Разве ж это того не стоило?
Женщина встала и медленно побрела к выходу из комнаты. Ее короткие волосы с проседью торчали во все стороны, плечи сгорбились, и, глядя ей вслед, Наташа вдруг с неожиданно ясностью поняла, что Костя ошибся, сказав когда-то, что с Наташиным отъездом все постепенно придет в норму. Нине Федоровне уже никогда не стать Ниной Федоровной, как и ей самой не стать той прежней Наташей… как и не воскресить всех тех, кто погиб, так опрометчиво доверившись ей. Уже ничто никогда не придет в норму, потому что боги, чье место она попыталась занять, проснулись и увидели самозванку. А боги не терпят конкуренции.
Отвернувшись, она начала готовиться к работе, а приготовившись, впилась глазами в лицо существа, глядящего на нее со звериной ненавистью, и лицо поддалось, пропуская ее внутрь…
Вначале Наташа ничего не поняла. Она не увидела, как раньше, нечто вроде «заповедника», не увидела каких-то слоев, не увидела ничего из то-го, что доводилось видеть прежде — ни единого существа, ни единой черты — ни кусочка. Она наткнулась на бесконечный и беспросветный черный, но черный горячий, а не холодный, как положено, — горячий, упругий, страшный, она ощутила густой черный запах ненависти и…
…жажды?..
Жажды чего?
…черный звук, странный звук, проникающий, обволакивающий, манящий, сладкий… сгустки слов…
…утолить жажду…
… что есть под рукой — все подойдет, чтобы… о чем думаешь… последняя мысль, предпоследняя мысль, и та, что за ней, и та, что за ней… но сначала последняя, последняя, самая главная…
…солнечный свет в твоих жилах… жидкий огонь… впустить воздух… холодный воздух… ах, как приятно… и он будет петь внутри… впустить везде… льдом… пусть уйдет огонь… уйдет свет… его место снаружи…
… жажда?..
…тело… ненужный, уродливый плащ… возненавидь… отравленный наряд Главки, врученный Медеей… жжет… только сбросить, и тогда… тогда…
Бессвязные обрывки растворились в черном так же плавно, как и появились, словно легкая волна, пробежавшая по маслянистой поверхности старого пруда. Наташа попыталась проникнуть сквозь черное. Но неожиданно встретила яростное сопротивление и в то же время почувствовала, что там, за черным пульсирующим жаром есть что-то еще, словно…
…она очнулась в комнате, растерянно глядя в безумное, подергивающееся лицо, потом перевела взгляд на абсолютно чистый лист бумаги, над которым растерянно зависла ее рука с карандашом. Глаз, мозг, рука… цепь не замыкалась.
Ч т о э т о т а к о е?
Она ничего не понимала. Где же все? Где страх, где любовь, где все пристрастия и способности — куда все это делось? Ничего не было — только черное… и шепот, и запах, и некая отвратительная жизнь, и… жажда?
… и ненависть, странная, чужеродная, незнакомая. Так вот каким становится выпущенный из картины келы и что он делает с человеком…
Что?
Наташа сжала зубы и вернулась обратно. На этот раз она попыталась найти, где заканчивается это черное, представила себе, что отходит от него все дальше и дальше, чтобы рассмотреть полностью, и внезапно оказалась перед большой пульсирующей сферой, вокруг которой простирался знакомый грязно-серый, пасмурный фон. Она двинулась, чтобы обойти ее — округлое, округлое, беспросветно черное, горячее, страшное… и вдруг наткнулась на прореху с неровными дрожащими краями, которая медленно стягивалась, и края неумолимо ползли навстречу друг другу, словно губы огромного жадного рта, а в нем…
… что-то в этой строчке мне не нравится… какая-то покореженная строчка…
… хотел бы я знать…
… и будет так холодно…
… когда-нибудь, только нужно верить и за дело взяться с умом, а дальше и без ног можно…
Внутренний мир Кости никуда не исчез, он был здесь, под этой чернотой, которая наползала на него, обволакивая, словно огромная, омерзительная амеба. На мгновение Наташа застыла, в ужасе глядя на нее, и по сфере прошла рябь, словно она почуяла ее присутствие, и дыра начала затягиваться быстрее, поглощая то, что осталось. Опомнившись, Наташа проникла через дыру внутрь, и рванула края в разные стороны, и в мозг ей ударил беззвучный вопль ярости. Сфера запульсировала, обдавая ее черными волнами жара, стараясь затянуть внутрь и растворить в себе.
…выпить смерть… загасить огонь… выпить, она так прохладна и сладка, и больше ничего… счастье, и нет превыше… ненавижу, ненавижу вас всех, ненавижу ваши тела, ненавижу, ненавижу… тебе ничто не поможет, только этот бокал из хрусталя боли и страха, наполненный смертью, она холодна и в ней отражаются звезды, только выпей и ты больше никогда…
Края дыры треснули, и черное начало отступать, с беззвучным упругим треском сдираясь со своих пленников, точно шкурка апельсина, выворачиваясь наизнанку, съеживаясь, продолжая терпеливо петь о прохладной сладости смерти. Она изо всех сил дернула ее, срывая до конца и принимая в себя, и страшная, наполненная ненавистью амеба пролетела сквозь нее, воспламенив на мгновение дикой, безумной жаждой и превратив в себя, кричащую, ненавидящую, обманутую, и исчезла, низвергнувшись в пустоту, и вместе с ней исчезло и все остальное…
Наташа пришла в себя, стоя на четвереньках рядом со стулом, из которого соорудила импровизированный мольберт. Она хрипло вздохнула, еще раз и еще, и на пол между ее расставленными руками упала красная капля. Закашлявшись, она провела рукой под носом и почувствовала кровь. Это напугало ее — никогда, если не считать работы над Дорогой, извлечение не оказывало на нее физического воздействия. Но и то, что она только что видела, не было обычным — оно было необыкновенно сильным и… оно было д р у г и м. Наташа его не узнала — в нем не было ничего общего с тем, что она когда-то вытащила из Кости. Оно было не просто другим, оно даже имело другую природу… оно так же разнилось с предыдущим, как вода с землей. Неужели короткая жизнь взаперти настолько его изменила?
Наташа приподнялась, опираясь на стул и взглянула на лист. Да, она была здесь вся — черная, влажная, дикая, и на мгновение ей показалось, что еще не просохшие мазки туши колеблются, словно нечто упорно пытается обрести украденную свободу, вернуться туда, откуда его вырвали, и насытиться. Она отвернулась от картины и встала, пошатываясь. Комната плыла перед глазами, остатки черного жара потухали в мозгу. Вернулась боль в спине, и Наташа почти приветствовала ее — это было ощущение реального мира, ее мира, и у боли не было ни цвета, ни голоса. Она взглянула на Костю — он обвис в своем кресле на натянутых веревках с безжалостно вывернутыми назад руками, безжизненно свесив голову. Осторожно ступая, Наташа подошла к нему, наклонилась и приподняла ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});