Читать интересную книгу Колыма - Том Роб Смит

«В соответствии с положениями мирного договора мы требуем немедленного вывода всех советских войск».

На помятых листках, исписанных неровным почерком и вынесенных из актового зала, это требование значилось четвертым по счету. Получив резолюцию, Фраерша поспешила вернуться с ней к себе на квартиру, где переписала эти пункты, внеся в них одно изменение — требование о выводе войск стало первым. Уже через несколько часов ее люди раздавали листовки с переработанными положениями, в которые были искусно вплетены наиболее провокационные отрывки из секретного доклада.

Помимо четырех членов ее московской банды ее ближайшим помощником стал Золт Полгар, служивший ей переводчиком. Студент инженерного факультета, он познакомился с ней в подпольном революционном баре, устроенном в подвале фабрики, низкий потолок которого терялся в клубах сигаретного дыма. После первых же слов Фраерша обнаружила, что здешних посетителей обуревают нешуточные амбиции и устремления. Золт, сын состоятельного венгерского дипломата, должен был унаследовать власть и деньги, если бы только смирился с советской оккупацией и обрел свое место в сложившейся системе.

Он, свободно говоривший по-русски и по-венгерски, быстро стал незаменимым посредником Фраерши. Она развлекала его, спала с ним, соблазняла рассказами о своей безжалостности, но ценила его способности, отчего льстила ему, называя либертарианцем[23] и революционером. Однако в глубине души она считала его лишь бунтующим молодым человеком, восставшим против диктата отца, которого он презирал за то, что тот раболепствует и пресмыкается перед советскими властями. Он вдруг предложил провести демонстрацию в поддержку шестнадцати пунктов манифеста — причем эту мысль ему явно подсказал кто-то посторонний. Как вскоре выяснилось, эта идея буквально носилась в воздухе, занимая умы многих горожан, и Фраерша спросила себя, уж не работа ли это других ячеек Фрола Панина. Как бы там ни было, но завтра одновременно состоятся два марша протеста. Они начнутся в разных концах города, но затем митингующие сойдутся на площади Палфи. В городе время от времени возникали беспорядки, которые, впрочем, не выливались ни во что серьезное. Фраерша была уверена, что только при большом скоплении людей, когда те будут стоять плечом к плечу, подпитывая друг друга эмоциями, гнев и недовольство способны трансформировать неохотное повиновение во вспышку насилия.

Пройдя несколько кварталов до гостиницы «Астория», Фраерша некоторое время внимательно наблюдала за окрестностями, прежде чем поднять глаза на окна верхнего этажа. В последнем в ряду окне, том, что расположено на самом углу, горела красная свеча — необычный сигнал, придуманный ею самой. В данном случае он означал, что она может подняться наверх. Обойдя гостиницу сзади, она вошла в нее с черного хода, через пустые в этот час кухни, поднялась на верхний этаж к комнате в дальнем конце коридора и постучала. Дверь открыл телохранитель, держа пистолет наготове. За его спиной виднелся второй охранник. Она вошла в роскошный номер люкс, и ее быстро обыскали, прежде чем препроводить в соседнюю комнату. Там, глядя в окно с видом скучающего поэта, за столом сидел Фрол Панин.

Фраерша никогда не строила далеко идущих планов создать альянс с Паниным или кем-нибудь вроде него. Но, прибыв в Москву, она быстро поняла, что, если не хочет удовлетвориться незамысловатой местью, вонзив нож в спину Льву, ей понадобится помощь. Точно так же она никогда не думала о том, чтобы попасть в Будапешт. Это стало очередной импровизацией. Имитировав смерть Зои, она добилась того, чего хотела изначально: разрушила все надежды Льва на счастье. Лев страдал и мучился так, как в свое время страдала и мучилась она: за потерю сына он заплатил ей утратой дочери. Он сломался, и теперь до конца дней своих ему предстояло жить с болью в душе и горечью в сердце, не имея даже возможности воспылать праведным гневом, который поддерживал ее саму в самый трудный период ее жизни. Отомстив, она стала думать, что же делать дальше. И вот тут-то и выяснилось, что она не может просто и взять и развязаться с Паниным, растаяв в безвестности. Если она перестанет быть ему полезной, он прикажет убить ее. Если же сбежит, то до старости будет прозябать в сытости и тупом довольстве, а такая жизнь ее не прельщала. Прослышав краем уха о его операциях за рубежом и о попытках устроить беспорядки в странах советского блока, она предложила ему свои услуги. Поначалу Панин отнесся к ее предложению скептически, но Фраерша возразила, что из нее получится намного более успешный антисоветский агитатор, чем те лояльные агенты КГБ, которых он использовал.

Панин протянул ей руку — вежливый, формальный жест, который казался ей абсурдным и нелепым. Тем не менее она пожала ее. Он улыбнулся.

— Я прилетел, чтобы проконтролировать ситуацию. Наши войска на границе вот уже некоторое время находятся в полной боевой готовности. Но им пока не во что вмешиваться.

— Вы получите свое восстание, можете быть спокойны.

— Оно должно начаться немедленно. Через год оно не принесет мне никакой пользы.

— Мы стоим на самом пороге.

— Другие мои ячейки добились куда бóльших успехов, чем ваша. В Польше, например…

— Беспорядки, инспирированные вами в Польше, были жестоко подавлены, и Хрущев при этом не потерял лица. Они не дали того результата, на который вы рассчитывали, иначе вы не занимались бы Будапештом.

Панин кивнул, в который уже раз восхищаясь про себя остротой ума Фраерши и ее способностью правильно оценивать ситуацию. Планы Хрущева сократить обычные вооруженные силы вовсе не потерпели краха. Напротив, они по-прежнему составляли центральное ядро его реформ. Хрущев утверждал, что Советский Союз больше не нуждается в таком количестве танков и пушек, поскольку обзавелся ядерным оружием, а в настоящее время разрабатывает систему ракетной обороны, для обслуживания которой понадобится горстка инженеров и ученых, а не миллионы солдат.

Панин полагал подобную политику безрассудной и оттого наиболее опасной. Ракетам присущи технические недостатки, а кроме того, Хрущев недооценивал фундаментальную важность армии, как недооценил и воздействие своего секретного доклада. Военные существуют не только для того, чтобы защищать страну от внешней агрессии; их реальное предназначение состоит в том, чтобы не позволить Советскому Союзу развалиться на части. Нации советского блока объединяла не идеология, а танки, самолеты и солдаты. Предлагаемое им сокращение армии вместе с откровенным саботажем, инспирированным его речью, подвергали страну смертельной опасности. Панин со своими сторонниками заявлял, что численность войск следует не только сохранить на прежнем уровне, но и увеличить и перевооружить их. Расходы на содержание армии нужно наращивать, а не урезать. И беспорядки в Будапеште или любом другом городе Восточной Европы должны продемонстрировать, что дело мировой революции зависит и от обычной военной мощи, а не только от ядерного потенциала. Несколько миллионов человек с винтовками в руках способны гораздо лучше напомнить населению, дóма и за рубежом, кто на самом деле правит бал.

Панин спросил:

— Какие у вас есть новости для меня?

Фраерша протянула ему печатную листовку с шестнадцатью требованиями.

— Завтра состоится демонстрация.

Панин пробежал глазами текст.

— И о чем же здесь идет речь?

— Первым стоит требование, чтобы советские войска немедленно покинули территорию страны. Это — призыв к свободе.

— И мы сможем связать этот порыв с докладом Хрущева?

— Безусловно. Но одной демонстрации будет недостаточно.

— Что еще вам необходимо?

— Гарантии того, что будет открыт огонь по толпе.

Панин положил листовку на стол.

— Я посмотрю, что здесь можно сделать.

— Вы должны преуспеть. Несмотря на все, через что пришлось пройти этим людям — аресты и казни среди прочего, — они не станут прибегать к насилию, если их не спровоцировать. Они не похожи на…

— Нас?

Уходя, Фраерша задержалась у дверей и повернулась к Панину.

— Есть еще что-нибудь, что мне нужно знать?

Панин покачал головой.

— Нет. Ничего.

Советский Союз Граница с Венгрией Город Берегсас[24]

23 октября

Поезд был битком набит советскими солдатами, и в вагоне звучали громкие разговоры и смех. Их мобилизовали для подавления планируемого восстания, о котором они, естественно, ничего не знали. В воздухе не чувствовалось тревоги или предвкушения опасности, и веселье солдат резко контрастировало с мрачным настроением Льва и Раисы, которые оказались единственными штатскими в вагоне.

Когда Лев узнал о том, что Зоя жива, в душе его облегчение смешалось с болью. Не веря собственным ушам, он выслушал объяснения Панина, когда тот пересказал ему события на мосту, включая расчетливое притворство Зои и ее сознательное сотрудничество с женщиной, которая хотела только одного — заставить Льва страдать как можно сильнее. Зоя жива. Это было чудо, но чудо безжалостное. Пожалуй, еще ни разу в жизни Лев не получал столь безжалостных хороших новостей.