Читать интересную книгу Роковой рейд полярной «Зебры» - Алистер Маклин

— Право слово, — в раздумье проговорил Хансен, — должность врача у нас на борту не самая безопасная. Надо же, было целых три костоправа, и всем троим досталось, да еще как. Тут уж, и правда, ничего не скажешь, да, капитан?

Свенсон промолчал в ответ. А я сказал:

— Рингмену нужен обезболивающий укол. Вы умеете делать уколы?

— Нет.

— А кто-нибудь из команды?

— Не знаю, доктор Карпентер.

Я открыл медицинскую сумку Джолли, порылся в груде склянок и в одном из отделений крышки наконец обнаружил то, что искал. Наполнив шприц, я ввел иглу себе под кожу в области левого предплечья и сделал инъекцию.

— Обезболивающее, — сказал я, — чтобы можно было работать и левой рукой.

Бросив взгляд на Роулингса, который вроде бы уже оклемался, я спросил:

— Как самочувствие?

— Лучше не бывает. — Он встал со стула и стал натягивать на себя комбинезон. — Будьте спокойны, док. Торпедист первого класса Роулингс с вами.

Он широко улыбнулся, и лицо его тут же скрылось под маской. Через пару минут мы вдвоем уже были в турбинном отсеке.

Здесь было настоящее пекло. А дыма скопилось столько, что даже при свете мощных фонарей ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Но мой кислородный аппарат работал нормально, и особых неудобств я не испытывал. Поначалу.

Роулингс взял меня за руку и повел к трапу, спускавшемуся в машинное отделение. Перегнувшись через трап, я услышал внизу яростное шипение огнетушителя.

Человек с огнетушителем — это был Рэберн — заметил нас. Мы быстро спустились в машинное отделение, и Рэберн повел меня по лабиринту, облепленному трубами и проводами, туда, где находился Рингмен. Тот неподвижно лежал на спине, но был в сознании. Нагнувшись к нему, я крикнул:

— Что, нога?

Рингмен кивнул.

— Левая?

Он снова кивнул. Я открыл аптечку, достал ножницы и распорол комбинезон у него на плече. Потом сделал укол. Спустя две минуты Рингмен уже спал. Следом за тем с помощью Роулингса я наложил ему на сломанную ногу шину и накрепко перетянул бинтом. Вскоре подоспели два человека из пожарной команды, они помогли нам поднять Рингмена по трапу в турбинный отсек, а дальше мы понесли его уже вдвоем с Роулингсом. К тому времени дыхание у меня сбилось окончательно, ноги тряслись, а тело взмокло от пота.

Когда мы наконец добрались до центрального поста, я, не успев сорвать с себя кислородную маску, зашелся от кашля, из глаз у меня ручьями потекли слезы. За время нашего отсутствия дыма здесь изрядно прибавилось.

Свенсон сказал:

— Благодарю вас, док. Ну, как там, в машинном?

— Довольно паршиво. Не то, чтоб уж очень… Пожарные группы надо бы менять каждые десять минут.

— Людей у нас сколько угодно. Согласен, пусть работают по десять минут.

Два дюжих матроса подняли Рингмена и понесли в лазарет. Роулингс отправился отдыхать в столовую команды, но прежде он решил заглянуть вместе со мной в лазарет. Посмотрев на мою забинтованную руку, он заметил:

— Три руки все равно лучше, чем одна, даже если две из них принадлежат такому бестолковому малому, как я.

Бенсон лежал на койке, время от времени вздрагивал и бормотал что-то невнятное. Он все еще был без сознания. Капитан Фольсом спал крепким, безмятежным сном, что меня премного удивило, поскольку кругом царил страшный переполох; однако Роулингс объяснил, что лазарет — единственное место на корабле, где нет репродуктора селекторной связи, и что дверь и стены здесь не пропускают ни единого звука.

Мы уложили Рингмена на стол для обследования, и Роулингс, вооружившись хирургическими ножницами, разрезал ему штанину на левой ноге. Все оказалось не так уж безнадежно: у Рингмена был ярко выраженный перелом большой берцовой кости.

Мы с Роулингсом едва успели обработать и закрепить ногу Рингмена в удобном положении, как вдруг зазвонил телефон. Роулингс, в мгновение ока, пока не проснулся Фольсом, схватил трубку, послушал, что-то бросил в ответ и дал отбой.

— Центральный пост, — сказал он. — Его лицо обрело серьезное выражение, и я понял, что сейчас он сообщит мне какую-то дурную весть. — Специально для вас. Болтон, один из тех двоих, которых мы вчера перенесли с «Зебры» и положили в дозиметрическую лабораторию… Так вот, он умер. Пару минут назад. — Роулингс отчаянно замотал головой. — Боже мой: еще одна смерть.

— Нет, — возразил я. — Еще одно убийство.

XI

«Дельфин» превратился в холодную, точно лед, гробницу. Как корабль он перестал существовать: все звуки, свидетельствующие о нормальной жизнедеятельности лодки, о том, что сердце ее бьется, разом стихли. В наступившей тишине слышалось лишь хриплое прерывистое дыхание людей, борющихся за воздух, а стало быть, — за жизнь. Главная угроза их жизни заключалась в том, что в большинстве отсеков стал скапливаться смертоносный угарный газ, без цвета и запаха.

А еще было ужасно холодно. Как и предвидел капитан Свенсон, отключение электричества, а следовательно, и всех обогревательных систем привело к резкому падению температуры на борту.

За исключением травмированных, меня и Хансена, а также тяжелораненых полярников, все члены команды «Дельфина» спускались по очереди в турбинный отсек и машинное отделение и вели жестокую схватку с готовым всех нас сожрать огненным демоном.

В ту роковую ночь я непрестанно думал о докторе Джолли. Как ни странно, он довольно быстро пришел в себя после того, что с ним случилось в турбинном отсеке. Едва я закончил перевязывать Рингмену ногу и вернулся на центральный пост, как следом за мной там появился и Джолли. Весть о смерти Болтона, как мне показалось, потрясла его до глубины души, однако он ни словом, ни взглядом не дал понять ни мне, ни Свенсону, что усматривает в этом и нашу вину, потому как именно мы настояли на том, чтобы Болтона перенесли на борт и, таким образом, поставили его жизнь под угрозу. Думаю, Свенсон был благодарен ему и за это и наверняка принес бы свои извинения, если бы в ту минуту на центральный пост не примчался матрос из пожарной команды, который доложил, что кто-то из его товарищей поскользнулся в машинном отделении и то ли вывихнул, то ли сломал лодыжку. Джолли, не долго думая, схватил лежавший поблизости кислородный аппарат и, прежде чем мы успели его остановить, скрылся за дверью, что вела в турбинный отсек.

За эту страшную ночь Джолли совершил по меньшей мере пятнадцать вылазок в зону пожара и постоянно оказывал помощь морякам, пострадавшим от ожогов, даже после того, как сам получил травму, крепко ударившись головой. Часов около семи утра на центральный пост буквально на четвереньках вполз старший торпедист Паттерсон. Он весь трясся от холода и дышал с большим трудом.