Читать интересную книгу Северный пламень - Михаил Голденков

Простояв в Шклове сутки, обоз двинулся дальше, переправившись по понтонному мосту через Днепр, направляясь в Пропойск через затрапезную литвинскую веску Лесная, затерянную среди дремучих чащоб…

Осень уже полностью царила среди полей и лесов Литвы. Пришла ее золотая пора, так сильно нравившаяся Миколе Кмитичу. Но сейчас на его душе не было радостного удовольствия от созерцания золотой природы. Тревога… Непонятная тревога вселилась в сердце оршанского князя.

— Глухие места, какие-то пропащие, — поделился князь настроением с литвинским проводником, высоким статным мужиком с окладистой желтой бородой.

— Верно, пане, — кивнул тот своей высокой деревенской шапкой, — тут и река местная так и называется — Пропа, от пропасти. Пропащее место и есть…

Как незаметно сгорело жаркое лето! И теперь лесные тропы, лужайки, ручейки и пруды подчинялись осеннему месяцу верасню. По утрам постепенно становилось прохладно, хотя днем солнце еще напоминало о летнем тепле.

По ночам на небе все чаще стали появляться серые тучи, чаще стал моросить противный мелкий дождь, превращая дорогу под копытами и колесами повозок в скользкую грязную колею… Обоз упрямо ехал все дальше и дальше вглубь литвинских чащоб, проезжая мимо словно погрузившихся в думы деревьев, одних еще зеленых, других уже полностью пожелтевших…

Глава 28

Битва при Лесной

Около вески Лесной корпус Левенгаупта остановился 27- го сентября — аккурат когда местные селяне отмечали Воздвижение Креста Господня. В этот же день стало известно, что Чаусы захвачены войсками Петра и город горит. Пару раз из леса на Лесную выскакивали то казаки, то драгуны, но их отогнали плотным огнем мушкетов… До Левенгаупта пока не дошли новости о жарком бое самого Карла на территории уже непосредственно Московского государства на берегу речушки Городня. Бой выиграли, но Карл едва уцелел, вырвавшись из окружения с пятью солдатами…

— Чуть отдохнем, а потом будем двигаться дальше, на Пропойск, — решил тогда Левенгаупт. Но вначале, заразившись от Кмитича тревожными предчувствиями, как и отчетливо слыша передвижения московских войск вблизи вески, генерал велел сделать из Лесной вагенбург — укрепленный лагерь на случай неожиданной атаки, ибо московские отряды и полки шастали по всей округе, сжигая все на своем пути… Закипела работа… Вагенбург, по идее, должен был выглядеть надежно — с тыла река, впереди полукругом укрепленный лагерь из повозок и плетеного забора… Но не успели солдаты закончить постройку вагенбурга, как следующим утром, в воскресенье, под звон колокола местной деревянной церквушки и под сигнальные выстрелы курляндских постов на поле перед веской вышли колонны основных сил царя под развевающимися знаменами с бело-зелеными квадратами. Перед своими солдатами верхом на коне гарцевал сам Петр, с поднятой рукой. Левенгаупт это хорошо рассмотрел в подзорную трубу.

— Тревога! — крикнул генерал. — Московиты! Дождались! Всем готовиться к бою!

Петр и сам не ожидал, что так быстро и неожиданно нарвется на шведский лагерь… Первой из леса с большака на малое поле стала выходить и строиться левая колонна Меньшикова, затем правая колонна царя. Левенгаупт не мог и не собирался нападать на их маршевые колонны, но он явно упустил начало боевого построения противника. До боя у генерала было время, но опытный вояка, зная, что с минуты на минуту его атакует многотысячный враг, невзирая на короткие разведывательные атаки московитской конницы, так и не построил утром нормальную боевую линию. Вряд ли он надеялся, что царь ограничится, как днем раньше, только короткими налетами.

Северную опушку перелеска у малого поля Левенгаупт считал своей передовой позицией. За перелеском на правом фланге находилась кавалерия и подполковник фон Ментцер с пехотным арьергардом. В беспорядке, без пехотного прикрытия стояли слева все пушки. Уставной вагенбург заблаговременно не был составлен — там и сям поодаль от вески Лесной стояли кучи фургонов с поднятыми или опущенными дышлами. Невдалеке от деревни разместился Хельсинский полк подполковника фон Брюкнера числом до тысячи ста человек, полк самого генерала в семь сотен солдат и Аболенский батальон (пятьсот человек).

Стакельберг и генерал-адъютант Кнорринг с безнадежным запозданием спешно сортировали у моста через реку повозки и заставляли бросать телеги тех, у кого их было больше нормы. Оставшиеся гурты скота, как и прежде, сторожились пехотинцами, кавалеристами и артиллеристами…

Кмитич, видя жуткую неразбериху, был близок к панике. Совсем иная организация царила в шведской армии самого Карла. Левенгаупт литвинского князя явно разочаровывал…

Полностью развернуть боевую линию на малом поле Меньшиков и Петр I также не успели. Левенгаупт, выскочив на коне, взглянул на небольшое поле на левом фланге вагенбурга, по которому шел противник с пиками на плечах, и, тут же вернувшись назад, дал приказ подполковнику Брюкнеру с финским батальоном хельсинцев идти в перелесок.

— Вон ваш враг! — выбросил вперед руку в длинной желтой перчатке Левенгаупт. — Атакуйте его подполковник!

Аболенскому батальону также дали команду поддержать хельсинцев…

Серые мундиры курляндского войска пошли в атаку под треск барабанов. Конница Меньшикова, выставив вперед клинки, бросилась на них. Солдаты встали. Первые ряды опустились на колени. Грянул залп двух колонн, утопивший ряды курляндцев в белом пороховом дыму… Тут же залп дали третий и четвертый ряды… Пикенеры выставили свои длинные копья… Поредевшая под яростным огнем конница Меньшикова налетела на солдат Левенгаупта, но после короткой стычки тут же пошла назад. Солдаты выстроились в каре и оборонялись штыками и пиками, пока другие перезаряжались… Бросив в атаку против полков Меньшикова несколько батальонов, генерал не знал, что по лесной дороге выдвигается московская гвардия. Как только царь увидел приближение шведских колонн, он тут же приказал авангардным драгунам английского полковника Кемпбелла отбить неприятеля. Кемпбелл, несмотря на сильный огонь, послал спешенные эскадроны невских драгун навстречу курляндцам, чтобы обеспечить выход остальных войск… Выдержав сильную мушкетную стрельбу и на треть попадав в траву, красные и синие ряды московских драгун, поблескивая мушкетными дулами на ярком сентябрьском солнце, пошли в атаку. До укрепленного лагеря вески Лесной долетел треск барабанов и громкие гортанные крики офицеров-немцев. Драгуны, теряя солдат одного за другим, упрямо шли вперед.

— Черт! Они не боятся наших пуль! — смотрел в подзорную трубу Кмитич. — Они идут вперед! Это уже не те солдаты, генерал, что я видел под Нарвой и даже под Головчином!

Не видел оршанский князь, что сзади солдат идут калмыки с луками и казаки с самопалами. Не видел и другой страшной правды Микола Кмитич: после поражения под Головчином Петр публично повесил всех солдат, у кого на спинах нашли колотые или стреляные раны. Тела этих несчастных царь выставил на столбах вдоль дорог, словно казненных римским императором восставших рабов Спартака… И сейчас петровские пехотинцы и драгуны шли под прицелом стрел и мушкетов, понимая, что иного пути выжить, как идти под шведские пули, у них нет…

Левенгаупт вновь вскочил на коня, чтобы быстрее вывести кавалерию в должном порядке на врага, который начал продвигаться вперед как раз по полю, где стояла кавалерия курляндцев. Между тем пехота шведского генерала успешно сошлась с неприятелем в штыковую. Московитяне более всего боялись сходиться со шведами в штыки. Так, как дралась армия Карла, более не умел сражаться никто… Шведы, словно берсеркеры викингов, ходили в штыки, стреляя из ружей лишь с близкого расстояния — не далее тридцати шагов, а чаще вообще с десяти, тут же бросаясь с криками и воем на покошенного пулями неприятеля, копьями и фиксированными на стволах штыками валили оставшихся в живых и обращали в бегство. При этом абсолютно все солдаты шведской армии умели мастерски защищаться от ударов сабель и штыков противника, выписывая своими багинетами и прикладами пируэты и финты… Московитские же пехотинцы стреляли по строю шведов издалека, ибо нужно было успеть примкнуть к стволам фузей багинеты, которые их неприятели не отстегивали никогда… Эта, казалось бы, маленькая деталь выливалась в большие неприятности для московской пехоты: ей нужно было пусть и на короткое время, но остановиться, чтобы вытащить багинеты и примкнуть к оружию. А вот шведы после залпа не делали никакой остановки, лишь ускорялись… И этот вихрь атаки пехоты шведского короля не мог остановить никто…

Вот и сейчас, не будучи отборной шведской армией, финны, эстонцы, немцы, курши и латыши сошлись с противником и опрокинули его, даже загородительный отряд не помог: калмыков и казаков также покололи и постреляли из фузей в упор как курляндцы, так и свои, озверевшие от страха и безвыходного положения, когда по тебе стреляют и свои, и чужие… Московитяне обратились в бегство, бросив на милость курляндцев три своих пушки…