Читать интересную книгу Тотальное преследование - Николай Басов

Наконец он понял, что голоден. Зверски голоден. И еще ему хотелось пить. Но с этим, кажется, было легче. Он будто бы плавал в каком-то бульоне и мог еще потерпеть с питьем… Хотя нет, пить все же хотелось больше, чем есть… А еще ему хотелось лодироваться. Заползти под машинку и включить ее на максимальную скорость и на неопределенную по продолжительности программу загрузки. Кажется, сейчас, в том состоянии, в каком находилось его сознание, он бы выдержал часов пятьдесят кряду, а может, и больше.

Вот тогда-то он и проснулся окончательно. На нем висела его прежняя кожа, но пахла она отвратительно, была грубой, жесткой и закрывала от него мир. Он даже свет от технической лампы в дальнем углу своего бункера видел теперь как-то смутно. Поразмыслив, он понял, что это – замутневшая роговица глаз, которая осталась от его прежнего тела. «А что же у него нового?» – подумалось едва ли не с интересом.

И тогда, собравшись с духом, заставив себя больше не ждать, не покоиться в живом гробе своего прежнего тела, он попробовал… Да, как птенец из яйца, он стал выбираться наружу. Сначала, преодолевая привычную уже слабость, все же сумел согнуть одну руку и попытался разорвать кожу на груди. И лишь спустя бесконечные часы… или минуты… он понял, что это ему вряд ли удастся. Тогда он заставил себя шевелить ногами – сильно шевелить, отчаянно. Вот тогда-то где-то в паху кожа у него и лопнула. Он понял это по внезапному удару, который нанес ему воздух и от которого он, как оказалось, отвык. Тогда он заставил свою руку согнуться куда-то вниз и обнаружил, что там, где он теперь чувствовал воздух, есть рана… Нет, не рана, потому что боли в том месте не было. Вернее, боль была во всем его теле, но какая-то трещина в его – его ли? – теле все же имелась. Он потянул за края, пытаясь их раздвинуть, и понял, что отрывает от себя эту старую, жесткую кожу.

Потом он дернул ее изо всех сил, и что-то вдруг лопнуло на шее. Наверное, извиваясь, он сумел своей шеей сломать свою скорлупу и здесь. Он обрадовался – не такой уж безнадежной оказалась его борьба. Он стал биться еще сильнее, сдирать какие-то лоскуты – сначала огромные, причиняющие боль, когда они рвались и отделялись, потом все меньше, потом уже какие-то ошметки… И в тех местах, где эта старая кожа отделялась, ему сразу же становилось легче. Даже боль казалась терпимой.

А потом он вылез из этой своей старой кожи, как змей, будто уже и не был человеком… Тогда он с тревогой оглядел себя – вдруг он и вправду не человек уже? Нет, вроде бы в тех местах, которые мог рассмотреть, он был почти таким же, как прежде. Те же привычные части тела, почти не изменившиеся… Вот только выглядели они странно: розовыми и уменьшенными, едва ли не юными.

И вдруг оказалось, что он выбрался из прежнего тела уже целиком. Ну, может, лишь на спине да на внешней стороне бедер остались куски его прежнего тела. Кстати, обломки того чипа, который был всажен ему в мускулы предплечья и который он очень старательно вживлял, хотя и не помнил сейчас, когда и как он это сделал, тоже остались на прежней коже. А может, в прежних мускулах?..

Он теперь и дышал как-то очень легко, очень спокойно. Словно бы это вот… его новорожденное тело обладало некими свежими, изумительными способностями. Он и не помнил, каково это – так свежо себя чувствовать. Если бы еще не этот запах… Вот тогда, кажется, он принялся – вернее, попытался – думать рационально.

«Хорошо бы эту кожу уничтожить», – подумал он. Ведь по ней о нем узнают очень много. Даже сам факт того, что он сменил тело, станет известен тем, кто за ним охотится… А за ним охотились? Даже это он вспоминал с трудом. Но все же сейчас, когда с ним произошла такая метаморфоза, он почему-то об этом не забыл, а следовательно, помнил.

Он возвращался в свое прежнее жизненное состояние. Это было здорово!

Он даже придумал вдруг, как-то само собой, что теперь ему нужно сделать, чтобы… Да, чтобы этот его бункер так и не открыли, не замечали и впредь. Следовало, впрочем, провернуть довольно сложную операцию. Нужно было первым делом найти одежду. Он покопался в грудах пустых пакетов, вонючего мусора и старых, почему-то липких одеял. И нашел. Это был его комбинезон. Одноразовое белье осталось на прежних ошметках его кожи, да оно и истлело почти совсем. Он этому не удивился – у него на это не хватило соображения.

Но зато хватило изобретательности вытащить откуда-то полиэтиленовые мешки и завернуть этот комбинезон в них. Из карманов его прежнего одеяния выпало несколько цветных бумажек… Он разглядывал их довольно долго, пока не сообразил, что это деньги – такие бумажечки, за которые можно было что-то покупать. Он им обрадовался, собрал те, которые сумел найти в куче мусора, и снова распихал по карманам. «Надо же, – попытался улыбнуться он, – даже функцию карманов сумел себе вернуть. Или, может быть, изобрести заново?..»

А потом почти час он отвинчивал решетку, что вела в тот воздуховод, через который он когда-то, столетия назад, сюда забрался. И, толкая мешок с одеждой перед собой, он пополз вперед. Сейчас он не очень хорошо помнил расположение воздуховодов, но, ориентируясь на звук текущей воды, все же сумел найти так называемый мокрый фильтр. Это была замечательная машинка. В ней воздух протекал довольно сильной струей через жесткие, механические щетки, которые сверху поливались водой. Дышать тут было трудно – слишком много пыли приносилось из того, внешнего мира. Пыль от воды превращалась в грязь, но он сумел найти верхнюю часть щеток, где вода была еще почти чистой. И с удовольствием, сняв пару секций, смыл с себя ту слизь, смешанную с кровью, которая на нем оставалась, и даже слегка обсушился под давлением ветра, нагнетаемого вентиляторами.

Потом, уже одевшись, он снова пополз. Трудно, едва удерживаясь от слабости на скользких и гладких стенках воздуховода, он полз и полз, иногда почти отчаиваясь, сомневаясь, что когда-нибудь вообще сумеет выбраться из этих лабиринтов. Но и с этим он справился. И нашел место, кажется, вполне безопасное, где можно было, отвинтив решетку, выбраться наружу. Он стал крутить винты и тогда услышал странные звуки. Они были и знакомы, и совершенно чужды ему. Лишь прислушавшись – настороженно, как дикое животное, – он понял, что это долетает до него откуда-то человеческая речь. Тогда он полез дальше, пробуя найти место, где людей нет.

Он выбрался, кажется, в самом безлюдном месте города… если такое слово можно было определить, вспомнить и применить?.. Он выбрался и попробовал привинтить решетку на место. И тогда-то впервые выпрямился, одернул комбинезон. Тот был старым, грязным и висел на нем, как на вешалке. Но он все же был одет и таким образом не привлекал к себе чрезмерного внимания.

Он пошел по коридорам, вышел в какой-то зал, где было – страшно подумать! – почти два десятка людей и где на искусственных газонах росли трава, низкие деревья и, кажется, цветы. Ну, такие яркие, странных форм… Тут же стояли лавочки. На них сидели эти самые люди. Он собрал свою волю в кулак и прошел мимо них. Люди мерили его странными взглядами, кто-то даже замолкал. То есть разговоры обрывались, когда он проходил мимо, но он все же мог тут ходить. Кажется, человека – существо, которое имеет право и возможность тут находиться, – они в нем все же признавали.

Потом он нашел вывеску, изображавшую чашку кофе и что-то, похожее на сложно выпеченный хлеб. Прочесть название он еще не умел – эта часть мозга у него еще… не проснулась. Или отмерла вместе с прежней кожей?.. Он запаниковал, но попробовал не показать этого. Вошел. Тут было малолюдно, за столиками сидели разные люди. Некоторые разговаривали, некоторые что-то ели и пили. Вот это ему сейчас было нужнее всего.

Он подошел к стойке. Торговец, суровый, даже злой на вид, как сторожевая собака, поднял на него взгляд.

– Еще один… клиент, – сказал торговец, хотя тот, кто стоял перед ним сейчас, его еще не понимал. – Деньги-то у тебя есть? – Незнакомец вытащил пару бумажек, бармен кивнул. – Ну, этого слишком много, парень. Ладно, присаживайся в углу, чтобы чистую публику не пугать. А то подумают, что трущобы наши уже здесь начинаются… Сейчас тебя Клара обслужит.

Он все же больше догадался по жесту, чем понял, чего от него ждут, но этого было достаточно. Он ушел в самый дальний угол и стал ждать. Подошла Клара, поставила кружку, налила из кофейника что-то темное и ароматное. Спросила что-то, он кивнул. Спустя пару минут она принесла поднос, где были булочки с каким-то желтым кремом, поджаренное мясо, два яйца и сбоку – какие-то салатики.

Он накинулся на снедь и лишь тогда заметил, что делает что-то не то или не так. Все смотрели на него, а он, оказывается, ел, впихивая в себя поджаренный бекон пальцами обеих рук, роняя крошки булочек и капая глазуньей себе на грудь. Он опомнился, виновато улыбнулся и попытался вытереться салфетками. Клара – добрая душа – ему помогла. Потом похлопала по плечу и что-то сказала. Он опять не понял, но снова кивнул.