себя на палубе флагманского корабля.
Но до тех живописных мест, где разлит бодрящий хрустальный воздух, ещё надо как-то добраться, добрести, прорваться сквозь кольцо вечных льдов и скользких обледенелых камней.
Целый день блуждал он в путаных ледяных лабиринтах. Кажется, это продолжалось бесконечно, но, самом деле, не так уж и долго — ранней весной северные дни коротки. Пейзаж вновь сменился и перед Красным Фениксом внезапно возник низкорослый колючий кустарник, плавно переходящий в лес. Укрыться в нем от дождя и возможных преследователей показалось хорошей мыслью. Естественным образом деревья скроют его от чужих глаз. Последние несколько часов по открытому месту жрец шел, накинув иллюзию невидимости, но та бессовестно тянула силы, запасы которых по-прежнему были очень ограничены.
Мессир Элирий Лестер Лар устал и мечтал поскорее выбраться из весеннего озноба и призрачных снежных отрогов Ангу, дрейфующих вокруг, как облака. Перенестись бы сейчас под сияющее солнце Ром-Белиата, в господскую башню Красной цитадели, откуда открывается манящий вид на залив, мерцающую шелковую воду и белый песок… Яниэр с его редким умением открывать порталы был способен помочь в этом, но увы — Яниэр предал его. От предательства во рту стоял ненавистный привкус горечи. Да… всё так же противен знакомый вкус предательства, который всегда остается надолго. Неприятное ощущение, но Элирию было не привыкать к горечи измен и потерь. Он не мог больше доверять когда-то любимому ученику. Он не мог больше доверять никому во всем этом новом враждебном мире.
Впрочем, как и в прежней жизни.
Глава 26
Дракон перемешивает океан
Эпоха Красного Солнца. Год 281. Сезон белых рос
Смоковницы дают плоды
Ром-Белиат. Красная цитадель
*черной тушью*
— …За такое гнусное предательство, — в ослепившей его ярости исступленно кричал кочевник, без приглашения врываясь в главный храмовый зал для аудиенций, — за такое отступничество от данного слова во всех языках мира не найдется достойных проклятий!..
Лихорадочный блеск в золотых глазах не сулил ровным счетом ничего хорошего. Не обращая никакого внимания на высокое собрание, взвинченный до предела Стратилат продолжал выплевывать гневные обвинения — вперемешку с грязными и емкими ругательствами на родном языке, которого, слава небожителям, никто из Совершенных не понимал:
— Как посмели вы преступить данное слово! — во всеуслышание вопросил Красный Волк — в запале и в горе, которое пока только опалило сердце, но не успело проникло внутрь, опустошая, выедая живые внутренности, сдирая плоть до костей. Пока он совершенно сбит с толку, оглушен первым шоком, милосердным шоком, не дававшим осознать весь масштаб, всю непоправимость случившегося. Пока это еще слишком не по-настоящему. — Как посмели приказать Карателям напасть на Халдор!..
Бросить подобные чудовищные упреки прямо в лицо Великому Иерофанту — само по себе до крайности дурно и предосудительно, а уж своему Учителю, господину и благодетелю — и вовсе невозможно. Это было попирание того, чего попирать нельзя. Присутствующие оторопели: какая дикая сцена! Смущенный ропот пробежал по рядам аристократов, как легкий ветерок, и всё стихло. Кажется, все здесь перестали дышать и обратились в каменные статуи, глядя на вломившегося посреди важных переговоров молодого Стратилата как на живого мертвеца.
— Замолчи!.. — изменившимся голосом едва слышно процедил Учитель со своего возвышения, и в тот же миг горло Второго ученика стиснуло резкой болью — клеймо Запертого Солнца полыхнуло на коже, будто только что выжженое раскаленным добела прутом. — Ты уже высказался достаточно — там, где не спрашивали!
Элиар захлебнулся криком и умолк, на полуслове прерывая свою обличительную тираду. Умолк не по доброй воле: рухнув на пол как подкошенный, кочевник скрючился на коленях и в самой жалкой позе ткнулся лбом в прохладные храмовые плиты. Впервые Учитель применил власть печати так безжалостно, да еще и прилюдно, унизив воспитанника перед всем обществом… словно повторялась история их первой встречи, только вместо Степных Волков его позор наблюдали Совершенные… но на сей раз сыну Великих степей было всё равно. От дикой боли и смятения он почти ничего не соображал, до крови прокусывая губы, лишь бы только снова не закричать, лишь бы не утратить последние остатки достоинства. Казалось, на время он ослеп, оглох и потерял рассудок.
Печать Запертого Солнца кровоточила и полыхала на горле, и вместе с нею тело горело, словно в огне.
…Учитель частенько говаривал, что рабскую бессловесность следует оставить рабам, а свободным должно иметь смелость отстаивать собственное мнение. И в самом деле — верховный жрец храма Закатного Солнца не был одержимым властью самодуром, желающим, контролируя всех и вся, лично управлять каждым процессом. Нет, вместо этого выходец из Лианора хотел создать систему отлаженную и четко действующую без постоянного вмешательства. Основатель Ром-Белиата отлично понимал: если люди, занимающие ответственные посты, будут бояться принимать решения, на каждый чих ожидая одобрения свыше, рано или поздно такой подход приведет к падению великого города.
Учителю нужны были мудрые советники, одаренные военачальники и государственные деятели, сильные жрецы и просто интересные собеседники. Из каждого Первородный выжимал способности до последней капли, заставлял класть свой дар на алтарь Ром-Белиата. Великий Иерофант любил людей незаурядных — смелых, сообразительных и остроумных. Таких выделяли, осыпали милостями и продвигали в сложной придворной иерархии. В результате на ключевых должностях не было ни одной серой личности, все сплошь блистали талантами.
Учитель часто проверял приближенных на прочность, на способность держать удар, наказывая за нерасторопность и нерешительность. Как известно, в крови Совершенных была даже не гордость, — гордыня, естественное состояние повелителей людей. Тем не менее — и прежде Элиар, увы, как-то не обращал внимания на это обстоятельство, — даже самые могущественные и влиятельные вельможи, которым на сегодняшний день благоволил Великий Иерофант, высказывали своё мнение очень аккуратно и дискутировали с Учителем только до тех пор, пока тот устало не сдвинет брови. Те редкие исключения, которые забывались — и забывали о своем месте, — в один не слишком прекрасный для них день пропадали без вести или вдруг начинали вести уединенную жизнь где-нибудь в затворничестве, в глуши на окраине Ром-Белиата, добровольно удалившись от мира.
Определенно, несмотря на всю прогрессивность взглядов, Красный Феникс предпочитал держать рычаги управления в своих руках, и держать крепко.
С момента прибытия в храм Закатного Солнца Второй ученик верховного жреца занимал исключительное положение и вскоре смекнул, что, несмотря на статус раба, ему позволено многое. Со временем он стал искуснее любого из орденских наставников и по праву мог считаться лучшим бойцом Ром-Белиата. Его обожали женщины, и, хотя связи с низшими были запрещены Совершенным, для любимца Красного Феникса делали исключение. С недавних пор и вовсе вряд ли нашелся бы человек, который посмел бы не выполнить распоряжение рыжеволосого сына Великих степей — он получил должность