Читать интересную книгу Автоматная баллада - Андрей Уланов

— Ловко. Всё же я тебя не рассчитал. Не-до-рассчи-тал. Ты ведь из-за этого сбежала, да? Любимой дочке бонзы позволено многое, но в целом Храм весьма патриархальная структура — в смысле, очень мужская. Так? Лавры Колумба и Магеллана — это всё побочно, приятный бонус, а основное — шанс начать свою игру… с карманами, набитыми алмазами.

— Не твоё. Собачье. Дело. Ясно? Ты будешь играть по моим правилам.

— Буду, — спокойно кивнул он. — По твоим правилам. Они мне… подходят.

Глава 16

И ты не слушай, мальчик, маму,

Не вынуждай её к обману,

И ты не требуй с неба манну —

Там манны нет.

Бледнеют ангелы и черти,

Когда, доверенные смерти,

По небу весело мы чертим

Свой белый след.

А. ГородницкийАнна

— Сначала меня звали Снегурочкой, — сказала она. — А потом, когда Лёшка подорвался на растяжке и меня выбрали на его место… получилось так — семеро парней и я, Белоснежка и семь гномов. А вообше-то, — улыбнулась она, — родители меня Снежаной назвали.

— Хорошее имя, — Швейцарец тронул палкой уголья костра. — Красивое.

— Которое из?

— Снежана.

— А-а, — отозвалась девочка. — Да, красивое. Только меня так уже давным-давно никто не звал. Как там наши гусеницы?

— Скоро будут готовы.

— А насчёт псов — это вы интересно рассказали. У нас в той стороне несколько групп сгинуло, всего человек двадцать. Больше не посылали.

При слове «псов» Анна вздрогнула.

На собак они нарвались во Владимире. Анне показалось, что их было не меньше тысячи, хотя Швейцарец потом сказал: «Сотни две-три, не больше». Огромная стая крупных большеголовых тварей полностью контролировала город. И это были не простые собаки…

Будь рядом с Анной кто-то другой, псы заполучили бы свою добычу. Энрико не справился бы точно… Шемяка — скорее всего, тоже. Но Швейцарец сумел догадаться… хотя Анна так и не поняла, как именно. Её спутник не просто почувствовал исходящую от нескольких маячивших в конце улицы собак опасность. Он просчитал их и потащил девушку не к ближайшим домам — там была засада, — а к деревьям вдоль тротуара. Когда псы поняли, что намеченные жертвы ускользают, и коричневой волной хлынули из переулков, было уже почти поздно. Когда же Швейцарец в считаные мгновения расшвырял пять гранат, заставив первые ряды атакующих прянуть назад, стало поздно уже и без «почти».

Собаки, впрочем, сдались не сразу. Они собрались под деревом, сбились в плотную, глухо рычащую массу. Анна даже не могла различить отдельных тварей, видны были лишь налитые кровью глаза и оскаленные пасти. А потом большая часть стаи отхлынула, а две дюжины оставшихся начали копать, с нарочитой лёгкостью отбрасывая когтистыми лапами растрескавшийся асфальт.

И тогда Швейцарец начал стрелять. Сериями по десять выстрелов, с пятнадцатиминутной паузой — чтобы не перегревать ствол, безмятежно сказал он, и Анна едва не взвыла громче псов, глядя, как стремительно растёт яма между корнями. Он стрелял, тщательно целясь, и — это поразило Анну больше всего — не в тех собак, что копали.

Ему потребовалось тридцать пять выстрелов, а затем вся стая разом, словно получив неслышную людям команду, бросилась прочь и растворилась среди домов.

Это было просто, сказал Швейцарец, когда они спустились вниз. Они слишком умны, слишком организованы, — а такая организация предполагает наличие не только главного вожака, но и командиров рангом поменьше. Вот я и выбивал подходящие с моей точки зрения кандидатуры — пока их главный не счёл, что мы слишком уж дорого обходимся. Просто… а теперь нам нужно на станцию, пополнить боезапас.

Собаки больше не показывались, но всё равно спать они устроились в танке, тщательно проверив запоры люков. Повезло — на станции, как оказалось, в момент ядерного удара застряла какая-то часть… здесь она с тех пор и стояла. Скорее всего, мотострелковая дивизия, решил Швейцарец, долго ходивший вокруг приземистого броневика, «БРДМ-2РХ»[19], эх, утащить бы такую роскошь, но — глухо, без нормального бензина карбюраторный движок чёрта с два заведёшь, это не многотопливный дизель, который почти любую дрянь сожрёт! В итоге они взяли только патроны и гранаты, даже пулемёт Швейцарец ей взять не позволил — впрочем, пулемёт и в самом деле был весь в ржавчине, это не боеприпасы в заводской таре…

— Да, пёсики были забавные, — спокойно произнёс Швейцарец. — Я так и не разобрал толком, какие именно породы там намешались. Думаю, не обошлось без догов, овчарок и, возможно, ротвейлеров, хотя уверенно не скажешь, мутация дала слишком большое искажение.

— Слушай, — не выдержала Анна, — может, найдёшь более аппетитную тему!

Швейцарец и девчонка покосились на неё с одним и тем же удивлённо-недоумённым выражением.

— Можно, — Швейцарец заглянул в котелок. — Ну вот, почти доварились… Белоснежка, ты начала рассказывать про второй лагерь…

— Да. Второй лагерь называется «Огонёк». Все эти годы мы с ними воюем.

«Этого не должно быть, — подумала Анна, — того, что здесь происходит, попросту не должно быть».

Но это было реальностью — костёр, большие сине-зелёные «мясные» гусеницы в котелке… и тринадцатилетняя девочка в небрежно перешитой армейской куртке. Девочка, рассказывавшая о войне, которая не заканчивалась, — здесь. Девочка — старшая разведгруппы, со рваным следом ножевого удара на кукольном личике… и примотанным к ремню обрывком косы. «Это была их лучшая снайперша, мальчики её очень хотели живой взять, но не получилось. У неё даже граната была непростая, а чего-то хитрое, рванула себя так, что и не осталось почти ничего. Я потом две недели злилась, очень уж винтовку было жаль».

Девочка, которая с первых минут смотрела на её спутника чуть ли не с обожанием.

— И как успехи?

— По-разному, — Белоснежка изобразила странный жест, включавший в себя одновременно пожатие плечами, наклон головы и подмигивание. — Их больше, чем нас, и оружия у них больше. Поэтому они бьют нас чаще, а мы их — реже. Но пока мы держимся.

— Сколько, ты говорила, вас осталось? — спросил Швейцарец.

— Нас в «Солнышке» около пяти сотен. Их — раза в три больше.

— Значит, полторы тысячи…

— Да.

— И мимо них в Москву не пройти.

— Ага. Я ж говорю — тут кругом «пятна», наш клочок вообще непонятно как уцелел. И потом, Шерна… там за сто метров от берега счётчик уже от стрёкота захлёбывается, а единственный сохранившийся мост в Электростали, «огоньки» его так и называют — Переход. По-другому никак, только через него и на хорошей скорости.

— Мы, — вмешалась Анна, — можем попытаться обойти с юга или севера.

— Можете, — девчонка вновь проделала свой плечо-наклон-подмиг. — Если ног не жалко. Это ж столица была, по ней столько мегатонн вкатили… на юг «след» километров на полтораста тянется плюс Серпухов, Тула и Калуга, тоже цели… были. А на севере вообще до края «пятна» никто из наших не доходил. Ну или не возвращался.

— Значит, Переход, — задумчиво повторил Швейцарец. — И на хорошей скорости.

— У нас два броневика на ходу, — быстро сказала Белоснежка. — А в «Огоньке» даже танк есть, «Т-55».

— Ну что ж, — Швейцарец осторожно подцепил ножом одну из бултыхавшихся в котелке гусениц, приподнял её над кипящей водой. — По-моему, сварились.

— Ага. Запах шикарный, прям слюни рекой бегут.

Пахло и вправду сильно… тошнотворно. Я должна буду это съесть, мысленно повторила Анна, должна, должна, должна… это и в самом деле хорошая еда, ну посмотри — у этой… Белоснежки глаза горят и ложка в руке дрожит. Будешь много думать — эта сожрёт всё сама, а мне нужно идти… и мне нужно быть сильной.

— Ну что ж, — повторил Швейцарец. — Думаю, мы с вашим командиром…

— С Игорем.

— …сможем заключить, — Швейцарец на пару секунд замолк, видимо, подбирая наиболее подходящее, по его мнению, определение, — взаимовыгодное соглашение. Ведь если «огоньков» не будет, вам такое количество бронетехники также станет ни к чему, верно?

Швейцарец

— Сколько же их погибнет?

— Много, — его всегдашний холодно-равнодушный тон сейчас действовал на неё, словно звук царапающего по стеклу гвоздя. — Большинство.

— И тебе всё равно нужна победа?

— Это им нужна победа, — чуть помедлив, ответил Швейцарец. — Которую я честно попытаюсь обеспечить. Лично меня вполне устроит нанесение «огонькам» потерь, несовместимых с дальнейшим плотным контролем этого… Перехода.

Они лежали на полу — кровать в штабной комнате «Солнышка» оказалась жутко скрипучей. Лежали, прижавшись друг к другу, — как и все ночи, начиная с той… первой… после поляны.

Каждый отлично понимал — то, что они делают, не помогает заполнить пустоту утраты. Но хотя бы даёт иллюзию.