Мое сердце сжалось, на глаза навернулись слезы. Я привлекла мальчиков поближе и крепко прижала их к себе.
Первым вырвался Дэн.
— Когда вернется папа? Он сказал, что перед сном мы построим из кубиков башню.
— Скоро, Дэн. Он скоро вернется. — Пожалуйста, Боже, пусть он поскорее вернется!
Ответ на мою молитву последовал немедленно — кухонная дверь рывком распахнулась. Френк повесил шляпу на крючок, но она упала на пол. Стянув с рук перчатки, он прикоснулся ко мне.
— Скоро приедет Ирен.
— Что она сказала? — Я крепко вцепилась в его руку, удивленная его прикосновением, жадно впитывая его силу.
— Она уже недалеко, едет на повозке. Я прошел через поле. Так было быстрее.
Я налила горячего кофе и протянула ему чашку. Он насладился первым глотком, затем посмотрел на меня.
— У них был посетитель, я не знаю кто, они с братом Лэтхэ-мом пошли к доктору.
Доктор Ризингер. Жар, кашель, простуда. Кошмар вернулся. Но, по крайней мере, сейчас я встречусь с ним не сама.
* * *
Ирен, Френк и я ухаживали за Олли полночи, пока не приехал доктор Ризингер. Его кожа была тонкой, как пергаментная бумага. Он склонился над кроватью и осмотрел Олли.
Затем собрал нас всех в углу комнаты.
— Я думал, кара минует нас, но я ошибался.
У меня побежали мурашки по телу.
— Что вы имеете в виду?
Его волнистые волосы стали еще белее с тех пор, как мы виделись в последний раз, и торчали во все стороны.
— Испанка. Я достаточно видел, чтобы сразу узнать симптомы.
Я покачала головой и попятилась в коридор.
— У нее не может быть испанки! — Рукой я схватилась за горло, мой шепот стал едва различим. — Эпидемия прошла, в нашем округе ее больше нет!
— Ребекка! — Френк взял меня за плечи. — Доктор здесь, просто позволь ему…
— Он ничего не знает! Он просто глупый старик! Разве ты не видишь? Нам нужен настоящий врач!
Олли застонала. Я оттолкнула Френка и поспешила к кровати.
— Сделайте что-нибудь! Помогите ей! — Мои крики разлетались по комнате, пока Ирен не дала мне пощечину.
Я уставилась на нее в немом изумлении. Затем прозвучал ее голос, спокойный и нежный, как апрельский рассвет.
— Ты должна быть сильной, Ребекка!
Она посмотрела на бледного Френка и перевела взгляд на меня, подняв брови. Потом она обняла меня за талию.
— Почему бы тебе не пойти наверх и не отдохнуть? А мы позаботимся об Олли.
Я начала было всхлипывать, как маленький щенок, которого пнули ногой, но, увидев покрасневшие глаза Френка, устыдилась. Он выглядел так, будто его вот-вот сдует порывом ветра.
— Я буду молчать, обещаю.
— Молодец, девочка, — одобрительно кивнула Ирен. А я, опустившись на колени возле кровати и сложив молитвенно руки, стала просить Бога наказать меня гриппом вместо Олли.
* * *
Две ночи я спала, стоя на коленях у кровати и положив голову на матрас. Когда я проснулась на третий день, сквозь окно пробивался солнечный свет, освещая личико девочки. Доктор Ризингер и Ирен предупреждали меня, что степень серьезности заболевания нам неизвестна, и мы вряд ли узнаем это в ближайшее время. Но пока на лице нет красных точек, остается надежда на благополучный исход.
Я изучила худенькое личико девочки. Бледное от лба до подбородка. Но темных пятен нет. Я заставила себя встать и распрямиться и поплелась на кухню. Ирен и Френк сидели за столом и пили кофе. Ирен и мне налила чашку. Я отхлебнула немного, откинувшись на стуле.
Ирен похлопала меня по руке.
— Она держится.
Я попыталась улыбнуться, но губы не слушались, и я заплакала.
Послышался звук клаксона.
Прежде чем остальные двинулись с места, я выбежала на крыльцо и замахала руками, чтобы приехавшие не поднимали шума.
Из автомобиля мистера Кулпепера выскочил один из старших сыновей Лэтхэмов.
— Скажи маме, пусть быстрее возвращается. Беула заболела, и папа тоже.
Ирен, очевидно, уже стоявшая за мной, помчалась по ступенькам вниз, и единственным проявлением паники была ее поспешность. Она даже сумела помахать нам на прощание, забираясь в автомобиль возле мистера Кулпепера.
Маленькая Беула. Я облизала губы, мокрые от слез, и рукой начала искать колонну на крыльце, поддерживающую крышу. Но моя рука наткнулась на Френка. Он обнял меня, и я спрятала голову у него на груди.
Я казнила себя за то, что отправила Олли в школу, когда она уже заболела испанкой!
Глава 40
После объятий Френка я не помнила ничего, пока не обнаружила вдруг, что лежу в кровати, мне одновременно жарко и холодно, в горле першит, а в груди тяжесть. Но мне нужно к Олли! Я откинула одеяла или подумала, что сделала это. Они едва шелохнулись. Я застонала, прикрыв пекущие глаза.
Лоб был весь в испарине. Одежда мокрая. Я пыталась стянуть ее, чтобы поменять, но двигаться было очень больно, и я забылась в дреме. Я видела во сне тени мамы, Уилла, папы и тети Адабель. Артур и шериф Джефрис были видны более четко. И мои милые дети! Где-то вдалеке я увидела Френка, я не видела его лица, только спину, просто знала, что это он.
Наконец мои глаза открылись и уставились в темноту. Я села. Голова раскалывалась от боли.
— Я здесь, Ребекка!
— Кто?
— Френк. — Рука приобняла меня за спину. — Выпей это. — Терпкая жидкость полилась мне в рот. — А теперь спи.
— Но Олли…
— Тише… — Рука погладила мне волосы. — Просто поправляйся.
Я попыталась сконцентрироваться на его лице, но мои глаза не слушались. Поэтому я опустила голову на подушку, снова окунувшись в дремоту.
Люди, которых я любила, и те, кто любили меня, смешались вместе, говоря то, что, я знала, они никогда не скажут. В растерянности я бродила среди них, никто не обращался лично ко мне. Я всех спрашивала, что же мне делать, куда идти, но никто и головы не повернул в мою сторону. Я могла только слушать.
Я вновь проснулась, у меня болела каждая косточка. Был день, и глаза воспринимали все вокруг чуть четче. Никто не сидел на стуле возле моей кровати. Я опять приподнялась и потянулась за чашкой воды, стоящей рядом.
— Позволь мне помочь. — Чашку подняли и поднесли к моим губам руки, куда более сильные, чем мои.
— Спасибо, — сказала я и заплакала, горючие слезы вновь затуманили мне взор.
— Не плачь, Ребекка! Пожалуйста, не плачь. — Голос был похож на голос Френка.
Неужели он столь нежен по отношению ко мне? Наверное, это очередное видение, подумала я и повернулась, чтобы опять провалиться в сон в надежде, что боль, преследующая меня с каждым вздохом, прекратится.