развития, заданный Ренессансом. На мой взгляд, благодаря его импульсу мы получили исключительную цивилизацию, высокоразвитую, в которой людям не надо уже думать о базовых вещах, таких как сытость, безопасность, здоровье. Пока, конечно, до полного конца эти проблемы не решены, но наука творит чудеса. Еще чуть-чуть – и мы научимся делать то, что раньше даже представить себе не могли. Например, искусственно создавать человеческие органы для трансплантации или вырастим такие агрокультуры, которые позволят навсегда покончить с голодом. И если бы не было эпохи Возрождения, ничего бы этого не было. В конце концов, люди стали жить значительно дольше, чем это было даже сто лет назад. Не говоря уже о ситуации тысячелетней давности.
– Это вы классика вспоминаете, с его «вошла старушка тридцати лет»?
– Не помню цитату, но вы двигаетесь в правильном направлении. Литература в этом плане вполне красноречива. Вспомните, как воспринимается толстовский Каренин, – глубоким стариком. А ему, извините, всего-то сорок два. Он, на секундочку, младше меня. Но, надеюсь, вы не скажете, что я старый пень?
– Ну что вы, Аркадий. Если не знать о вашем возрасте, легко можно ошибиться. Особенно если накинете на голову капюшон подросткового худи, которое вы, по понятной причине, не успели переодеть, возвращаясь из аквариума.
– Издеваетесь, святой отец?
– Нисколько. К тому же вы, сами того не подозревая, подошли к теме, которую мне очень хотелось затронуть. О времени.
– И что же с ним не так?
– Все! В первую очередь его восприятие людьми, а также понимание ими природы времени.
– В этом тоже виноват Ренессанс?
– Отчасти. Но в главном – процессы, начатые в эпоху Возрождения, поставившие примат науки над приматом Церкви.
– Вас можно понять как представителя Церкви. Странно было бы, если бы вам нравился этот процесс.
– Дело не в этом. Я имел в виду, что наука стала чем-то вроде новой религии. Кстати, ее адепты ведут себя подчас не лучше средневековых фанатиков и безоговорочно верят во многие утверждения.
– Ну, в отличие от религии, в науке они, как правило, имеют доказательную базу.
– Ключевое слово «как правило».
– То есть?
– Не все научные теории доказаны. Но многие воспринимают их как аксиомы.
– Например?
– Да та же самая набившая всем оскомину теория Дарвина. Она же до сих пор не доказана.
– Ну, здравствуйте! Сейчас вы начнете мне рассказывать про сотворение мира. Вот уж точно от вас не ожидал.
– Вовсе нет. И не собирался. Я лишь хотел вам сказать, что теория до конца не доказана и считать ее аксиомой, как делают многие, в том числе, как мне показалось, и вы, по меньшей мере опрометчиво. Между тем я вовсе не собирался утверждать, что некоторые ее части не имеют права на существование. Но речь, однако, не о ней. А о времени, если вы помните?
– Да-да. Я помню.
– Так вот. О нем думают приблизительно так же, как и об упомянутой мной теории Дарвина. Все считают, что время однородно.
– Но это же как раз аксиома!
– Технически да, но не практически.
– А вот здесь совсем ничего не понятно.
– Немудрено. Хотя вашей вины в этом и нет.
– И на том спасибо. Сегодня вы на удивление любезны, – с сарказмом сказал психолог.
– А вы подозрительно обидчивы. Поэтому извиняюсь и гарантирую, что впредь буду осмотрительнее. Я лишь хотел сказать, что восприятие времени как величины постоянной свойственно практически всем людям.
– А вы считаете, что это не так?
– Я бы сказал, не совсем так. Технически время – величина постоянная. И в пользу этого говорит то, что секунды, минуты, часы и годы сейчас длятся столько же, сколько и тысячу лет назад. Ну или хотя бы несколько сотен лет назад, если использовать в качестве доказательства аутентичные старинные механические часы. Но на практике время не совсем однородно. Согласитесь, что пять минут в объятиях красотки и пять минут у стоматолога идут совсем по-разному?
– Вот это поворот! Как сейчас выражаются. Не ожидал от вас такого примера!
– Главное, что вы поняли мысль.
– Безусловно.
– Так вот. Данное утверждение распространяется не только на этот пример, но и на цивилизационные циклы. Здесь, правда, мне придется привести еще одну теорию.
– Но с ней, по всей видимости, вы согласны.
– Зрите в корень. Но на это у меня есть причины. Так как если теория верна, то она очень многое объясняет. По крайней мере, в моей личной жизни – точно.
– Итак?
– Один известный советский историк, Игорь Михайлович Дьяконов, более известный как востоковед, в конце своей жизни, а преставился он, кстати, в 1999 году (и это важно)…
– Почему?
– Чуть позже объясню. Так вот, уже на закате своей карьеры он написал работу «Пути истории…» и чего-то там, в которой разбил всю историю человечества на восемь фаз – от первобытной до посткапиталистической. Перечислять их сейчас не вижу смысла, имеет значение лишь вывод, сделанный почтенным ученым: исторический процесс демонстрирует признаки закономерного экспоненциального ускорения, и развитие исторического процесса приводит к тому, что каждый последующий цикл по времени занимает лишь половину предыдущего. То есть, по Дьяконову, если первая фаза – первобытная – длилась около тридцати тысяч лет, то последняя, которую он смог проследить, седьмая, капиталистическая, продлилась всего сто лет. Сколько будет длиться посткапиталистическая фаза, ученый муж оценить не смог. Но здесь как раз важно, что он отошел к Богу до того, как интернет-технологии получили мировое распространение, так как это означает, что он физически не мог оценить скорость, с которой рванет цивилизация после того, как интернет и смартфоны получат повсеместное распространение. Однако направление он сумел определить. По его мнению, время закручивается в спираль и сейчас приближается к своему центру. И лично мне интересно, сколько еще коротких витков нас может ждать впереди.
– И вы в это верите, как я понимаю? Потому что теория Дьяконова как-то сообразуется с вашими личными ощущениями.
– Именно! Поскольку, обладая статусом монаха, имею возможность наблюдать беспристрастно.
– Думаете? На отшельника вы не похожи.
– К моему великому сожалению, это так. В оправдание могу сказать, что меня никогда не благословляли на пустынножительство, хотя я просил об этом раз десять точно.
– Хотите сказать, что имеете склонность?
– Да. И серьезную. Но это я говорю по большому секрету и лишь для того, чтобы приоткрыть завесу над моими глубинными склонностями. Несмотря на публичность служения и огромное количество людей, с которыми общаюсь регулярно, я довольно замкнутый человек. И быть наедине с самим собой мне нравится значительно больше, чем на виду. Но это неважно. Я лишь хочу сказать, что проводил изыскания, аналогичные исследованиям Дьяконова, так как имел к