Читать интересную книгу Флаг миноносца - Юлий Анненков

Начальник политотдела, видимо, имел крепкие связи в Политуправлении фронта. После того как его мотострелковая бригада была разбита, полковник - командир бригады - попал под суд, а комиссар Дьяков отделался понижением. Впрочем, не такое уже это понижение - попасть со стрелковой бригады на отдельный полк РС.

Разговор с Дьяковым завершил этот неприятный день. Арсеньев собирался обедать, когда, тяжело ступая, вошел в его землянку начальник политотдела. Он вытащил из-за борта меховой венгерки бутылку водки и молча поставил ее на стол. Обедали сосредоточенно, изредка перебрасываясь короткими фразами. Арсеньев злился на себя за то, что пьет с Дьяковым, но отказаться было неловко. Дьяков, чавкая, обсасывал баранью кость. Его серые рябые щеки заблестели от жира. После второго стакана Арсеньев помрачнел еще больше, а Дьяков, наоборот, обрел красноречие.

- Кто я был до войны? - разглагольствовал он. - Никто! А теперь я живу. Пусть не на бригаде, черт с ней. У нас хорошая часть, Сергей Петрович. Жить можно!

Арсеньеву было противно слушать. "Вот начнется наступление. Тогда посмотрим, как тебе понравится!" - мысленно ответил он.

- Да, кстати, - Дьяков отодвинул от себя пустую тарелку и вытер губы тыльной стороной ладони. - Часть наша - отличная, но некоторые позорят. Разболтались, понимаешь! Отдаю в трибунал сержанта Косотруба.

- Старшину Косотруба? - Арсеньев с трудом удержался, чтобы не сказать: "Да кто же тебе это позволит?"

- Ну, старшину, - поправился Дьяков. - Сейчас это не имеет значения. Быть ему рядовым в штрафной роте. Понимаешь, кинулся на меня, двоих бойцов чуть не убил...

Слух о том, что Косотруба отдают под суд, быстро распространился в полку. Валерка отнесся к этой близко его касающейся новости с великолепной небрежностью.

- Об чем речь? - спросил он своих взволнованных друзей. - Что вы панику наводите? Кто это позволит? Капитан третьего ранга? - он хотел сказать, что Арсеньев не позволит отдать под суд его - моряка с лидера "Ростов", прославленного разведчика.

Разговор происходил в домике, занятом полковой разведкой. Валерка сидел на старинной деревянной кровати времен Лермонтова, который, говорят, побывал в этих местах. Рядом с Косотрубом сидели его дружки Журавлев и Иргаш. Людмиле, как гостье, предоставили единственную табуретку. Остальные примостились кто где - на ящиках, канистрах и прямо на полу, застланном плащ-палатками. Из дивизиона пришел Шацкий. Он остался стоять у дверей и даже не расстегнул шинель.

- Иди к командиру полка и расскажи, как было, - настаивал Шацкий, не жди, чтоб написали приказ.

Косотруб, со свойственной ему меткостью, отправил щелчком окурок в дверку открытой печи:

- Не могу беспокоить командира полка личными вопросами.

В глубине души он опасался, что Арсеньев не заступится за него.

- А пошлют в штрафную - так там тоже можно бить фрицев. Вот, только не знаю, кому из вас оставить гитару.

В комнату с шумом вошел Рощин. Бросив на кровать фуражку, он расстегнул шинель и уселся на край стола. Рощин приехал час назад, но знал уже обо всем, так как успел поговорить с капитаном Ермольченко. Этот капитан, недавно прибывший в полк, временно был назначен начальником полковой разведки. Положение складывалось неблагоприятно. Арсеньев не стал слушать ни Николаева, ни Бодрова, явившихся с ходатайством в пользу Косотруба. Был уже отдан приказ об аресте разведчика, но почему-то с этим делом медлили.

- Ты должен обратиться к генералу! - заявила Рощину Людмила. - Он тебя любит неизвестно за что. Расскажи ему все начистоту.

Рощин не успел ответить, как появился вахтенный командир Баканов. За ним шли двое матросов с винтовками.

- Все ясно. Барахло брать с собой? - спросил Косотруб.

- Пока - без. Оружие сдай Журавлеву. Он остается вместо тебя. Баканов кивнул на дверь. - Пошли!

Косотруб посмотрел на грязное оконное стекло, порябевшее от капель. Холодный дождь прекратился всего час назад. Теперь он снова поливал станичный плац, превратившийся в озеро, и осклизлые от жидкой грязи склоны холмов.

- Опять крестит! - заметил кто-то из разведчиков.

- Хорошо! - ответил Валерка. - Хоть пыль немного прибьет.

Никто не улыбнулся в ответ на эту остроту. Следом за Косотрубом и его конвоирами вышли остальные. Людмила, бледная от злости, направилась к санчасти. Рощин пошел ее провожать. До санчасти было недалеко. У ручья, пересекавшего дорогу, Рощин предложил:

- Давай перенесу!

Людмиле вспомнилась другая речка и другой человек, который хотел перенести ее. Тогда она вырвалась. Чего бы она не дала сейчас, чтобы тот момент повторился.

- Нет, Геня, я уж как-нибудь зама, - вздохнула она. - Ты мне лучше окажи другую услугу - помоги уйти из полка. Тошно мне здесь сейчас.

Рощин не знал настоящей причины внезапного отвращения Людмилы к полку, но он и не доискивался.

- Уйти? Это проще всего. Хочешь в армию, на курсы бодисток? Я это мигом устрою.

- Давай курсы. Все равно. Это очень трудно?

- Чепуха! За месяц выучишься.

Он сообразил, что эти курсы находятся рядом со штабом опергруппы, значит Людмила будет у него под рукой. О таком стечении обстоятельств Рощин и не мечтал. Они дошли до санчасти. Капитан медицинской службы отчитывал санинструктора из третьего дивизиона:

- Если еще раз увижу у вас в землянках такую грязь, я тебе покажу! Ты - санинструктор или американский наблюдатель? Работать надо, а не докладывать!

Людмила попрощалась с Рощиным:

- Так что ты давай поскорее, Геничка, ладно? А сейчас сходи в штаб, узнай, как там с Валеркой. Ты знаешь, какой он для меня друг. Вместе из Майкопа выходили с ним и с...

- С Земсковым, - подхватил Рощин. - Да, Андрею, пожалуй, полка не видать. Тут Ермольченко стал на крепкие якоря.

- Да разве можно сравнить его с Андреем? - вспылила Людмила. - Ты знаешь, какой он разведчик? Тебе и не снилось, и Ермольченко твоему тоже!

- Тут, Люда, загвоздка не в этом. Я слышал, понимаешь, кое-какие разговорчики...

- Разговорчики? А ты меньше слушай.

- Я бы и не слушал, а вот Арсеньев слушает. Может, и не все слушает, что говорит Будаков, а кое-что в ухе застревает. Андрей "усатого" не раз осаживал. В Жухровском, например. Помнишь?

- Еще бы!

- И другие моментики были не весьма приятные для Будакова, а тут Поливанов возьми и представь Андрея к ордену за операцию под Гойтхом, а "усатого" обошел. Приятно, что ли? Такой знаменитый ПНШ нужен Будакову, как гвоздь в подметке или, культурно говоря, как кобелю боковой карман.

- Не трепись, Геня. Говори толком. Тошно от твоих шуток.

- Чего толковее? Ясно - Будаков постарается избавиться от Андрея. Ермольченко - тоже не хвост собачий - заслуженный, способный офицер. Раз его посадили на должность, теперь Будаков попытается удержать его тут.

- Ничего не выйдет у твоего усатого! И ты-то хорош!

- Люда, Андрей мне друг. Я сам за него болею, но ты вот чего волнуешься? Чего ты психуешь?

Ответа он не дождался. Людмила вошла в дом, а Рощин отправился за новостями в штаб.

Неизвестно, чем окончился бы инцидент с Косотрубом. Начальник политотдела требовал, чтобы виновного немедленно передали в армейский трибунал. Арсеньев пока не подписывал приказ.

Вечером произошло событие, из-за которого все, за исключением Дьякова, забыли о "деле" Косотруба: одна из боевых машин взорвалась на собственных снарядах.

Это было под вечер. Стреляли двумя установками. На одной из них три снаряда не вылетели, а разорвались прямо на спарках. Двенадцать человек было ранено. Один убит. Боевая установка вышла из строя.

Командир дивизиона, опытный бывалый артиллерист Сотник в недоумении разводил руками. Арсеньев тоже ничего не мог понять, а Дьяков, даже не побывав на месте катастрофы, заявил, что "мы имеем здесь диверсию" и предложил арестовать командира батареи. Арсеньев только поморщился и сделал протестующее движение рукой. Поздно ночью, когда уже похоронили убитого, он сказал начальнику политотдела:

- Ты бы поговорил с людьми, объяснил, что это ЧП - случайность, которая не может повториться.

Дьяков говорить с людьми не стал, а на следующее утро "случайность" повторилась в первом дивизионе. На этот раз взорвался на спарках только один снаряд. Не пострадал никто, так как предусмотрительный Николаев приказал, чтобы в момент залпа около орудий не было ни одного человека, кроме командиров установок. А Дручков придумал еще лучше: он привязал шнурок к рукоятке пульта управления и дергал за него, находясь в окопчике под машиной.

В последующие дни стреляли мало. На фронте наступило затишье. Противник методически, каждый час бросал несколько снарядов и этим ограничивался. Неизвестно чем было вызвано затишье, - то ли немцы перебросили свои силы на другой участок, то ли на них подействовала погода.

Внезапно начался снегопад. Снег шел сутки, потом ударил мороз. Непривычно засияли склоны гор. Под снежным покровом скрылись рытвины и воронки. Снег лежал на ветках, на перекрытиях блиндажей, на кузовах и кабинах машин. Он сверкал так, что было больно смотреть. На фоне этой искрящейся белизны резко выделялись черные шинели и ватные телогрейки. Впору надевать белые маскхалаты. Но где их взять? Все полагали, что этот внезапный приход зимы - не что иное, как предвестник близкой весны. "Последняя контратака!" - говорил Косотруб.