прогулочной группы Уитни наконец съездила проведать Джоанну. Она села на поезд до Рэуэй с тортом «Красный бархат» из пекарни рядом со старой квартирой Джоанны. Хоуп осталась дома с Грантом, все еще пребывавшим в блаженном неведении обо всем, что произошло. Она не думала, что какая-либо из бывших подруг возьмет на себя смелость рассказать ему о Кристофере, но все же, затаив дыхание, пыталась решить, хочет ли рассказать ему сама. Все, что она скрывала от мужа, давило тяжким грузом. Уитни стала совершенно другой, она уже не та женщина, с которой он танцевал на их свадьбе.
Джоанна и ее сын жили в десяти минутах ходьбы от вокзала в двухэтажном доме с небольшим двориком, окруженным забором из сетки. Джоанна, одетая в синие джинсы и мешковатый свитер, с прямыми черными волосами с легкой проседью, осторожно впустила Уитни, приняла торт, еле слышно поблагодарив, но без удивления и трепета, как это себе представляла Уитни.
Джоанна поставила воду под кофе и смахнула какой-то мелкий мусор с кухонного стола. Они сидели и болтали ни о чем, пока сын Джоанны дремал в манеже. В дуплексе было много окон, но мало света, так как здания по обе стороны отбрасывали тень. Джоанна оставила белые стены голыми. Тем не менее она расставила несколько горшков с травами на подоконнике, и Уитни с улыбкой кивнула в их сторону.
— Мне нравится, как ты все тут украсила.
Если прищуриться, это выглядело как уютный дом, возможно даже, немного богемный. Совсем не похожий на печальное жилище матери-одиночки, которое она и другие матери в ужасе представляли.
— Как ваша прогулочная группа? — спросила Джоанна.
— Ох! Вообще-то мы перестали встречаться.
— Ого! — Джоанна щелкнула языком, словно бы ей удалось сложить головоломку. — И ты приехала посмотреть на животное в зоопарке.
— Что, прости?
— Вы там все переругались, и ты ищешь легкий путь, чтобы почувствовать себя лучше.
— Я просто хотела навестить тебя.
— Через шесть месяцев, — заметила Джоанна.
— Я правда хотела приехать, но ты же знаешь, как бывает с ребенком…
— Или же ты беспокоишься, что муж свалит от тебя к другой, и хочешь взять что-то на заметку? — жестко и безжалостно поинтересовалась Джоанна.
За последние сорок восемь часов Уитни и так была в ужасе от всего, что с нею сталось, так что сейчас у нее отключились все чувства, кроме самого примитивного страха. Она опустила голову на прохладный деревянный стол, не в силах сдержать рыдания.
— Прости-и-и-и-и…
Джоанна вздохнула и потрепала ее по плечу, чуть грубовато, а потом поднялась из-за стола и начала хлопотать на кухне: отрезала каждой по кусочку торта, принесла тарелки, а заодно и упаковку салфеток.
— Думаю, я просто хотела узнать, — сказала Уитни, когда достаточно успокоилась, чтобы снова говорить, — стало ли тебе лучше. Ты чувствуешь себя счастливее?
Джоанна пристально смотрела на нее минуту.
— Счастливее ли я, чем когда лежала в проходе между полок с консервированными бобами? Разумеется. Счастливее ли я, чем была, когда жила в прекрасной квартире в Нью-Йорке с любящим супругом и меня ждало прекрасное будущее? — Она резко рассмеялась, и смех скорее напоминал лай. — Сама как думаешь? — Она насадила кусок торта на вилку, а потом надула губы. — Мой совет — держись за него, если можешь.
Глава тридцать третья
Разобщенные мамочки окунулись в лето.
Амара водила Чарли на все развивашки на свежем воздухе, которые только могла найти. Свое изнеможение она перепахивала с такой яростью, точно это кукурузное поле, а она гребаный трактор. Вместе с Чарли они побывали на всех ярмарках ремесел и детских фестивалях в Манхэттене. Он вырастет самым разносторонним ребенком в этом треклятом городе. Еще она столько раз таскала его в зоопарк, что сама уже устала смотреть на пингвинов, о чем раньше даже и не помышляла! (Это же пингвины, мать твою! Как можно устать от пингвинов, если только ты не бессердечная сука?!) Она купила новое пособие «Путеводитель к Здоровью и Счастью Ребенка от года до трех» и практически выучила его наизусть. К ней снова вернулся знакомый страх, что Чарли развивается не по возрасту. Между ней и Дэниелом росло отчуждение; всякий раз, когда Амару одолевали стыд, злость и отчаяние из-за «СуперМамочки», она порывалась признаться ему в том, что натворила, но прикусывала язык (и случалось это примерно двадцать миллионов раз в день). Не