Читать интересную книгу Всё о жизни - Михаил Веллер

Что сделает простой и праведный самосуд? Первого бандита закатает на добрый срок каторги, чтоб зря небо не коптил и на труде честных людей не паразитировал; а на убитого им бандита плевать, одного поля ягоды, меньше дряни будет. Второго – безусловно повесит, и поделом, и только так. Третьего безусловно оправдает, да еще похвалит, и за храбрость наградит, и другим в пример поставит: и да поступит так каждый честный человек.

Случилось страшное и случилось глупое.

Глупое: это мы впилились в буквальное насаждение христианской морали вселюбви и всепрощения, а она соотносится не со справедливостью в нашей горестной юдоли греха и скорби, а с той праведностью, которая ведет к вечному блаженству за гробом. Невинный убитый младенец, значит, блажен за гробом. А убийцу мы пощадим, потому что тогда тоже будем блаженны за гробом?.. И будем добиваться от него, чтоб он искренне раскаялся, и тогда он тоже спасется, и за прозрение в любви к людям тоже будет блажен за гробом. Да провались он пропадом, гореть ему в аду вечно!

Страшное: не так важно, по каким причинам общество чего-то не делает – важно, что если оно реально чего-то не делает, это означает, что у него нет сил это делать. Потому что кажущаяся сила – это не сила, это ее видимость, призрак, сила – это то, что себя являет; по жизни так оно получается. А если у общества нет сил карать врагов и выродков, и оно делается беззащитным перед убийцами и террористами, – это означает недостаток его энергии, означает энтропию общества. Иначе говоря – ослабление, упадок, развитие гибели. Если преступники могут богатеть и безнаказанно глумиться над честными людьми, и общество с его Законом не в силах их карать – это означает стирание грани между честными людьми и преступниками. Стирание грани – это движение к усреднению, одинаковости, неупорядоченности, хаосу, это падение разности потенциалов между полюсами общества, – то есть общество выдыхается и издыхает потихоньку.

Мы, белая цивилизация, живем в гибнущем мире.

XX век был последним веком нашего расцвета и нашего господства. Черт с ним, с господством, хотя сознавать свою грядущую не то чтобы второсортность, но второзначимость, – труднопереносимо. Но растекаться песком в грядущем времени – вовсе невесело.

Азия, могучая Азия заступает на наше место. Плодовитая, трудолюбивая, жестокая. Она будет рубить руки и головы и долго-долго не позволит наступать себе на хвост.

Все чаще Закон предпочитает права личности – правам общества. Налицо разрушительная тенденция «…»

Коммунизм

Если вогнать человеку – нормальному, обычному, современному дозу психоделика, хоть того же кетамина, то в трех случаях из пяти в нем обнаружится коммунистический идеал. Вскрываются пласты подсознания, и он ходит в прекрасном и ярком воображаемом мире по грудам денег, обладает бесчисленными кинозвездами и купается в лучах мировой славы, это запросто, элементарно, это даже перестает быть особенно желанным; а в качестве высшего желания, высшего счастья – он хочет и грезит: «Счастья, для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным».

Юнг назвал бы в этом случае коммунистический идеал «коллективным бессознательным»: вот на генетическом уровне живет в психике человека такая штука.

Я бы расценил это иначе. В наркотической эйфории человек испытывает максимальную положительную эмоцию. И грезящее сознание подыскивает этому ощущению адекватную форму на интеллектуальном и событийном уровнях: отчего мне предельно хорошо? что это такое, как назвать? чем это вызвано, чему это соответствует в «реальном» мире, в котором я сейчас живу? Богатство, секс, слава, грезящиеся под наркотой – это оформленный в понятия и представления адекват высшего наслаждения: мне очень хорошо, а хорошее ассоциируется в моем представлении с тем-то и тем-то, вот оно у меня сейчас и есть. (Это сродни механизму сновидений: эмоция, не контролируемая впрямую реальностью, возбуждает адекватный себе визуально-событийный ряд как бы реальных и одновременно фантастических событий.) То есть определенным мыслям соответствуют определенные ощущения с одной стороны – и определенные пласты реальной жизни с другой; воздействуя на одно звено, мы через него опосредованно воздействуем и на два других: новая картина жизни вызовет соответствующие мысли и чувства а новое ощущение, без прямого контроля бодрствующего сознания, вызовет соответствующие мысли и картины реальности. Триединая цепь: ощущения – сознание – реальность.

Раскрепостив и возбудив психоделиком центральную нервную систему, сняв все препятствия и тормоза к ее стремлению испытывать максимальные положительные ощущения – мы и обнаруживаем, что в большинстве случаев максимум наслаждения ассоциируется со счастьем для всех, прямо-таки с мировой гармонией. Ничего непонятного, представляется, тут нет. Лично ты уже предельно и идеально счастлив, все имеешь, – и больше этого может быть только сделать столь же счастливыми других, распространить на весь мир свое счастье (и одновременно, не удержимся заметить, свое всемогущество. Ты можешь их всех уничтожить, это тебе в добром трансе плюнуть раз, – но больше кайфа, больше свершения в том, чтобы их всех осчастливить так же невероятно, как хорошо сейчас тебе).

Что мы имеем? Мы имеем желание счастья для всего человечества как идеал предельной положительной эмоции. Сверхсчастье. Вот все для счастья у тебя уже есть – выше только это. И одновременно это стремление к предельной значительности своей личности: сделать всему человечеству то, больше чего уже быть не может – осчастливить: да это богоравная задача!

Вот где сидит извечный источник коммунизма. Он не в экономических теориях. Он коренится в устройстве психики, в стремлениях к максимальным ощущениям и к самореализации, своей значительности.

А на уровне более абстрактном, несколько философском, энергоизбыточный человек, всегда неудовлетворенный имеющимся, всегда строит себе идеал – действительность лучшую, иную, должную, желаемую и воображаемую. Горизонт, цель, оформление внутреннего импульса к переделке мира.

Коммунизм – это идеал человеческого общежития, всегда несовершенного и несправедливого (ибо и совершенство, и справедливость суть тоже идеалы, по определению и принципу противопоставленные реальной жизни. Достижение идеала означает слияние его с реальностью и тем самым исчезновение, есть только реальность, изменять ее больше не нужно, да и некуда, наступает равновесие того, что есть, с тем, чего хочется – а вот это для человека невозможно, он, повторяем, энергоизбыточен. Достижение идеала означает: стоп, приехали, больше ничего не меняем, поддерживаем все как есть. А вот тогда произойдет нарастание энтропии и пойдет регресс, ибо система всегда стремится к упрощению, а часть энергии всегда расходуется «на побочные эффекты», и даже чтобы просто поддерживать равновесие системы – необходимо расходовать дополнительную энергию, возмещающую непродуктивный расход, а для этого необходимо делать больше, чем кажется необходимым – вроде как брать поправку на снос течения при переправе через реку, а для этого надо прикинуть себе какой-нибудь ориентир на том берегу, определить какой-то угол своего движения чуть вверх по течению – а это и есть идеал: стремиться хоть чуть выше, чем на самом деле приплывешь).

Что из этого следует? Из этого следует, что: а) коммунизм человеку свойственен; б) коммунизм – вещь безусловно хорошая; в) реальный коммунизм невозможен.

Но смеяться над людьми, которые, свято веруя, действительно ведь отдавали жизни ради счастья всего человечества, как они разумели, глупость и жлобство. Если вдуматься, все революции в истории, и вообще все социальные реформы – по сути были коммунистическими: люди хотели как лучше, стремясь максимально лучше, настолько ближе к идеалу, насколько получалось.

Конец XX века, накушавшегося досыта коммунизма в действии, навешал на многострадальное учение всех собак. И то сказать: результаты кошмарны, а жертвы бесчисленны.

Анафема! чур меня! – проклинают антикоммунисты.

В основе лежит идея святая и светлая, а испортили ее конкретные нехорошие люди! – гнут свою линию упрямые и недодавленные коммунисты.

Кто не был коммунистом в двадцать лет – тот не имел сердца, но кто остался коммунистом в тридцать – не имеет мозгов, – вздохнули анатомы от философии.

Шо мы имеем? Мы имеем ярчайшую в истории попытку совместить несовместимое – смешать ценности идеальные и реальные.

Что здесь идеального? Лежащее в основе извечное человеческое стремление к счастью, справедливости и равенству – и пусть никто не уйдет обиженный. Коммунизм марксистский часто возводят к коммунизму евангельскому – те же нравственные принципы. Возникли не на пустом месте и евангелия – люди всегда были несогласны с гадством жизни: господством силы, торжеством прагматизма и т.п. Идеал, понимаешь: жизнь недостаточно хороша, а иногда просто мерзка – и мы представляем себе, как она должна бы быть устроена, чтоб было хорошо, правильно, по уму и по совести.