— Шестьсот пятьдесят два балла, — сообщила приемщица, возвращая Семену Сергеевичу документы.
— Как? — Семену Сергеевичу показалось, что он ослышался.
— Шестьсот пятьдесят два балла, — повторила приемщица и принялась отсчитывать торговые купоны.
— Простите, — доверительно наклонился к окошку Семен Сергеевич. — Но по моим подсчетам выходит семьсот тридцать два…
— Считайте правильно, — решительно прервала его приемщица.
— Но я все тщательно проверил…
Приемщица посмотрела на Семена Сергеевича так, словно он нахально пытался заглянуть ей под юбку.
— Вы что, думаете, я ваши баллы себе в карман положила? — с вызовом спросила она.
— Нет! — Семен Сергеевич с праведным возмущением отмел саму возможность каких либо злоупотреблений со стороны приемщицы. — Конечно же, нет! Но все же, — заискивающе улыбнулся он, — быть может, вы еще раз проверите?
— Вы видели, какая очередь стоит за вами? — с укоризной посмотрела на Семена Сергеевича приемщица.
— Совершенно верно, гражданин, — заворочался за спиной у Семена Сергеевича старичок в старой болоньевой куртке и драном заячьем треухе. — Не задерживайте очередь. Девушка знает свое дело.
Следом за стариком зароптали и другие люди из очереди.
— Я все понимаю, — снова обратился к приемщице Семен Сергеевич. — Но все же… Разница получается в восемьдесят баллов…
— А я здесь при чем? — не глядя на Семена Сергеевича, пожала плечами приемщица.
Отсчитав купонов на сумму в шестьсот пятьдесят два балла, она выложила перед Семеном Сергеевичем несколько разноцветных бумажек с портретами Пушкина, Достоевского, Чехова и Толстого.
Зажав купоны в кулак, Семен Сергеевич все же не торопился отходить от окошка.
— Ну, в чем там у вас дело, гражданин? — снова завозился за спиной Семена Сергеевича дед в заячьем треухе. — Можно подумать, вы один купоны получаете!
— Простите, — вновь обратился к приемщице Семен Сергеевич. — Но, может быть, вы объясните мне, как получилось, что мы с вами по-разному подсчитали количество баллов на моих вырезках?
Приемщица вздохнула устало и безнадежно.
— Для оценки слов вы пользовались официальным справочником, выпущенным в марте этого года?
— Конечно, — заверил приемщицу Семен Сергеевич.
Приемщица достала из стола брошюру и показала ее Семену Сергеевичу.
— Это дополнение к официальному справочнику, выпущенное две недели назад, — объяснила она. — В соответствии с которым балльная оценка пятисот тридцати трех слов изменена.
— И как же теперь? — растерянно развел руками Семен Сергеевич.
Приемщица снова вздохнула.
— Десять купонов за брошюру.
Семен Сергеевич по-прежнему пребывал в состоянии глубочайшей растерянности. Почти не понимая, что делает, он протянул приемщице красную бумажку с портретом Достоевского. Получив в обмен брошюру с дополнениями к официальному справочнику, он сунул ее в карман и, запахнув пальто, вышел на улицу.
Медленно передвигаясь по скользкому грязному асфальту, Семен Сергеевич пытался подсчитать в уме, сумеет ли он с оставшимися шестьюстами сорока двумя купонами дожить до следующего выпуска «Хороших новостей». Он понимал, что изменения в официальный справочник были внесены вовсе не потому, что правительство пыталось таким образом ущемить интересы граждан. Страна переживала сложный переходный период. И в том, что он тянулся уже не первое десятилетие, не было ничьей вины. Как говорил в своем последнем обращении к дояркам и скотницам отец нации: «Лучше трудное, связанное с лишениями и жертвами, движение вперед, чем бесконечное топтание на месте». Семен Сергеевич был согласен с отцом нации. Он был готов идти на жертвы. Но только что он мог сделать для своей страны, если купонов, которые он получил сегодня в районной управе, могло хватить ему на месяц только при том условии, если он полностью откажется от сахара, а цены на остальные продукты питания не взлетят вверх так же стремительно, как это случилось в начале осени? И кроме того, ему нужны были зимние ботинки. Пусть не новые, но такие, в которые снег не набивался бы через расползшиеся швы. Ботинки стоили шестьдесят купонов, которых у Семена Сергеевича не было.
Семен Сергеевич тяжело и безнадежно вздохнул. Он понимал ситуацию, а потому не роптал. Нынче всем было нелегко. И не было смысла искать виноватых, поскольку вина за то, что происходило в стране, в равной мере лежала на всех — как на тех, кто бездарно руководил ею, так и на тех, кто безропотно соглашался со всем, что они делали. Что оставалось Семену Сергеевичу Вакулину, сжимавшему в кулаке тоненькую пачку разноцветных бумажек, которые, как он верил, должны были помочь ему протянуть еще один месяц? Только надеяться на то, что в следующем месяце в газете будет больше хороших новостей и он наконец-то сможет набрать столь необходимые ему баллы, чтобы купить зимние ботинки.
Евгений Лукин
МГНОВЕНИЕ ОКА
(Неокиберпанк)
Старший оперуполномоченный Мыльный отличался крайней любознательностью, однако тщательно скрывал от сослуживцев это свое весьма полезное для работы качество. Причина была проста: в босоногом детстве будущего опера дразнили Варварой — в честь незабвенной гражданки, якобы лишившейся на базаре носа, а ребяческие впечатления, как известно, наиболее глубоки и болезненны.
Неистребимый интерес ко всему новому Мыльный скрывал довольно хитро: скорее выпячивал, чем скрывал, мудро придавая своему любопытству черты скепсиса.
— Во дает! — цинически всхохотнул он, когда новая, только что установленная программа «Пинкертон» вывела на экран первый десяток подозреваемых. Против каждой фамилии была обозначена в процентах вероятность совершения данным гражданином данного проступка. — Так и поделим, — глумливо сообщил опер неизвестно кому. — Этому — двадцать четыре процента срока, этому — одиннадцать…
А главная прелесть заключалась в том, что преступления-то никакого не было вообще — старший оперуполномоченный его сам придумал. Никто никого не убивал и не грабил вчера в Центральном парке в ноль часов пятнадцать минут местного времени. Тем не менее в списке подозреваемых значились вполне реальные люди. Кое-кого Мыльный, помнится, даже допрашивал когда-то — по другому, естественно, делу.
Круглая тугая физиономия стала вдруг хитрой-хитрой. Тыча в клавиши тупыми толстыми пальцами, любознательный опер набрал собственную фамилию — и скомандовал ввод.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});