Читать интересную книгу За державу обидно - Александр Лебедь

Изумленная таким «галантерейным» обхождением, жена от неожиданности прослушала часть речи и бросила трубку. Выяснив направленность и характер речи (пересказать ее дословно жена не взялась), я попытался найти Сердечного. Генерал мудро пропал. Я далеко не самый горячий, но тут во мне все кипело. Я снял трубку «засовского» телефона и попросил соединить с командующим округом. Командующий откликнулся быстро: «Слушаю, Александр Иванович!»

Сдерживаясь, сухо и лаконично доложил суть дела, заключил просьбой: «Товарищ командующий, прошу вас принять меры к воспитанию облвоенкома, в противном случае я его просто пристрелю. Я вам это гарантирую».

Трубка онемела. Я уже было решил, что связь прервалась. Но…

— Хорошо, разберемся, не горячись, — послышалось наконец.

В конечном счете уголовное дело в отношении генерала Сердечного было прекращено, на каких основаниях и как — не знаю, ибо у прокурора гарнизона дело как забрали, так он его больше и близко не видел. Генерала Сердечного уволили из Вооруженных Сил по дискредитации. Насколько мне известно, после августа 1991 года он пытался восстановиться, представляясь жертвой политических репрессий, инвалидом перестройки, но номер не прошел. Все это оставило в душе предельно мерзостный осадок, который не прошел до сих пор. Достаточно сложное чувство: здесь и презрение, здесь и брезгливость, здесь омерзение, но здесь и досада: во что может превратиться прошедший нелегкий служебный путь генерал, когда все те возвышенные чувства, которые воспитывались в нем годами, десятилетиями, под влиянием сложившихся обстоятельств и моральной атмосферы в обществе вытесняются и заменяются одной, всепоглощающей страстью — жаждой наживы. Что такое военкомат в условиях бесконтрольности, при витающей в воздухе коррупции на фоне страшных рассказов о царящих в армии произволе и беззаконии? Это золотое дно. Можно больного сделать здоровым, а здоровенного жеребца представить дистрофиком с пороком сердца, ревматизмом, мигренью и… хроническим воспалением хитрости. Можно призвать сегодня, можно через год, можно не призвать вообще. Кто их считает, этих Педро! Одних можно призывать на сборы каждый год и даже в год два раза, а другие и близко к этим сборам не подойдут. Только крутись. И вот уже человек втянулся, и ему уже плевать на честь и совесть, и он уже с легкостью необыкновенной использует служебное положение в корыстных целях, и он уже шантажист и вымогатель на государственной службе, и люди для него поделены на две категории: которые могут и которые не могут, другими словами, на голубую кровь и черную кость. И вот такие скоты, стоящие при входе в армейский Храм с жадно протянутой рукой и рыскающими глазами, наносят армии, пожалуй, самый большой, часто невосполнимый, моральный ущерб. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в стране с населением без малого 150 миллионов человек катастрофически не хватает солдат. Скотов — их не так много, но они энергичны, деятельны, изворотливы. Они брызжут инициативой, они всегда стремятся занять командные высоты. Благодаря их мутной деятельности в общественном сознании складывается грубо искаженный облик всего офицерского корпуса, большинство которого — смею это утверждать составляют умные, мужественные, любящие и знающие свое Дело, беззаветно преданные своему Отечеству и готовые за него умереть люди. Не оскудела и не оскудеет на воинов земля наша.

Тбилисская смута

Болтаться во всеоружии по столицам союзных государств с полицейскими функциями — удовольствие, прямо скажу, сомнительное, а если взять в учет то обстоятельство, что проведенные невесть где месяцы практически полностью выпадают из учебного процесса и латать образовавшиеся дыры приходится тебе посредством всевозможных ухищрений, то и вообще никакого удовольствия в этом нет. Можно и нужно заниматься боевой подготовкой и в «горячих» точках, более того, это обязательное условие поддержания на должном уровне воинской дисциплины, сохранения необходимой боевой формы рот и батальонов. Но чем можно заниматься с солдатами, которые вырваны из привычного, нормального режима жизни и службы? В усеченном виде строевой, физической, огневой, технической подготовкой, можно изучать уставы, отрабатывать нормативы по защите от оружия массового поражения. Само собой, политзанятия. Политзанятия, пожалуй, можно поставить и на первое место, так как в ходе их приходилось, в меру сил и возможностей, объяснять, что случилось с дружбой народов, какая холера искусала интернационализм, как стало возможным, что национальный вопрос, который мы давным-давно закрыли, все же остался, оказывается, открытым и почему, в конечном счете, мы вынуждены защищать одну часть новой общности людей от другой части советского народа. Жизнь заставляет и подсказывает, чем заниматься, но, по большому счету, это так, оранжевая заплата на зеленых штанах. Вроде и дырка не светится, а вид — не тот. Посему по возвращении в надежде на лучшие времена и отсутствие социальных катаклизмов почти полтора месяца было затрачено на восстановление, возобновление и отлаживание порушенного учебного процесса. Вести из Баку были утешительные, в середине марта вернулся и остававшийся там Костромской полк с опергруппой но… все, как когда-то у нас в ВДВ посмеивались, как всегда началось неожиданно. 5 апреля резко обострилась обстановка в Тбилиси. По просьбе тогдашнего первого секретаря Коммунистической партии Грузии Патиашвили для ее стабилизации было принято решение ввести в Тбилиси войска. Какие войска? Ну, конечно же, воздушно-десантные. Хорошо укомплектованные, мобильные, крутые. Первым задачу получил бывший отдельный «Баграмско-афганский», а на тот период вошедший в состав 104-й воздушно-десантной дивизии с пунктом постоянной дислокации в Гяндже (бывший Кировабад) 345-й парашютно-десантный полк. Здесь необходимо сделать маленькое отступление. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. В качестве производной от этого принципа можно сделать вывод, что есть фатально несчастные люди, невезучие машины и даже невезучие парашютно-десантные полки. 345-й уцелел при расформировании 105-й воздушно-десантной дивизии в 1979 году, в числе первых вошел в Афганистан, с июня 1979-го по февраль 1989 года воевал, без него не обходилась ни одна мало-мальски значимая операция. В Баграмской долине и ее окрестностях он был, что называется, в каждую дырку затычка. 15 февраля 1989 г. полк последним оставил Афганистан и был выведен. Куда? Да в Гянджу Азербайджанской ССР. Если припомнить Карабах, Баку, Сумгаит и развертывавшиеся там события, можно однозначно сказать, что полк поменял одно «теплое» место на другое. Сейчас полк дислоцируется в Гудауте (Абхазия). В общем, по принципу — кто везет, того и погоняют. Вот этот полк, 15 февраля 1989 г. последним ушедший из Афганистана, 6 апреля 1989 г. получил задачу: совершить 320-километровый марш из Гянджи в Тбилиси и своими опытными штыками поддержать шатающийся режим Патиашвили.

Полку было не привыкать. Он имел колоссальный боевой опыт. За сутки полк совершил этот марш и вошел в столицу Советской Грузии, а если точнее, то сосредоточился на подступах к Дому правительства. Легко можно понять настроение офицеров и солдат. Не прошло и двух месяцев, как был оставлен Афганистан, попали на совершенно неподготовленную базу в Гянджу: ни тебе квартир, ни тебе казарм, ни парков. В условиях тотального отсутствия денежных средств предстоит проделать колоссальную работу по благоустройству на новом месте, а тут тебе такая миленькая полицейско-жандармская задача.

Полк блокировал подступы к Дому правительства и площадь перед ним, на которой вторые сутки бушевал южный, горячий, нервный митинг. Подступы к площади были забаррикадированы большегрузными машинами, наполненными отборной щебенкой с кулак величиной. Прикрывались эти импровизированные баррикады боевичками самого разного происхождения, вооруженными чем попало, но очень агрессивно настроенными. Полк, беспрестанно воевавший почти десять лет, знал цену жизни, цену крови и, обладая этим сокровенным знанием, не спешил. Хлебнув военного лиха, полк был, что называется, без комплексов. В бою профессионально жесток и беспощаден. Но то в бою!.. А здесь полк не видел противника. И все его навыки были, казалось бы, ни к чему. Да и задача-то была поставлена так, как это было принято в эпоху М. С. Горбачева: совершить марш по маршруту… к такому-то времени сосредоточиться там-то… Это конкретно и понятно. А дальше… голубая муть типа: действуя по обстановке, оказать помощь и содействие партийным и правоохранительным органам в наведении порядка. Полк ждал! Одновременно судорожно разбираясь: что же от него хотят, что он должен сделать? Страсти на митинге продолжали накаляться. Митинг, как уже было сказано, шел вторые сутки. Участие в нем принимали люди обоих полов и самых разных возрастов. На газонах перед Домом правительства в лежачем положении располагались голодающие, протестующие и просто смертельно усталые, наиболее слабые участники митинга. Солдаты ждали… «Свобода», «Независимость», «Суверенитет», «Оккупанты», «Сволочи», «Ублюдки». Солдаты ждали… Ждали, стиснув зубы. Ты добросовестно, не щадя живота своего, воевал там, куда послала тебя Родина, в крови, в поту, в грязи. С честью вышел на родную землю и… ублюдок, оккупант! От этой несправедливости можно было задохнуться, от нее сводило челюсти. Но они ждали… Кому-то были очень невыгодны терпеливые, стойкие, мужественные русские солдаты. Всякой революции или контрреволюции — черт их разберет нужны жертвенные бараны, это необходимая атрибутика. Они, бараны, должны своей кровью окропить революцию (или контрреволюцию) и освятить ее. Расчет прост: провокационные подробности, нюансы, детали скоро забудутся, точнее, будут ретушированы ловкими идеологами революции (или контрреволюции), а жертвы останутся. Останутся как символ, как знамя, как призыв: к борьбе, к мести. В солдат полетела отборная щебенка, заточки из арматуры. Полк терпеливо и мужественно отражал этот град, вытаскивал раненых. Поток брани, угроз и камней нарастал. Надо было принимать какое-то решение. И оно созрело. Захватить машины и тем самым избавиться от малоприятного камнепада. Полк сжал челюсти, атаковал и захватил грузовики. Ему нужны были только грузовики, но на пылающей страстями площади возникла паника. Огромное, потное, яростное тело митинга несколько раз плеснулось от края до края площади, давя и калеча наиболее слабых. В результате погибли 18 человек, из них 16 женщин в возрасте от 16 до 71 года. Горе, ярость, ужас, отчаяние, месть, злоба — все это слилось, сбилось в какой-то потрясающий, фантасмагорический клубок. Митинг растворился. Это было только начало. Потом будет Звиад с глазами лани, гестапо при Звиаде, расстрелянный и сожженный проспект Шота Руставели, Южная Осетия, Абхазия. Война всех против всех, с десятками тысяч жертв. Но они, эти жертвы, будут уже никому не интересны. Свобода, независимость, суверенитет обернутся холодом, голодом, безденежьем, тотальным разрушением цветущей страны и отбрасыванием ее на десятки лет назад. «Великий кормчий» Шеварднадзе останется с одним полуразрушенным Тбилиси, где газ, вода, электроэнергия станут пределом мечтаний. Но это все будет потом.