Фине было неловко перед сыном. Она поднялась, чтобы выйти с кухни.
— Мам, ты куда? — остановил ее Ханнес.
Пальцы сына положили на стол недоеденную полоску.
— Да я… — начала Фина, но ничего не смогла придумать.
Она вернулась на табурет, взяла руку сына и поцеловала вымазанные шоколадом пальцы.
Съев еще одну полоску, довольный Ханнес сложил остальное в блюдце. Вымыл руки, убрал блюдце с шоколадом в холодильник.
— Это потом.
Обняв мать, сын сказал ей "спасибо" и пошел к себе.
Фина посмотрела на разглаженную на столе обертку от шоколада. На красном фоне золотыми буквами было написано "Победа". Сдвинув ладонью обертку со стола, Фина смяла ее в кулаке. Опомнившись, она отделила от бумаги фольгу и накрыла ею шоколад в холодильнике. Бросив бумажную обертку в мусор, Фина наскоро помыла чашки, после чего отправилась к сыну.
Дверь в комнату Ханнеса оказалась закрыта. От неожиданности Фина постучала в нее. Ханнес лежал на диване, смотря в потолок. Фина впервые видела, чтобы сын ничем не был занят.
— О чем ты думаешь, сынок?
Приподнявшись, Ханнес сел спиной к стене. Брови его по-взрослому сдвинулись, лицо стало серьезным.
— Я много думал про себя. Про то, что со мной стало бы. Я был бы, как вы, — всю жизнь работал, не поднимая головы. Появилась бы семья, дети, и вся моя радость была бы в них. Как у вас. А для себя — для себя уже ничего… Мне так не нужно.
— За эти месяцы ты стал старше нас, — поняла Фина.
Ханнес вздохнул. Слова давались ему с трудом.
— Я не прожил того, что вы. Но я видел море. Я летел в небе. Меня любишь ты и папа. Мне этого довольно. Мне не страшно. И вас оставлять не страшно — вы ведь вместе.
— Ты это говоришь, чтобы нам не так было больно? — с сожалением спросила Фина.
— Нет. Я просто понимаю, что для остальных я хуже всех. Хуже любого здорового человека. Таким, какой я есть, я нужен только вам. А вы не вечные.
Во взгляде сына Фина уловила жалость к ней с Теллем. Да. Сын действительно стал старше их. Она хотела как-то подбодрить его, но Ханнес опередил мать.
— Зато, — Ханнес сделал паузу, — я вас никогда не увижу старыми.
***
Тихо постучал своим стуком Телль.
— Что ты так долго? — с недоумением спросила Фина.
— Грузиться пришлось, — чуть нахмурился от неприятного воспоминания Телль. — Машин двадцать было. Военных. Загружать их согнали всех.
Быстро приняв душ, надев домашнее, он зашел в комнату к жене с сыном и сел на табурет у стены. Фину удивило, что муж не устроился на полу рядом с дверью, как обычно. У Телля ныла спина.
— Я думала, мы пойдем гулять, — растерянно произнесла Фина.
— Там темно уже, — Телль не хотел признаваться, что устал. — Давайте завтра с утра.
Фина взглянула на сына.
— Может, останемся дома и не будем ни на что отвлекаться? — поддержал тот отца.
Фина согласилась. Сын попросил конверт с семейными фотографиями. Фина давно хотела купить альбом для них, но снимков для альбома было немного. Достав черный конверт, Фина вытащила оттуда фотокарточки и стала вместе с Ханнесом их рассматривать.
— Я, — смеялся Ханнес, показывая на сидящего на большом стуле малыша с флажком в руке.
Лицо Фины просветлело.
— Здесь тебе год и четыре месяца.
Это самая первая его фотография. Взглянув на написанную на задней стороне снимка дату, Ханнес задумался.
— Да, год и четыре, получается, — посчитал он.
Фина молча протянула один из снимков мужу. По желтым разводам на обратной стороне Телль сразу узнал фото. Его сделали очень давно, когда он только приехал в город. Несуразные штаны, галстук, шляпа, — из всего, на что Телль променял надоевшую армейскую форму, лишь рубашка подходила ему. Фина, привыкшая к детдомовской строгости и одинаковости, сразу обратила на него внимание.
— Таким ты для меня всегда и останешься, — кивнула она на фото мужу.
Телль отдал ей снимок, который осторожно, обеими руками, тут же взял Ханнес.
— Каждый раз смотрю и не могу принять, что папа был молодым. Мне кажется: он всегда был, как сейчас.
— Ты вот по возрасту ближе ко мне такому, — Телль показал на фотографию, — чем я сейчас.
Фина, не моргая, смотрела на фото маленького Ханнеса. Если бы он не рос, если бы он остался тем малышом!
Аккуратно задвинув все снимки в конверт, Ханнес положил его возле матери. Фина убрала конверт в шкаф.
— Пойду ужин готовить, — она подмигнула сыну. — Помогать будешь?
— Да!
— Приходи.
Фина отправилась на кухню. Ханнес словно ждал этого.
— Пап! — позвал он.
Телль, который смотрел на сына, но думал о своем, вопрошающе кивнул ему.
— Как это будет? — шепотом, чтобы не слышала мать, спросил Ханнес.
Телль сразу понял, о чем говорил сын.
— Никак, — решительно начал он. — Я…
— Пап, — перебил его Ханнес. — Мы ведь обо всем договорились. Зачем ты?
— Да, договорились, — согласился Телль.
Не нужно, чтобы сын догадался.
— Я должен буду что-то выпить, так?
"Да", — показал глазами Телль.
— Вы только не заходите, когда это будет, — попросил Ханнес.
В двери комнаты появилась Фина. Она махнула рукой сыну, позвав его на кухню, и посмотрела на мужа.
— О чем говорили?
— Да так… — пожал плечами Телль.
— Ясно, — заключила Фина.
Телль пошел следом за ней и сыном. Он сразу полез в холодильник.
— Во! Откуда у нас шоколад?
— После работы купила в нацторге.
За шоколадом Фина стояла в очереди почти два часа. Давали по одной плитке в руки. После Фины шоколада хватило только шести покупателям. Остальная вереница, человек сорок — те, кто уместился в помещении магазина, уныло разбрелась.
Отвернув кончик фольги от блюдца, Телль сунул туда нос.
— Это не тебе! — строго сказала Фина.
— Я только понюхать, — оправдался Телль.
Поставив блюдце на место, он захлопнул холодильник.
— Сейчас приготовится, жди.
Поужинав, Телль прислонился спиной к стене. Он слушал, о чем негромко говорили Фина с Ханнесом, но после горячей каши с луком было уютно, тепло и клонило в сон. Телль раз за разом ронял голову в забытьи. Потом сознание включалось, словно лампочка. Выдернутый из сна, озираясь широко раскрытыми глазами, он пытался понять, что происходит.
Ханнес кивал матери на Телля и улыбался. Подождав, когда муж в очередной раз придет в себя, Фина легонько похлопала его по руке.
— Иди спать!
Телль хотел что-то сказать жене с сыном, но голова была слишком тяжелая.
— Завтра, — смог только произнести он. — Все завтра.
Фина сочувственной улыбкой проводила мужа из кухни. Когда Телль ушел, она, вздохнув, начала убирать со стола.
— Мам, давай я помою посуду, — предложил Ханнес.
Фина уступила ему место у мойки. Вытерев стол, она смотрела, как сын намыливал тарелки с ложками, ополаскивал их и складывал рядом с раковиной. Делал он это медленно, но старательно, прикусив от усердия нижнюю губу. Стряхнув капли с последней вымытой чашки, Ханнес повернулся к матери и, довольный, показал свою работу.
— Ну все, сынок. Надо отдыхать.
— Я не устал, — решительно сказал Ханнес.
— Все дела не переделаешь.
Ханнес послушно отправился к себе. Вытерев, Фина убрала помытую сыном посуду. Теперь на кухне было точно все. Фина пошла к Ханнесу. Сын стоял в темноте у окна и смотрел на небо. Звезды начинались уже над крышами домов, сверкая маленькими точками по всему черному холодному небу. В нем беспомощно замерзала унылая луна. Не было ни одной тучи, которая накрыла и согрела бы ее.
— Посмотри, красиво как, — прошептал Ханнес, когда мать встала рядом с ним. — Такое небо было на море.
— Красиво, — согласилась Фина.
Не в силах оторваться от неба, Ханнес не видел ее слов. Потом, до конца жизни Фина будет жалеть, что в этот момент не взяла сына и не уехала с ним.
Ладонь ее легла на руку Ханнеса. Сын повернулся к Фине. Луна освещала лицо матери, и Ханнес мог рассмотреть, что она скажет.