Читать интересную книгу Масоны из провинции - Максим Кузьменко

— Я понимаю что какой-то выскочка решил мне под ногами путаться. — зло прошипел Леонид Петрович.

— А я понимаю, что мирянам губернии, обоим сословиям, будет интересно послушать о том, как их любимый губернатор решил басурман на эти земли пригласить, а их, православных, на панщину к ним погнать, к басурманам. — Евдоким немного прищурился. — Иначе как объяснить что молодые, ни в чем не повинные дворяне гибнут, а такой замечательный Глазицын и усом не ведет, — он выпрямился и широко улыбнулся. — а его люди содействуют, и крестьянских детей насилуют. — Евдоким пожал плечами, снова начал ходить по комнате. — И только отставному генералу есть дело до простого люду. Эхэхэх — он покачал головой, посмотрел в пол, остановился, махнул рукой. — Лавров! — Грызлов поднял радостный взгляд на Глазицына. — Отличная фамилия для губернатора! А!? — он улыбался во весь рот.

Губернатор понимал о чем говорит этот наглец. Еще вчера он получил срочное сообщение, из самой столицы. Приказ оказать Грызлову всяческое содействие, а любое противостояние ему, подрыв государственной власти и измена отечеству.

У Леонида Петровича выступила испарина на лбу, он хотел было вскочить, «Да кто ты такой! холоп без роду и племени! я тебя в порошок одной рукой! в Киев по частям отправлю!». Да вместо этого начали трястись ноги у старика, старческое сердце сжалось, старческий голос подвел, и вместо былой мощи, слабо и сдавлено спросил:

— Чем могу?

— Не мешать! Отдохните, поезжайте за город, когда вы понадобитесь, я сам приду. А пока, — Грызлов подошел к письменному столу, взял чернильницу, перо, лист бумаги, положил все это перед Леонид Петровичем. — санкция, мне, на полную свободу действия. — и он мягко улыбнулся.

В тот-же вечер, сославшись на слабость, генерал-губернатор Екатеринославской губернии отбыл в свой загородный особняк. Грызлов временно занял его кабинет, и в тот-же вечер прибыл Егор с дюжиной отборных полицейских.

— Вы, Евдоким Авдеевич, город без охраны оставили. — Егор ужинал вместе с агентом в трактире, в том самом где Алексей Николаевич нанимал артистов для праздника.

— Голосеев пусть охраняет. — тот уплетал кровяную колбасу, намазывая каждый кусочек густой, духмяной аджикой. — Ты смотри! Не едят! А как готовить умеют! — он восхищался едой которую им поставил Соломон Яковлевич. Соседние с ними столы были заняты людьми Егора, Грызлов угощал прикомандированных им полицейских. — Пусть под конец послужит отчизне. — Егор непонимающе уставился на него. — Да, да, — закивал головой Евдоким. — ты, когда я закончу, будешь полицию в Александровске возглавлять. — он взял кружку и сделал несколько больших глотков светлого пива.

— Так ведь я не благородный. — промямлил Егор, эта новость его немного ошарашила.

— Так я тоже! — Грызлов принялся за свиную ногу с алычовым соусом. — Ты мне лучше расскажи, как там наш несгибаемый?

— Как и прежде.

— Расправой грозит? — Евдоким посмотрел на Егора, тот утвердительно кивнул. — Ну пускай, я уже столько нарыл, что не только на ссылку, на прилюдное повешанье хватает!

Грызлов был очень доволен собой. Дело в том, что Владыка уже давно хотел пошатнуть в этих краях государственную власть и укрепить влияние духовенства. Сам Господь Бог послал такую возможность, а главное, что ничего и делать не нужно, просто собрать сведения, совершить акт правосудия и представить все в нужном свете перед местной общественностью. И тогда, когда сердца людей потянутся к спасителям души ихней, можно смело расставлять своих марионеток на ключевые места и должности, никто не посмеет перечить. А в Петербурге уже сам Владыка со всем решит, главное сделать все как можно быстрее, с минимальными потерями и с максимальным эффектом. Грызлов знал как это сделать и был очень доволен собой!

— Пусть твои хлопцы подкрепятся, — Евдоким Авдеевич вытер масные губы льняным лоскутом. — ночью много работы.

* * *

День у Гурина не заладился, с самого утра все шло не так как он любил. Кофе на завтрак ему подали холодный, его любимый жеребец прихворал и пришлось брать другого, а у того спина слишком широка. Хлынул ливень, запрягли кибитку, а ездить в повозках Валерий Иванович страх как не любил, а тут еще и эта телеграмма! Он сразу понял что что-то неладно и отправил проследить за губернатором человека.

Валерий Иванович, немногим старше сорока, среднего роста, стройный, подтянутый офицер тайной службы губернии, всю жизнь провел на этом поприще, отчего к сорока годам уже изрядно поседел, любил во всем порядок. Гурины приехали сюда с востока, со Ставропольского края, около ста лет тому назад. Их семья всегда служила короне, мужчины занимали чины в силовых ведомствах, обеспечивали порядок, предостерегали попытки подрыва государственной власти на местах.

И Валерий Иванович, точно так-же как и его отец, а до него дед, честно и верно служил государю, и считал что служит очень хорошо и прилежно. Взять хотя-бы этот клуб в Александровске, ведь он взял его под свое личное наблюдение, пускай молодежь развлекается, пока границы дозволенного не переходят. Хортицкие бандиты это уже не по его части, пусть этим Голосеев занимается. А остальное у него под полнейшим контролем, эмигранты, все как есть, в поле зрения, контрабандисты свою мзду платят, а диссидентов и сепаратистов его люди в губернию и вовсе не допускают. Даже скучно работать, так все хорошо!

Чего не сказать о семейной жизни Гурина, здесь было все по иному, точнее сказать и вовсе не было. Тогда, во времена молодости, Валерий не придавал значения таким мелочам как чувства любви и нежности, он, воспитанный в семье офицеров, был всецело поглощен работой ведомства, и когда Иван Гурин сказал сыну: «Дочь Синцова прекрасна для тебя пара.», тот воспринял это как приказ, и немедленно его выполнил.

Семейная чета Гурин-Синцова была далеко от идеала. Со стороны могло показаться, что по неясным причинам, двое молодых, абсолютно сторонних, друг-другу человека вынуждены жить вместе, и дабы избежать пересудов венчались в церкви. Валерий был полностью занят работой ведомства, дома попросту не появлялся, часто не ночевал, к своей супруге был холоден, чаще ее просто не замечал.

Софья Синцова была хороша собой, вся в мать. Глубокие, карие глаза, шикарные, пышные волосы, цвета ночного неба, круглый овал лица, маленький носик, тоненькие бровки и наоборот, пышные ресницы. Сочные, алые губки прикрывали два ряда белоснежных зубов, а когда расходились в улыбке, то ее свекор, Иван Гурин, говорил: «Сонечка, душенька, или улыбайтесь почаще, или, давайте остановим время, я буду любоваться. «Нежная кожа была создана для ласки, маленькие, очень женственные ручки хотелось целовать не прекращая, пышная, объемная грудь, то и дело томно вздымалась при дыхании над точеным станом.

Редкий человек не замечал такую красоту. И надо-же было такому случится, что именно за этого, редкого человека и пришла блажь отдать Сонечку. Воспитанная в лучших семейных традициях, девушка пыталась с пониманием относится к отстраненности своего супруга. Она понимала, что его работа очень важна и требует много времени, и пыталась создать очаг, к которому ее мужчина будет возвращаться снова и снова, уставший, опустошенный он будет искать здесь утешения и покоя, отдыха и любви, а она будет хранительницей этого очага.

К сожалению бедной девушки, у Валерия Гурина были свои представления о семье и семейных ценностях, он выполнил приказ отца, и даже исполнил свой супружеский долг, единожды, правда, который, впрочем, не увенчался успехом, Софья не забеременела. А дальше у него была служба, движение по карьерной лестнице, занять место отца, после его ухода. А работы в то время хватало! То поляки кого-то зашлют, то турецких шпионов ловить нужно, а то и вовсе, глядишь, крестьяне хотят смуту устроить! Носился Валерий Иванович Гурин по всей губернии, всем успевал уделить внимания, кроме супруги своей, молодой и красивой.

Софья пыталась смирится с постоянной занятостью мужа, она твердила себе что скоро он перегорит работой, и станет больше времени уделять ей, ну так по крайней мере говорила ее мама, и свекровь. А свекровь знала, уж она-то точно должна знать. И девушка мирилась с одиночеством, с полнейшим отсутствием внимания к себе и холодом. Она плакала по-ночам, утром ей не хотелось жить, а днем она искала надежду, но снова приходил одинокий вечер, полон горя и разочарований.

Так прошел год, после брачной ночи Валерий больше не прикасался к красавице жене, так что о детях и разговоров быть не могло. Софья исчахла, истосковалась, выплакала все глаза. А потом, вдруг, ее мир перевернулся, она осознала себя, свою красоту и молодость. Благо, что помимо горя и одиночества, у нее в обилии было денег, времени и свободы, в пределах ее дома, разумеется.

Первым был их конюх Тарас, молодой, мускулистый парень, со смуглой кожей, по которой лениво скатывались капельки пота, огибая рельефы мышц. Дикий взгляд карих глаз, крепкие руки, жесткий, смоляного цвета волос, богатырский рост. Да, если его приодеть, то будет первым красавцем города! София влюбилась, соблазнила объект обожания, и отдалась чувствам целиком и полностью. Благо что Валерий почти не появлялся в доме, а слуг она всех застерегла, и поощрила за молчание. Счастье длилось довольно долго, и она даже понесла от своего любовника, но, как говорится, все тайное, рано или поздно, становится явным.