31 мая
Джембаев на коне проводил нас в степь. Сердечно простились. Проехать 45 верст до Тополева Мыса до синего Зайсана. Взгорья и холмы. Пологие курганы. Седая трава и ярко-красные откосы. Аилы киргизских юрт. Недаром зовут киргизов каракиргизами, то есть черными. Конвоир красноармеец рассказывает про множество случаев киргизских грабежей. Киргиз Курбанов организовал шайку из 50 вооруженных наездников. Едем мимо лощины, где недавно 22 киргиза напали и пытались арканами задушить семерых пограничников. Но те их сразу взяли в сабли и зарубили 16 человек. Дальше – у холма – четверо киргизов набросились на одного красноармейца, тот еле отбился. Недавно киргизы угнали из заимки Федорова 150 коней. В Чугучаке и сейчас еще лежит тяжко раненый начальник заставы, простреленный киргизскими воровскими пулями. Крестьяне жалуются не постоянные грабежи. У нашей хозяйки угнали четыре коровы. Так трудно укротить грабителей, и пограничные красноармейцы напрягают все силы.
Извозчик наш совсем одурел. За 45 верст пути было девять остановок и поломок. Наконец одна телега перевернулась вверх колесами; непонятно, как ямщик и лошади не были убиты. Вот синеет Зайсан; за ним белеет гряда Алтайских гор. Не сама ли Белуха?
Вот и Тополев Мыс, приземистое селение с белыми мазанками. Хороший пароход «Роза Люксембург» вчера ушел, и нам придется ехать на «Алтае». Будем стоять у старухи Федоровой.
Пьем чай. Едим творог со сметаной. На стене висит Никола и премия «Нивы»: «Ломоносов показывает электрическую машину Екатерине». Приходят племянники Федоровой, бывшие красноармейцы. Интеллигентно толкуют о Китае, о Коре, о Чжан Цзо-лине. Хотят достать нам окуней и карасей из Зайсана. На окнах – красные и лиловые прим-розы и всегдашняя герань. Нашего гегена приняли за китайского генерала. Сколько легенд будет ходить о нашем проезде!
1 июня
Старуха Федорова тоже жалуется на киргизов. Все крадут. Каждую ночь приходится сторожить стада. Но в основном жизнь налажена. Кучер Садык говорит: «Все-то брешут в Урумчи про советское житье. Живут себе, как и прежде жили». Солдат-красноармеец говорит про киргизов: «Приедешь к нему – он кричит: „Друг, друг“, а сам норовит винтовку отнять да в тебя же стрелять. Так всю ночь приходится винтовку и не выпускать из рук».
Вместо «Алтая» пришел самый плохой пароход «Лобков». Ну что ж – не судьба ехать на хорошем пароходе, наш возчик лишил нас этого. Озеро похоже на жемчужную сетку. Сегодня видна святыня калмыцкая – гора Сабур или, вернее, Саур.
«Лобков» оказался совсем уж не так плох, как о нем говорили. Ламу и Рамзану устроили на верхней палубе. Все разместились.
Опять диковина: еще на сходнях около нас собираются грузчики и просят им «рассказать». На верхней палубе нас окружает целое кольцо людей всех возрастов. И все они одинаково горят желанием знать. У каждого свой способ подхода, у каждого свои сведения, но у всех одно жгучее желание – узнать побольше. И как разбираются в рассказанном! Какие замечания делают! Кому нужно знать экономическое положение стран, кто хочет знать о политике, кто ищет сведений об индусских йогах, говоря: «Вот где истина». Народ, который так хочет знать, и получит желанное. Подходит мальчик, хочет с нами путешествовать. У Юрия в тесной каюте скопилось четверо, дружно толкуют. Над пристанью более не слышно ругани. Спорится работа народная.
2 июня
«Вот так бы и учился лет тридцать не переставая, да вот заработок мешает», – говорит рабочий на пароходе. И глаза его горят настоящей жаждой знания.
В последний раз оборачиваюсь в сторону Китая. На моей картине, которая находится в Пекине, есть надпись: «Друг Китая». Уменьшилась ли моя дружба после того, как мы видели весь танец смерти Синьцзяна? Нисколько. Именно дружба к молодому Китаю дала мне право записать случаи стольких ужасов. Лицемерный враг закрыл бы глаза на ужас действительности, но друг должен указать все то, что оскорбляет свежий непредубежденный глаз. В раскрытии этих язв лежит залог удачи будущего Китая. От прошлого, от древней цивилизации Китая можно провести мост лишь к будущему новому осознанию в международном понимании истинной эволюции. Все настоящее скроется во мраке как запятнанная страница истории. Губернаторы и амбани современного Китая станут как страшные гримасы паноптикума, нужные человечеству так же, как отрубание рук и ног водяному богу. Желаю, искренно желаю Китаю скорей скинуть все убожество и скорее смыть грязь, наросшую под шелком внешнего наряда. Желаю успеха всему молодому, понимающему ужас лицемерия и невежества.
Совершенно нелицеприятно смотрю в глаза тех, кто мыслит о совершенстве. Какая жажда знания! Ведь такая жажда горами двигает, ведь она дает непоколебимое мужество к новым построениям. За наш долгий путь мы давно не видали глаз русских, и глаза эти не обманули. Здесь оплот эволюции. Пришли утром просить прочесть лекцию о нашем пути. Команда парохода и пассажиры просят.
Еще ночью покинули озеро Зайсан и поплыли между пологими степными берегами еще узкого Иртыша. Вода малая сейчас, и пароход не один раз проходит по мели. На носу промеряют глубину. Несутся те же возгласы, как, бывало, на верховьях Волги. Селения киргизского типа. Кое-где стада. Много гусей и всякой дикой водяной птицы.
После обеда была беседа. Вся команда и все пассажиры третьего класса собрались тесным кольцом, и все слушали новые сведения с напряженным вниманием. Не игра, не сквернословие, не сплетни, но желание знать влечет этих людей. И они узнают. Трое беспризорных едут на родину, для них собирают деньги на проезд. И трогает и дает новые силы это явление растущей силы народа.
Показались зеленые холмы. К вечеру дойдем до гор. К шести часам доехали до села баты; русские домики уже начинают преобладать. А там и горы, и грозы над горами. Изумительный эффект от светлой степи под синими горами и под волнистыми облаками. Такое облачное богатство давно не видали.
Вечером в столовую приходит мальчик: «А не заругают войти?». Он едет к матери. Много говорит. Защищает киргизов: «Без русского и киргиз не украдет». Говорит о найденной им неизвестной киргизской горной дороге – «как шоссе через самый хребет». Говорит о рыбной ловле: «Поймали щуку в два пуда весом, как крокодил». Вспоминает встречу с медведем: «Я его напугался, а возможно, он меня еще больше».
Поздний вечер до полуночи занят беседой с народным учителем о йогах, об общинах Индии, о перевоплощениях. Все эти вопросы здесь очень насущны, и люди живут ими. Ведут между собой переписку. Задают сложные, продуманные вопросы. Весело видеть ищущих, для которых денежный знак заслонен вопросами реального строительства жизни. Не в теоретическую аптеку повелительно зовет жизнь этих людей, а к построениям, возведенным руками человеческими. Таких народных учителей много. Они общаются друг с другом и ждут новых сведений. К полуночи добрались до Нового Красноярска. К пароходу вышла целая толпа. Нигде нет сквернословия.
3 июня
С утра плывем в больших утесах. Серые глыбы сгрудились до самого течения реки. Иртыш стал уже, и еще стремительнее стало течение. А там деревянный городок Усть-Каменогорск, и за ним кончаются горы. Иртыш развернулся в широкую судоходную сплавную реку, а на горизонте виднеются отдельные гребни и пирамиды ушедших гор. Прощайте, горы!
Опять приходят люди с вопросами, и все о том же: об учении жизни, об Индии, о путях истины. Большая часть дня занята такими беседами. Наметился еще один сотрудник. Вот где насущно нужно то, что на Западе попирается.
Мы решаем от Семипалатинска до Омска следовать по Иртышу пароходом. Длинная пересадка, но поездом тоже не лучше. Двадцать часов до Новосибирска; приехали бы туда поздней ночью. На пароходе и с людьми больше общения, и воздуха больше. Сейчас прохладные дни и холодные ночи. Говорят, уже три года, как заметны перемены климата. Нет жары летом, но и зима менее студена.