— Оруженосец? И может быть, в будущем — рыцарь? Вот уж не думала, что когда-нибудь стану величать тебя сэром Кливом! — воскликнула она со счастливой улыбкой. — Но теперь я буду с восторгом ждать этого дня!
— Он пока еще не сэр Клив, — строго перебил ее отец. Но в его глубоко посаженных глазах мелькнули веселые искорки. — Тебе предстоят нелегкие труды, мальчик. Будешь изучать этикет, язык, историю, искусство обращения с копьем и мечом и сотню других вещей…
— О, я так вам благодарен, милорд! Так благодарен! — Клив даже охрип от благоговения. — Я бесконечно благодарен вам! Вам будет всецело посвящена моя вечная признательность, беспредельная преданность, моя бесконечная вера…
— Да-да, понимаю, — усмехнулся сэр Эдвард и положил руку на узкое мальчишеское плечо. — Предлагаю тебе завершить те дела, которые ты собирался выполнить сегодня. Затем можешь перебраться в помещение, где живут оруженосцы. Над кладовыми, ты знаешь, где это? А завтра явишься вместе со всеми к капитану стражи и приступишь к своим новым обязанностям.
При напоминании о сегодняшних задачах ликование Клива несколько поугасло, и он вопросительно взглянул на Розалинду. Но она одарила будущего рыцаря лучезарной улыбкой и жестом дала понять, что отпускает его.
— Про сад и не вспоминай. Можешь идти, ты свободен, — сказала она.
— Слушаюсь, миледи. Благодарю вас, миледи. Благодарю вас, милорд. — Он пятился назад, отвешивая поклоны. — Благодарю вас, милорд, — повторил он еще раз, повернулся и, подпрыгнув от восторга, умчался прочь.
— Он, кажется, славный малый, — заметил сэр Эдвард, провожая взглядом юношу.
— Вы будете им гордиться, я уверена, — отозвалась Розалинда. — Он не подведет вас.
— Я и мысли такой не допускал, что он может подвести. По-моему, я неплохо разбираюсь в людях. А ему даровано такое свойство, которое необходимо для настоящего рыцаря, — честь.
Честь. Это слово преследовало Розалинду, пока она возвращалась в сад. Да, у Клива есть врожденное чувство чести. Но и Эрик говорил о чести. Она обвинила его в полнейшем отсутствии таковой, ибо он, возможно, был самым ужасным и безжалостным злодеем на земле. Но даже в тяжелейшие мгновения его окружал этот странный ореол благородства. Даже когда он стоял под предназначенной для него петлей. И после, когда его подвергли публичной порке, он умудрялся сохранять достоинство во все время этого жестокого истязания… В который уже раз она вернулась все к той же головоломке: откуда он взялся и что привело его на эшафот?
К тому времени когда она достигла садового уголка, ее гнев почти испарился, уступив место жгучему любопытству. За пределы сада уже было убрано второе выкорчеванное деревце. Собаки, которых тут набралась к этому часу целая стая, безмятежно разлеглись у дорожки, в конце которой виднелась широкая спина Эрика. Он наклонялся и разгибался, наклонялся и разгибался, выдергивая траву, побеги молодых деревьев и небольшие кусты, крепко сидящие в плодородной почве; вытянув из земли, он их отбрасывал назад через плечо, не оборачиваясь и оставляя за собой постоянно удлиняющийся след. Вот он остановился и выпрямился, стянул тунику через голову, откинул ее в сторону и снова принялся за работу, одетый только в рубашку.
Работа в саду не считалась занятием, достойным мужчины. Конечно, слуги возились с землей и служанкам приходилось трудиться в господском саду, но чаще всего туда — по мере надобности — отряжали мальчишек. Но Эрик, которого приставили к этой столь мало уважаемой работе, ничуть не выглядел униженным. Он выполнял ее так же, как и все, за что брался, — с силой и целеустремленностью. Розалинда была вынуждена признать, что он очень много успел за столь короткое время. Одна из дорожек, мощенных камнем, была расчищена уже почти до середины. Если дело так пойдет и дальше, ее сад приобретет пристойный вид гораздо раньше, чем она смела надеяться.
Почти позабыв о недавней вспышке своего негодования, Розалинда направилась к Эрику по расчищенной дорожке. Хотя она была у него за спиной, он тем не менее каким-то образом почувствовал ее приближение. Как осторожный зверь, он обернулся прежде, чем она подошла на расстояние удара. Однако, едва он ее увидел, настороженность быстро отпустила его.
— Пришли убедиться в моем усердии, леди Розалинда? — спросил он все тем же насмешливым тоном. — Или, может быть, с целью застращать меня обещаниями дальнейших трудов?
Он изобразил на лице гримасу, которая должна была засвидетельствовать, что ни одна из этих возможностей ни в малой степени его не тревожит.
Тут только Розалинда сообразила, что она и сама не знает, зачем вернулась в сад так скоро. С тем же успехом она могла бы еще раз заглянуть в парадную залу или в кухню. А ее почему-то потянуло сюда.
Это из-за самого сада, решила она. Уход за садом вообще был ее любимым занятием, а уж сад Стенвуд-Касла значил для нее особенно много. Конечно, ее приход никак не был связан с работником, который теперь стоял перед ней. Если уж на то пошло, его присутствие скорей должно было бы отбивать у нее охоту сюда заходить. Но и это было бы не правильно, упрекнула она себя. Если желательно внушить ему, что он для нее просто один из слуг Стенвуд-Касла, тогда ей не следовало бы ни искать его общества, ни избегать его более рьяно, чем любого другого.
Но это здравое рассуждение никак не помогло ей разобраться в собственных растревоженных чувствах. Когда она подняла взгляд на твердые очертания его лица, сердце у нее забилось быстрее и почему-то стало трудно дышать.
— Я пришла… — начала она слабым голосом. — Я пришла, потому что этот сад значит для меня очень много.
— Тогда он должен много значить и для меня.
Столь любезный ответ застал ее врасплох, и несколько мгновений она просто растерянно смотрела на него, а потом нахмурилась и отвела глаза.
— Я не дурочка. Не обращайся со мной как с ребенком.
— Слушаюсь, миледи, — ответил он столь же ровно и учтиво
— Не смейся надо мной! — снова разозлившись, бросила она.
— А как, по-твоему, я должен с тобой держаться, Роза, чтобы тебе угодить? — парировал он, хотя теперь в его глазах сверкали более сильные чувства.
— Я… я твоя хозяйка, и ты должен держаться со мной почтительно И я буду обращаться с тобой в равной мере хорошо. Просто работай с усердием, и в Стенвуде с тобой будут обходиться по справедливости
Пока он обдумывал ее слова, его глаза не отрывались от нее.
— Разве сегодня я работал плохо?
— Нет, хорошо. Ты действительно хорошо поработал.
— Отсюда следует, что и ты должна со мной хорошо обращаться
— Но с тобой хорошо обращаются. У тебя есть место для ночлега. У тебя есть еда…