Читать интересную книгу Белые искры снега. Анна Джейн - Анна Джейн

Бугаев так тяжело вздохнул, явно не желая, чтобы его родители посещали школу, что я вдруг сказала:

- Мне кажется, мальчику было очень тяжело, вот и не удержал.

- Что? – удивилась учительница.

- Я заметила, что когда он мимо нас проходил, у него руки дрожали. И видно было, что идти тяжеловато, - сказала я и добавила негромко. – И вообще, вдруг родители возмутятся, что детей заставляют таскать тяжести?

- Они же сами вызывались!

- Ну, родителям-то они могут и другое сказать, - вздохнула я и понизила голос, изображая кого-то из гневных родителей – «Из-за вас мой ребенок едва не стал преступником!». Да, наверное, мальчик и сам испугался, - я посмотрела на Бугаева, который вопреки значению своей фамилии бугаем не был или еще только обещался им вырасти – обычный среднего роста и телосложения парень с широкой физиономией оптимиста и весельчака.

- Они и так постоянно другое говорят, факты переиначивают и жертв из себя строят, - покачала головой Тамара Георгиевна, явно взвешивая факты «за» и «против». – Есть родители понимающие, а есть… Ох ладно, Бугаев, не нужно родителей. Но о твоем поведении сообщу классному руководителю. И уберешь это сам, - она кивнула на распавшийся на части бюст. Бугаев радостно затряс головой, понимая, что уборка убережет его от посещения урока, и побежал за всем необходимым для уборки, бросив на меня благодарный взгляд. Яр заметил его и тихо фыркнул.

Тамара Георгиевна, еще раз удостоверившись, что со мной и Ярославом все в порядке, тоже ушла, напоследок стряхнув с плеча Зарецкого невидимую пылинку. Кажется, она была очень восхищена его поступком.

- Иди на урок, милый, - сказала она. – А если спросят, почему опоздал, скажи, что все вопросы ко мне. Ты настоящий герой, спас свою учительницу.

- Да что вы, - совершенно искренне улыбнулся парень. – Какой я герой. Просто сделал то, что любой бы сделал. Главное, Анастасия Владимировна не пострадала.

- Не зря тебя сделали президентом школы, - чуть не пустила слезу женщина. – Проводи учительницу до дверей и иди в класс.

Как только она скрылась из виду, Енот тут же перестал быть милым. Провожать он меня явно не собирался и тут же набросился со словесной атакой, как ненормальный.

- Короче, теперь ты мне должна, Анастасия Гладиолусовна, - вновь «забыл» он мое отчество.

- И что я должна? – спросила я устало. Вроде бы я чувствовала себя хорошо, и страх прошел, но в душе осталось какое-то неясное волнение, горячим солнцем припекающее мне левую сторону груди. Я до сих пор чувствовала аромат темной снежной декабрьской ночи, хотя сейчас был день, и за окном не пролетела ни одна снежинка.

- Немногое, - заявил Зарецкий с довольной миной. – Я реально тебя спас, так что ты должна отработать.

- И я реально тебе благодарна, - сказала я.

- Это хорошо. Я люблю благодарных людей. Короче, Настенька, - вдруг назвал он меня уменьшительным именем, и я аж вздрогнула, - ты скажешь моему другу Вану, что это ты все подстроила. Поняла?

- Что подстроила? – вздохнула я, чувствуя себя какой-то разбитой. Что вообще такое происходит?

Яр закрыл глаза, вздохнул и открыл их, делая вид, что негодует. А, может быть, правда, негодовал. По крайней мере, когда он захлопнул свои зеленые зеньки, ресницы у него дрожали.

- Я, конечно, подозревал, что ты не знаешь, что ты – тупая и не ведаешь, что такое благодарность, но не настолько же. Короче, - он сдвинул брови. – Ты. Запоминай. Идешь к Вану. И говоришь ему правду.

- Какую правду?

- Такую. Говоришь, как все было.

- И как все было? – решила узнать я.

- Не строй из себя дуру! – рявкнул Яр. – Тебе это, конечно, идет, но надо знать меру. Знаешь, классно, когда от тебя пахнет духами, но ужасно, когда ты вылила на себя весь флакон.

Я криво улыбнулась.

- Так что ты хочешь?

- Немногого. Ты рассказываешь моему другу, что в субботу в клубе это ты прислала цветы и ту тупую записку про Женю. Чтобы отомстить мне за произошедшее на улице.

- Ты о чем?

- А ты будто не знаешь! – презрительно хмыкнул он.

- Так. Что мне еще рассказать? – гнев медленно начал подниматься у меня из самых глубин души. Но быстро застыл на слабом уровне, потому что за спиной Яра я вдруг увидела сына Инессы Дейберт, который неслышно приблизился к нам, сложив руки на груди. На его загорелом взрослом лице играли желваки – он отлично слышал наш разговор. Мы встретились с ним взглядом, и я заметила в его карих глазах жесткое выражение, которое с трудом прикрывало обиду и, кажется, страх.

- Можешь рассказать, какая ты идиотка, но Вану все равно, - не почувствовал ничего подозрительного Зарецкий. – Главное, скажи ему, что записка – твоих рук дело, а я тут не причем. Поняла?

Не успела я и рта открыть, чтобы посоветовать своему спасителю заткнуться и обернуться, как Иван Дейберт опередил меня.

- Она, думаю, поняла. А я – не очень. Ты что творишь, Яр?

Голос у него был спокойным, довольно глубоким, но очень недобрым. Парень явно подумал, что друг заставляет меня врать, чтобы выгородить себя в чем-то. Я, впрочем, тоже так думала, хотя у меня было подозрение, что Адольф Енотыч страшно тупит.

Выражение лица у Зарецкого поменялось в секунду: из довольного и высокомерного в печальное и встревоженное. Приглядевшись, я поняла, что спутала печаль с болью.

Ярослав повернулся к другу и одарил его голливудской улыбкой.

- О, здорово! Ты что тут делаешь?

- Здоровались уже. Тебя искал – Антоновна велела, - назвал не слишком вежливо Ван какую-то учительницу. – У нас контрольная сейчас.

- А что не позвонил? – улыбка мигом забывшего обо мне Зарецкого до сих пор была широкая, но какая-то болезненная.

- У тебя, как всегда, отключен звук, - отрывисто сообщил Дейберт. – Давай, говори, - вдруг обратился он ко мне на фривольное «ты», забыв о субординации.

- Что говорить? – уже устала я. Что за детский сад тут они развели?

- То, что он тебе велел сказать.

- А тебе не кажется, что «тыкать» в учителя ты не можешь? – спросила я.

Ван пожал мощными плечами.

- Извините. – Он поднял на меня тяжелый взгляд темных глаз. - Говорите, что он велел вам мне сказать.

- Ван! – возмущенно воскликнул Ярослав, поняв, что тот подслушал часть разговора и думает теперь, что Зарецкий решил с моей помощью выгородить себя. – Это не то, что ты думаешь.

- Яр, я все знаю. Женя любит тебя, и она в субботу это ясно дала всем понять. Я давно подозревал, что ты ей нравишься, - голос у Вана был почти безжизненный, но кулаки у него на миг сжались – я заметила это.

- Бред! В клубе произошла ошибка. Это она подстроила. - Яр кинул на меня уничтожающий взгляд. В обычной ситуации я бы за такое вранье просто послала бы далеко-далеко и на много лет, но сейчас, помня, что принц меня реально и почти самоотверженно спас, ничего говорить не стала.

- Я слышал, как она подстроила, - усмехнулся Иван. – Зачем ты прицепился к ней? Почему заставляешь врать? Ты вообще думаешь, что делаешь, господин президент?

Надо же, и он так Яра называет. Я почти умилилась.

Теперь ярость появилась и в зеленых глазах Зарецкого.

- Заткнись, - велел он другу. – Напридумывал себе всякой чуши и сам же в нее веришь. *Запрещено цензурой*, ты дебил, ты конченный дебил. Женька тебя любит, с ума сходит с субботы, а ты ее игноришь. Я тебе пытаюсь сказать правду, а ты меня не слушаешь – на хрен слушать меня, я же мудак и предатель, увел твою девчонку. На хрен слушать всех остальных, они же неполноценные и ничего не понимают. – Зарецкий зло ухмыльнулся, Дейберт же просто молчал, внимая монологу друга, как, впрочем, и я.

- Как всегда, сам решил что-то, придумал и пасешь свои мысли, не слушая никого. – Злость в голосе Яра становилась все более и более ощутимой. Как и обида. – Ты вообще мужик или так, рядом проходил? Да ты, как девчонка – сделал себе трагедию из ничего и живешь в ней. Ты точно мужик? Или просто себе бицуху накачал, чтобы мужиком называться?

Я не знаю, как Ван чуть не врезал Яру за эти слова – он почти готов был сделать это, но он продолжал его слушать.

- Тебе повезло с Женей, *запрещено цензурой*, а ты ее теперь так опрокидываешь из-за чьей-то тупости. – Теперь Ярослав глянул на меня. – А ты вообще, хороша, мисс училка. Мне официант ясно сказал, что заказ был сделан из вашей комнаты!

Я нахмурилась, ничего не поняв из его речевого потока, прямо-таки брызжущего разными эмоциями, в том числе искреннем негодованием и гневом.

- Ладно, пошутила тупо – забыли. Но, черт возьми, признаться-то ты можешь в своем приколе, а? Ты прикинься хотя бы благодарной, признайся. Признайся, что ты мне так отомстила, что так пошутила. Как вы меня достали все! Лучше бы я тебя не спасал, - бросил напоследок обозленный Ярослав, у которого из ушей пошел пар, и просто-напросто покинул нас в Ваном, бросив на прощание пару слов из обширной обсценной лексики, коей, по всей видимости, был богат его словарный запас.

Яр в этот момент был так эмоционален, что и я, и его друг просто были сражены не столько его словами, сколько эмоциональной мощной волной праведного негодования, исходившей от Зарецкого.