После нескольких дней знакомства? Она, член партии, мать, главный редактор и старый большевик, влюбилась в праздного писаку? Он что, белены объелся? Нет, это она белены объелась! Ох, Беня! Что он делает?
Предзнаменования сбивали с толку. Гидеона не арестовали, Мушь звонила и сказала, что «они» лишь хотели обсудить с ним «кино и историю греков и римлян». Это был намек для Сашеньки или случайно оброненная фраза? Неужели Гидеон предупреждал их об аресте Менделя? «Греков и римлян». Мендель знал древнюю историю. Он сам был древней историей. Корни его ареста, должно быть, уходили в далекое большевистское прошлое, как и уничтожение старого грузинского друга Сталина, Абеля Енукидзе, «дяди Абеля». Он писал об истории Бакинской подпольной типографии, но забыл упомянуть о роли вождя в ней.
Сашенька прекрасно помнила товарища Абеля, рыжеволосого повесу с голубыми глазами, шаловливыми ручками и гаремом балерин. Его расстреляли в 1937 году.
Однако Мендель — не Абель. Дядя Мендель никогда не переходил в оппозицию, он отчаянно дрался на стороне Сталина. Он был «совестью партии», и к тому же не болтун. Почему именно Мендель и почему именно сейчас, когда террор закончен? Ведь арестовать Менделя могли в любой момент с 1936 года. Сейчас его арест казался бессмысленным.
Или Гидеон имел в виду древнюю семейную историю? Но все знают про Цейтлиных, Сашенька работала с самим Лениным, она большевик, дочь миллионера, товарищ Песец!
Неужели органы заинтересовались ее семьей и лично Сашенькой? Ее предки были буржуа, но она защитилась, выйдя замуж за Ивана Палицына, а его преданная служба и пролетарское происхождение выступали гарантией стабильности. Они оба верно служили партии.
Может, все дело в ее муже? Может, в самих органах существует конкуренция, новая «метла»
Берии преследует старых москвичей? Но Ваня никогда не был клевретом предыдущего наркома, да и Берия уволил всех ежовских прихвостней еще несколько месяцев назад. Эти маньяки ушли. Обратились в прах.
Аресты родственников не обязательно должны отразиться на ней, убеждала себя Сашенька. Такое постоянно происходит. Даже родственников самого Сталина, семью Сванидзе, арестовали. Даже брата великого товарища Серго расстреляли. Сталин говорил, что сыновья не в ответе за грехи отцов, но на закрытом приеме в Кремле, на котором Ваня присутствовал лично, тот же Сталин угрожал, что уничтожит врагов народа и «всю их шайку! Да, всю шайку!»
Она знала, что пути Сталина, истории и партии неисповедимы.
«Мы, члены партии — словно члены военного ордена в час непримиримой классовой борьбы и грядущей войны.
“Чем успешнее наша партия, тем больше возникает у нас врагов”, — так говорил товарищ Сталин. Мы всем сердцем преданы партии и идее — священному Граалю, нам не до буржуазной сентиментальности.
Мендель политик, а в нашей развивающейся, но пока неидеальной системе это и есть политика». Она уверяла себя, что все будет хорошо. Менделя, как и Гидеона, отпустят. Наступила новая, «вегетарианская» эра.
Кошмар позади.
Когда подъехала машина, голуби веером вспорхнули с голубятни. Сашенька босиком спустилась вниз помочь водителю открыть ворота. Из машины, усталый, выбрался ее муж, и Сашенька тут же почувствовала себя спокойнее. Ваня занимал должность одного из заместителей наркома внутренних дел, а в марте на съезде был избран кандидатом в члены ЦК — вот он приехал, здоров как бык.
Только немножко переутомился. Да седых волос прибавилось в его густой шевелюре. Но он всегда приходил домой уставшим.
Сашенька напрасно волновалась. На улицу выбежали дети. Карло был голенький, на Снегурочке летнее розовое платьице — она уже выросла. Отец обнял их, прижал к груди, поздоровался с кроликами и подушками, послушал о пироге и конфетах и отослал их в дом. Потом посмотрел на Сашеньку так, как никогда еще на нее не смотрел, от ярости его глаза почернели.
Он хотел что-то сказать, но с веранды позвали к столу.
Ваня повернулся и пошел в дом.
23
Ужин на веранде, казалось, длился дольше обычного.
Дурманил запах сирени и жасмина, потом Снегурочка стала бросаться едой. Ваня хлопнул по столу, подпрыгнул и вытащил дочь из-за стола.
— Немедленно прекрати! — закричал он.
Снегурочке было больно, она расплакалась. Карло испугался, потом его широкое личико скуксилось, он тоже разрыдался.
— Я ничего не сделал! — плакал он. Подбежал к матери, но Сашенька промолчала. Все ее внимание было поглощено мужем.
Ваня избегал встречаться с ней взглядом, ему кусок в горло не лез. Вместо вины, как следовало бы, она почувствовала обиду. Она соскучилась по Бене, по его неистощимому юмору, его раблезианскому сквернословию, по его чуткости.
— Ваня, тебе нужно поспать, — наконец произнесла она.
— Нужно? А что толку? Сашенька встала.
— Я пойду с детьми на речку.
Была половина третьего. Ваня бочком прошел в свой кабинет.
Босиком, с полотенцами на плече, Сашенька, держа детей за руки, повела их по протоптанной дорожке меж серебристых березок к Москве-реке.
Встреча с Беней изменила даже ее походку. Ваня всегда ворчит, когда приходит после ночной смены, убеждала себя Сашенька.
Казалось, солнце ласкает ее скулы, плечи, колени, как будто там медом намазано. Ее бедра, едва касавшиеся друг друга, покрылись испариной. Даже песок между пальцев будил ее чувственность. Юная Сашенька времен Гражданской войны никогда бы не обратила внимания на подобные вещи; советская матрона 30-х годов была слишком серьезна, слишком поглощена партийными собраниями и лозунгами. Она натянула простые коричневые чулки, бесформенное рабочее платье, под косынкой стянула волосы в тугой пучок.
Сашенька поразилась: теперь все пробуждало в ней чувства, и застегнутое доверху платье, казалось, ласкало ее бедра и шею. Она хотела рассказать Бене о восхитительном запахе сосновой смолы, о том, что она ощущает каждой клеточкой своего тела. Прохладный ветерок задрал подол платья и обнажил ее ноги.
Она улыбнулась при мысли о Бене и его объятиях, о том, как он танцует, смеется, широко открыв рот. Они обсуждали книги, кино, картины, пьесы — боже, как они смеялись! А смех вернул ее назад к бедрам, груди, губам — все это принадлежало ему!
Они пришли на золотистые берега реки, обсаженные вишнями. В реке купались другие дети, Сашенька узнала семьи нескольких партийных работников. Она помахала им и послала воздушный поцелуй, захлопала в ладоши, когда дети разбежались и нырнули.
— Мама, ты смотришь? — кричал Карло каждый раз, когда прыгал в воду, а она отвечала:
— А когда это я на кого-то из вас не смотрела?
Она вытерла и одела детей, замерзших после купания.
Возвращались они через лес.
Целая армия колокольчиков ждала их под деревьями. Карло и Снегурочка начали строить лагерь для «лесных подушек», с головой ушли в мир диванов из мха и дворцов из стволов деревьев.
Она села на скамейку и наблюдала за детьми.
Сашенька вспомнила, зачем привела их сюда. Она мгновенно огляделась в поисках таксофона. Позвонить?
Нет, она не будет звонить.
— Детки, пора домой, — позвала она.
— Нет! — закричала Снегурочка. — Мы хотим поиграть.
Она знала, что должна позвонить отсюда, что ей всегда следует пользоваться таксофонами. Сашенька прикрыла глаза. Беня говорил, что будет на своей полуразвалившейся даче в Переделкино. Сашенька знала номер телефона и страстно желала предложить встретиться. В каком-нибудь сарайчике — тесно прижавшись друг к другу среди лопат и гераней! Но ей следует подождать, пока прояснится вопрос с Менделем. Кроме того, Беня отдыхает с семьей.
Она в любом случае наберет его номер. Если ответит супруга, она представится его редактором.
Сашенька ведь на самом деле заказала ему статью для журнала: «Как организовать советский бал-маскарад. Как подобрать платья, маски, приготовить парадный обед».