Конечно, он ругается на ислам. Мы же атеисты. Это то, что мы делаем». Им были рады на рынке идей — до тех пор, пока они не нарушали широкие правила YouTube по разжиганию ненависти.
За 20 лет доминирования ток-радио YouTube вполне мог подготовиться к тому, что эти экстремистские политические голоса бывают невероятно мощными. Но замкнутые в либеральной Калифорнии лидеры YouTube редко общались с крайне правыми деятелями или даже культурными консерваторами. «Никто не знал, как вести себя с правым крылом», — вспоминал один из сотрудников. Долгое время самые неприятные персонажи оставались на галерке YouTube и в его закоулках. Кроме того, большинство из них активничали также в Twitter.
Но YouTube, в отличие от других онлайн-ресурсов, начал платить своим производителям контента. И он вознаграждал авторов за длинные, увлекательные материалы. Его алгоритмы рекомендовали эти видео только той аудитории, которая хотела их смотреть, — и вскоре эта технология стала еще более мощной.
Глава 20. Неверие
Мэтью Менгеринк пришел на YouTube в конце 2015 года, после 20 лет серьезного программирования и управления инженерами-программистами, включая длительную работу в PayPal и eBay — именно такую родословную ценила Воджицки. Быстро приближался крайний срок, который YouTube установил для достижения амбициозной цели в миллиард часов просмотра в день. Компания двигалась к успеху, но черепашьим шагом. Воджицки внедрила систему мотивации в гугловском стиле: крошечные столбики, отмечающие прогресс в достижении определенных целей, — красный, желтый, зеленый — рядом с именами сотрудников, ответственных за каждую цель. Программисты, от природы склонные к соперничеству, знали, что большая часть их профессиональной самооценки, бонусов, продвижений по службе и так далее зависит от достижения зеленого уровня.
Когда прибыл Менгеринк, им тоже нужно было поднимать настроение. Недавно от рака умер Венкат Панчапакесан, первый кандидат из Google, которого Воджицки выбрала руководителем инженерных работ. Это потрясло весь отдел. Менгеринк пришел в YouTube на дожность вице-президента, чтобы помочь видеохостингу достичь цели в миллиард часов и поддерживать там базовый порядок. Они не сломали весь Интернет, как говорилось в старой шутке, но были к этому близки. Менгеринк поразился, когда узнал, сколько Интернета потребляет YouTube и сколько видеороликов просматривается не более одного-двух раз. Огромное количество материалов помечалось как «частное», недоступное большинству зрителей; YouTube предлагал эту функцию людям, которые желали делиться видеозаписями только с избранным зрителем, но она также использовалась в качестве бесплатного хранилища: компании сбрасывали на серверы YouTube целые дни видеозаписей с камер наблюдения.
Многие из новой команды Менгеринка стремились еще к одной изнурительной цели — перевести программные каркасы сайта, которые соучредитель Стив Чен создал десятилетием ранее, на более стабильный язык программирования. Это было все равно что перевести «Войну и мир» с одного языка на другой, а затем проделать то же самое со всеми когда-либо кем-либо написанными на нее рецензиями. Эти усилия не предполагали инноваций. Ощущалось ползучее, знакомое беспокойство по поводу того, что такие проекты способствовали лени. «Будь осторожен, когда нанимаешь гуглеров, — предупредил Менгеринка один коллега, — потому что YouTube — это то место, куда они уходят на пенсию».
Одна область действительно вдохновляла — новая, изумительная форма искусственного интеллекта, завоевывающая Кремниевую долину. Менгеринк стал свидетелем увлечения этой технологией во время совещания по «обзору дизайна». Google проводила такие встречи ритуально, собираясь в конференц-залах и обсуждая даже самые незначительные изменения во внешнем облике сайта Google.com или других сервисов. Это конкретное совещание было посвящено переменам, которые уже состоялись, — торжеству технического прогресса. На большом экране в конце комнаты сотрудник включил YouTube.com: знакомые ряды видеороликов, сложенных на цифровых полках по шесть в ряд, с крошечными стрелками вправо, приглашающими зрителей нажать, чтобы получить больше. Там были названия видео и каналов, количество просмотров и красные кнопки подписки. «А вот как выглядела бы наша страница, — сказал сотрудник, — если бы мы удалили машинное обучение». Щелк. Все, что осталось после щелчка, — это логотип YouTube и тонкие линии, разделяющие полки. Без машинного интеллекта YouTube был бы пустым местом. Технологический экстаз.
* * *
За год до прихода Менгеринка, в марте 2014 года Ларри Пейдж сидел на сцене в Ванкувере, пытаясь объяснить революцию в области интеллекта. Генеральный директор Google был в бирюзовой футболке и расстегнутом сером пиджаке — в том непринужденном стиле, которым владеют отдельные миллиардеры и художники. Некоторые из тех, кто работал на Пейджа, говорили, что ум у него расчетливый, как у вулканца; со своей прямой челкой и в футуристическом костюме он действительно казался похожим на Спока. Когда Пейдж говорил, он держал микрофон очень близко: речь его была затруднена из-за частичного паралича голосовых связок. Почти все его волосы поседели. Отделенный от Пейджа маленьким белым столиком, рядом сидел Чарли Роуз, демонстрируя расслабленный повседневный образ, без галстука, с расстегнутой верхней пуговицей — лицо разумного американского дискурса. (Через три с половиной года он лишится своей репутации из-за сообщений о сексуальных домогательствах[160].)
Эта сессия TED была объявлена как беседа о будущем Google, но Роузу пришлось спрашивать о прошлом. Он упомянул разоблачения Эдварда Сноудена и потрясение Google. Пейдж улыбнулся и упомянул о распространенной на TED фотографии Сергея Брина, ухмыляющегося рядом с пикселизированным Сноуденом на экране робота для телеконференции. «Меня это невероятно разочаровывает», — сказал Пейдж уже без улыбки и назвал несанкционированную слежку со стороны правительства угрозой «функционирующей демократии». Он говорил с пренебрежением к обычным дипломатическим приличиям и откровенностью, на которую был способен только основатель Google. «Мне грустно, что компании приходится защищать вас, — Пейдж взглянул на Роуза, — и наших пользователей от правительства, которое занимается никому не известными секретными вещами. В этом нет никакого смысла». Пейдж казался усталым. Политика и сцена никогда не приводили его в восторг. Это было одно из его последних интервью. Семнадцать месяцев спустя он передаст Google Сундару Пичаи и пропадет из поля зрения. Однако в то мгновение на сцене он выглядел оживленным, по-мальчишески обаятельным — таким его хорошо знали те, кто был рядом в золотые годы Google. Он обсуждал свой новый трофей — лондонскую компанию DeepMind, которая исследовала искусственный интеллект, но не продавала никаких продуктов или услуг. Google заплатила за нее 650 миллионов долларов. «Гениальность DeepMind заключалась в том, что она разработала метод самостоятельного обучения ИИ», — прошептал Пейдж в микрофон. Роуз ответил не сразу, и Пейдж спросил: «Показать вам видео?»
Позади них засветился экран со старыми аркадными играми. DeepMind сконструировал модель, позволяющую компьютеру освоить эти игры самостоятельно, без инструкций и надзора, в котором нуждались старые шахматные компьютеры. На