Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Национальность?
– Русский я.
– Кем работаете?
– Пенсионер.
– Место регистрации?
– Москва.
– А на даче гражданина Смолякова – как вы оказались?
– Сторож я. Дачу ему сторожу. Участок.
– Вы знакомы с гражданином Смоляковым?
– Ну, как же. Знаком, конечно.
– Часто видитесь?
– Да нет. Нечасто.
– Когда последний раз вы видели гражданина Смолякова?
– Да уж месяца три тому. Четвертый пошел.
– Где?
– Ну, на дачу он сюда приезжал, а то где ж еще… Погостить. На дачу к себе…
– Один?
– Так, не совсем один… С женщинами…
– А как он вам платит, этот Смоляков?
– Да ничего себе платит. Немного, конечно. Но ничего – если считать, что живу я здесь. Квартиру-то я дочке отдал. С зятем…
– Я спрашиваю, Сурков: каким образом осуществляются платежи? Раз вы не видитесь со Смоляковым лично?
– А на книжку он мне переводит. Каждый месяц. Аккуратно. Как пенсию.
– Каков ваш круг обязанностей, Сурков? На даче-то? Что вы там делаете?
– Как что? Сторожу.
– Еще?
– Дом топлю. Баню. Для себя. Ну, иной раз трубу пробьет – так я ее, трубу, чиню-то. Или там калитка в прошлом месяце просела. Подымал.
– Посторонние личности на территории участка бывают?
– Нет. Никогда. Никого не было.
– Что конкретно находится на территории участка – вы, Сурков, в курсе?
– Дом. Баня. Хозблок. А что?
– Что было зарыто на территории участка, знаете?
– Нет. Нет! А что?
– Еще раз спрашиваю. По-хорошему. В последний раз – по-хорошему. Понял, Сурков? Кто – бывал – на территории – участка? В течение последнего года?
– Кроме меня со Смоляковым?
– Да.
– Ну, женщины его. Но он если приезжает, то с ними всегда. С женщинами. И они такие… приличные… Не то что с трех вокзалов или там с Ленинградки… Наверное, из казино откуда-нибудь…
– Сурков! Твой участок – грабили?
– Нет! Нет! Залезали – было. Но не грабили. Бог миловал.
– Как это, Сурков?! Залезали – но не грабили?
– А так, гражданин начальник. В прошлом годе дело было. Слышу я ночью: тень на дворе. Шуршит. Ну, я ружжо взял, пошел проверить. К забору подхожу – а меня фуяк сзади по башке. Я маленько и того – вырубился. А когда в себя вошел – ничего. Лежу я в подвале. Пить хочется. Темно. Несвязанный. Ну, я в дом поднялся – а там и нет никого. И не взяли ничего. И телевизор стоит – диагональ метр, и радиола импортная. Ничего не пропало, гражданин начальник. Святой истинный, как говорится…
– Вы в органы милиции о проникновении на участок заявляли?
– Так нет. Не пропало ж ничего.
– А Смолякову сказали?
– Э-эх, и ему нет.
– А когда дело было?
– Какое?
– Ну, когда вас ударили? Ты че, дурак, Сурков?
– Я ж говорю: в прошлом годе.
– Когда конкретно, Сурков?! По хлебальнику захотел?!
– Ну, летом. Началось все в августе. Четвертого. Как раз на Илью-пророка. Я почему и запомнил. А кончилось – шестого.
– Как это?! Началось четвертого, кончилось шестого?
– Ну, ударили меня по башке четвертого. А очнулся я – шестого.
– Ты что, мля, дурак?! Дурку гонишь?!
– Эх, зря я вам сказал, гражданин начальник. Правду говорю: ударили меня вечером четвертого. А очнулся – только утром шестого. Целые сутки в отключке был! Сутки лежал! Сутки! Так меня и не хватился никто!
– Ну, ты очнулся утром шестого – а дальше?
– Дом осмотрел – ниче не пропало! Выхожу на участок, а там: мать моя женщина! Весь его перекопали! Весь!
– Перекопали?
– Ну! Может, я думаю, искали чего? Может, клад? Может, у хозяина моего тут зарыто что?
– Ладно. Сиди, Сурков.
…Два совсем молодых парня, в легких джинсах, светлых майках оставили Суркова в кабинете. Вышли в коридор «ментовки», где они нашли себе временное пристанище: первый – лейтенант, второй – практикант, курсант-четверокурсник Высшей школы ФСБ.
– Ну чего? – спросил один другого.
– Кажется, не врет.
– Да, этот Сурков, по-моему, такой дурак, что и соврать-то не сумеет.
В то же самое времяМоскваПо АТС-1, «кремлевке», разговаривали два генерала.
Первый генерал был однозвездным. Второй обычно красовался в погонах, на которых сверкало три золоченых звезды.
Однако первый руководил одной из спецслужб и имел прямой и непосредственный выход к президенту.
Второму для того, чтобы добраться до президента, требовалось преодолеть как минимум две ступеньки в иерархической лестнице. Потому, несмотря на разницу в званиях, неизвестно еще, кто из них был важнее. И разговор между ними шел равно уважительный.
– Привет, Глеб Исидорович, – сказал в трубку первый, спецслужбист.
– Здравствуй-здравствуй, коль не шутишь. Чего тебе не спится в ночь глухую?
– Служба.
– Ты еще на пенсию-то не вышел?
– Какие наши годы!.. Я чего звоню, Глеб Исидорович: по-моему, у тебя неприятности.
– Откуда ж ты все на свете знаешь!
– Служба такая.
– И какие, по твоим сведениям, у меня имеются неприятности?
Глеб Исидорович, генерал-полковник из Министерства обороны, стоял в пижаме на холодном полу, на своей даче у аппарата «вертушки». С первых же слов собеседника он почувствовал свою зависимость от генерала-спецслужбиста. Тот явно знал что-то, о чем генерал из Мин-обороны не имел понятия. Что-то, о чем он не ведал. Да и мудрено было б иначе. В три часа ночи для того, чтобы сообщить радостное, по «кремлевке» не звонят.
– А такие, Глеб Исидорович, у тебя имеются неприятности, – ответил спецслужбист, – что твои хлопцы, исследователи с юга, захотели ноги сделать. Смотрел, наверно, сегодня телевизор? Вести со всесоюзной здравницы? Это все они устроили, твои ребятки.
Утверждали, что разговор по АТС-1 невозможно подслушать. Но это невозможно врагам, всяким там ЦРУ и «МОССАДу». А вот для коллег – ничего невозможного нет. Оба генерала помнили об этом. Поэтому и изъяснялись эзоповым языком.
– Телевизор я не смотрю, – буркнул Глеб Исидорович. – Глаза болят. – Это было, конечно, полное вранье. За всем, что происходило сейчас на юге, генерал следил по всем доступным ему источникам информации. – А что там показывают, в телевизоре-то?
– Пока еще не показывают – но вот завтра могут показать. Покажут, например, как твои служаки через море пару драгоценных вещичек увезли. И пару-тройку ученых с собой прихватили.
Глеб Исидорович покрылся холодным потом. Он прекрасно понял, что за «драгоценные вещички» имеет в виду собеседник.
Он самолично трижды сегодня пытался связаться с «южным объектом» – связь не работала. Вечером ответил грубый мужской голос, пароля не назвал – Глеб Исидорович швырнул трубку.
«Если их бегство за кордон – его блеф, он бы в три ночи не звонил, – тоскливо подумал военный о собеседнике. – Все очень похоже на правду».
– Так они уже утекли, эти мерзавцы? – по возможности спокойно спросил он. – Я не понял.
– В пути, Глеб Исидорович. Они в пути. Плывут. В смысле идут-с! По морю идут, по Черному.
– На чем они идут, засранцы?
– Записывай.
– Я запомню.
– «Глория», флаг либерийский. Вышли из Туапсе в двадцать два семнадцать.
– Куда они идут-то?
– А кто ж их знает? У меня, ты же знаешь, спутников-шпионов в хозяйстве нет. И самолетов-разведчиков – тоже нет. Эти средства ведь, кажется, у одного тебя имеются. А у меня – только люди.
– И что дальше?
– А я не знаю. Твои люди за кордон убегают – тебе и решать.
– А если… – Голос генерала слегка дрогнул. – Если пароход вдруг в крушение попадет?..
– Всякое в жизни бывает… – неопределенно протянул собеседник.
– А ты – ты президенту доложишь о том, как дело было?
– Не знаю, Глеб Исидорович, не знаю. – Спецслужбист явно наслаждался своей временной властью над старшим по званию генералом. – Не могу тебе точно сказать.
– Ладно. Я понял. А информация у тебя точная?
– Точная, точная… «Что касается ма-ых инфа-рмата-ров, – процитировал генерал, младший по чину, всенародно любимый фильм (его явно радовала сложившаяся ситуация, иначе бы он такую детскую выходку себе не позволил), – то ма-ы инфа-рмата-ры – этта вэрные и надеж-ныы луди».
– Ладно, конец связи.
Армейский генерал-полковник досадливо бросил трубку.
В то же самое время. Черноморское побережье.АбрикосовоВаря и Сергей Александрович медленно шли вдоль главной улицы поселка Абрикосово, улицы Ленина, – она же федеральная магистраль М4.
Их ослепляли фары. В обе стороны тянулся непрерывный поток: автоотдыхающие спасались бегством из зачумленного района.
Борисова они оставили мирно спящим. Как только закончилось действие амитала, он беспробудно захрапел прямо в кресле.
Спецназовцы вернулись на вертолет. Двадцать минут назад винтокрылая машина поднялась с площадки возле реки Буран и взяла курс на «биостанцию» – на соединение с остававшимися там бойцами.