Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она улыбнулась немного смущенно и сделала беспомощный жест, – ей было стыдно, потому что она видела, что ее отказ шит белыми нитками и Болховитинов различает их все до одной, но неужели он не соображает, в какое глупое положение ставит ее своей просьбой...
– Простите, – сказал он, – не смею задерживать.
Таня, не подавая ему руки, поклонилась неловко, по-мальчишески тряхнув головой, и быстро пошла вперед, не оглядываясь, но чувствуя, что Болховитинов смотрит ей вслед.
Ей было не по себе, разговор – точнее, конец его – оставил какой-то неприятный осадок. Она почти добралась до Замостной слободки, где жили Лисиченки, и только тут вдруг поняла, что неприятный осадок не что иное, как тот же стыд. С этим человеком она поступила как-то не так. Он обратился к ней с просьбой, в сущности, совершенно естественной, а она сразу отшатнулась от него, как от зачумленного. Но ведь и иначе не могла она поступить!
«Ой-ой, как нехорошо получилось», – подумала она, морщась, и тут же увидела впереди Иру Лисиченко с ведрами на коромысле.
– Аришка, здравствуй! – крикнула она еще издали. – Спасибо за полные, удача мне будет. Как живешь-то? Петр Гордеич как себя чувствует?
– Ничего, спасибо, лучше немного, – сдержанно отозвалась Ира, осторожно, чтобы не расплескать воду, замедлив шаги. – Ты как?
Сдержанность подруги удивила Таню, но в первую минуту она не придала этому значения. А потом сообразила, что Аришка остановилась, не снимая с плеч коромысла, как останавливаются перекинуться двумя словами, и не приглашая ее во двор.
– Да что с тобой? – спросила она удивленно. – У вас что – случилось что-нибудь?
– Со мной ничего, – сказала Лисиченко, щурясь куда-то мимо Тани. – А ты что... у немцев теперь работаешь, я слышала?
– Ну да! Тебе разве твой папа не...
Она не договорила, потому что какая-то женщина прошла мимо, окинув их не в меру любопытным взглядом; да и вообще что тут объяснять, смешно просто! У Аришки плохое настроение, но у кого оно теперь хорошее!..
– Ладно, вижу, что некстати пришла, – сказала Таня – что-то ты надутая сегодня, сил нет. Аришка, я денег принесла, – может быть, Петру Гордеевичу купить что-нибудь нужно. И вообще ты скажи, чего вам достать из продуктов, для меня это сейчас сравнительно просто...
Говоря это, Таня достала из кармана приготовленные деньги, несколько сложенных вместе пятимарковых бумажек, и протянула их Аришке. Та отступила, качнув ведрами.
– Уйди лучше, – проговорила она тихо. – Бессовестная ты, еще заработком хвастаешь – а мы-то с Людой считали тебя...
– Да ты что, Аришка, – сказала Таня, вдруг вся похолодев, – ты что – не знаешь, почему я туда пошла?
– Это неважно, почему. – Ира подошла к калитке и, придерживая коромысло одной рукой, нашарила другою щеколду. – Ты думаешь, одной тебе пришлось трудно? Поинтересовалась бы, как живут другие...
– Я знаю, я видела Вернадскую, – торопливо перебила Таня, – но ты же видишь...
– Я одно вижу: что из всех наших девочек одна ты оказалась такой подлой. Если бы Люда тебя сейчас увидела!
Она открыла калитку и, повернувшись, боком пронесла в нее коромысло. Заднее ведро качнулось, выплеснув немного воды, – сверкающий жидкий слиточек тяжело упал в пыль и раскатился тусклыми серыми шариками. Потом калитка захлопнулась, громко – на всю улицу – звякнув щеколдой.
Глава десятая
– Алексей, послушай-ка...
– Чего тебе?
– Ты уверен, что тут никакой ошибки? А то, понимаешь, оскандалимся мы с этим ангаром – вдруг окажется, что напутали и что совсем не о нем шла речь...
Кривошеин отложил газету и изумленно посмотрел на Глушко:
– Ты же спрашивал меня уже, и я тебе сказал: нет, все правильно, речь идет именно об этом ангаре, ни о чем другом. А ты опять за свое!
– Так нет, просто странно. – Володя пожал плечами и взъерошил пятерней и без того спутанные волосы.
– Постригся бы, черт лохматый, – сказал Кривошеин. – Как только Николаева у себя в доме такого терпит, уму непостижимо.
– Мне только и дела, по фризерам таскаться, – высокомерно отозвался Глушко. – А Николаева со своими штучками докатится до полного морального разложения, я тебя предупреждаю.
– Не докатится, она девка хорошая. Какие штучки ты имеешь в виду?
– Разные фигли-мигли, – свирепо сказал Глушко, – Причесочки там, каблучки и тому подобное. Я понимаю: в какой-то степени ей этим заниматься приходится...
– Вот именно, – сказал Кривошеин. – Чего ж об этом толковать, раз приходится.
– Как знаешь, мое дело предупредить.
– Ага.
– А насчет ангара...
– Опять за рыбу гроши! Что ты ко мне привязался с этим делом?
– Бессмысленная операция, Алексей, – твердо сказал Глушко.
– Ну уж, так сразу и бессмысленная...
– Ты пойми – пустое, никому не нужное заброшенное помещение, где-то у черта на куличках за лесом. Курам на смех! Столько объектов в городе – нужных, ценных, имеющих совершенно определенное военное значение...
– Стратегическое, – лениво подсказал Кривошеин.
– Да ты не смейся, – вскипел Глушко, – я о деле с тобой говорю! Есть немецкие склады, есть административные учреждения, какие-то даже промышленные объекты, а нас нацеливают на этот идиотский ангар! Я сам туда ходил – пусто, ни охраны, ничего. Немцы там еще осенью побывали – стояли, видно, совсем недолго, а с тех пор и не появлялись!
– Вот и хорошо, легче будет провернуть это дело. Ты сразу с большого хочешь начинать, гебитскомиссара тебе подавай, склады, комендатуру...
– Насчет гебитскомиссара ты мое мнение знаешь. В этом вопросе мы совершаем непростительную ошибку, и рано или поздно ты в этом убедишься.
– Может, и так, – согласился Кривошеин. – Если окажется, что я ошибаюсь, то у меня хоть будет утешение, что в результате моей ошибки какая-то сотня человек осталась в живых. Дай Бог, чтобы побольше таких ошибок.
– Ты рассуждаешь как обыватель, тут мы с тобой никогда друг друга не поймем. Если на каждом шагу думать о том, во что это обойдется, то тогда вообще нельзя воевать. Как же тогда на фронте?
– Как на фронте – не знаю, не был. Но думаю, что как раз на фронте каждая операция прежде всего планируется с точки зрения целесообразности, с точки зрения того, стоит ли для достижения данного результата пожертвовать данным количеством живой силы и техники. Если заранее видно, что жертвы будут большими, а результаты с гулькин нос, то какой же дурак согласится на такую операцию...
– Ликвидировать гебитскомиссара – это тебе гулькин нос?
– Факт. Что значит «ликвидировать»? – Кривошеин пожал плечами. – Ты хочешь сказать: заменить одного другим? Не вижу смысла.
– Смысл в том, чтобы земля горела у них под ногами. Странно, Алексей, что ты этого не понимаешь!
Кривошеин опять взялся за газету, развернул ее и стал разглядывать большой снимок на второй полосе – панораму пылающего Ростова.
– Ты вот что, Глушко, – сказал он негромко. – Ты меня политграмоте не учи, этому я сам могу тебя поучить. Политика горящей земли – вещь правильная, но опасная...
– Конечно, безопаснее ничего не делать!
– Я не о том, – терпеливо сказал Кривошеин. – Земля под ихними ногами пусть горит, это правильно, но не нужно только в этот огонек наших людей подкидывать... чтобы пожарче полыхало, дескать. Есть тут какая-то черта, которую перейти очень легко. Вот о какой опасности я говорил, понял? Я вот, как с Черниговщины вернулся, много об этом думаю. Мне там разное рассказывали... Партизанское движение – святое дело, но партизаны тоже бывают разные. Скажем, эшелон пустить под откос – это одно. А бывает знаешь как? Кокнут на лесной дороге какого-нибудь задрипанного зондерфюрера и обратно в лес! На другой день ближайшую деревню каратели сводят под корень, а тот герой сидит тем временем у себя в землянке и гордится. Вот, мол, еще один подвиг на боевом счету! Стрелять к матери надо за такие подвиги, вот что! Мало у нас еще народу погибло из-за чужой дури?! Почему сегодня немец воюет у нас на Дону, а не мы у него на Эльбе, а?!
Последнюю фразу Кривошеин выкрикнул с внезапно перекосившимся от боли и ярости лицом, тыча пальцем в снимок на разостланном газетном листе; и тут же замолчал, словно устыдившись своего срыва.
– Ладно, – сказал он уже спокойным тоном и посмотрел на тикающие на стене ржавые ходики. – Ты давай иди, а то до комендантского часа не успеешь.
– А пистолет?
– Пистолет Мишка принесет. Смотри, потеряешь – голову оторву.
Он все-таки совершенно не понимал, зачем Кривошипу понадобилось взрывать этот никому не нужный ангар на опушке леса, у заброшенного луга, который когда-то должен был стать аэродромом. Никто даже не помнил, к каким точно временам относилась эта грандиозная затея Осоавиахима – создать в Энске лучший на Украине аэроклуб; пожалуй, это было где-то в самом начале тридцатых годов, а то и раньше – в эпоху, когда на спичечных коробках изображался биплан с кукишем вместо пропеллера и надписью: «Наш ответ Чемберлену». Был запланирован целый комплекс сооружений летного городка, но потом все почему-то заглохло, хотя и успели уже возвести грандиозный ангар – почти эллинг, годный по своим габаритам чуть ли не для приема дирижаблей. К ангару подвели водопровод и линию электропередачи от ближайшей подстанции, но дорогу через лес проложить забыли; и после того, как строительство было законсервировано, туда лет десять никто, кроме энской пацанвы, не заглядывал. Летом сорок первого в ангаре разместилась на короткое время какая-то наша часть, потом немецкий склад, но немцы скоро оттуда убрались, – видно, им не понравились ухабы и колдобины на просеке длиною почти в десять километров...
- Битва «тридцатьчетверок». Танкисты Сталинграда - Георгий Савицкий - О войне
- Чёрный снег: война и дети - Коллектив авторов - Поэзия / О войне / Русская классическая проза
- Батальоны просят огня. Горячий снег (сборник) - Юрий Бондарев - О войне
- Плещут холодные волны - Василь Кучер - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне